— Здравствуйте, Корней Владимирович, — поприветствовал незнакомый мужчина, как только я вышел из деканата.
— Вы меня караулите? — спросил я не особо приветливо, настроение было не очень. — Радуйтесь, дождались, вот он я!
— Пожалуй, — да, это Вы. Разрешите отрекомендоваться — Илларион Михайлович Радкевич, — представился щеголеватого вида мужчина годами чуть за пятьдесят.
— Вот как? Интересно, — сказал я, на грани приличия, разглядывая собеседника.
Это был высокий мужчина с карими глазами настолько яркими, что повеяло неким мистицизмом. Выправка выдавала если не военного, то аристократическое воспитание. И его имя Илларион — прям батюшка Михаила Кутузова, за всю свою уже не маленькую жизнь не знал ни одного «Иллариона». И этот классический костюм троечка — ну, прям, только с аудиенции английского короля.
— Мы можем поговорить? — спросил франт.
— Интересно чем мог я Вас заинтересовать? Ладно, поговорим. Кафе, как место беседы, подойдет? Прошу сударь, — сказал я и, как мне казалось, максимально галантно, указал в сторону студенческого кафе.
— Я представляю общество «Зов предков», — начал разговор Илларион Михайлович, присев, «по-аристократически», на самый край стула.
— Признаюсь, уже слышал от декана название вашей организации. И испытываю какой-то диссонанс. Вы ведете себя как дворянин царской России, Ваше имя так же сродни эпохе. И такое несерьезное название организации, — я позволил себе ухмылку.
— Пустяки — сегодня «зов предков», завтра еще как. Важна суть, чем мы занимаемся, — проговорил загадочный человек, испытующе посмотрев на меня.
— Здесь, согласно логике разговора, я должен спросить, и чем вы занимаетесь, и зачем вам понадобился старый больной человек? — я устало откинулся на спинку стула, «держать мину» было сложно, да и незачем.
— Позвольте, Корней Владимирович, все же не прямые ответы, давайте поговорим немного пространно, вам понравиться, уверяю, — спросил мужчина и улыбнулся.
Я развел руками, демонстрируя внимание и приглашая к разговору.
— Корней, Владимирович, Вам, как историку, никогда не было интересно, как некоторые события в истории случаются «вдруг». К примеру, не самая перспективная Англия, Франция казалась куда более развитой, вдруг создает мощнейший флот, теснит испанцев, потом голландцев, начинает промышленную революцию, всех и вся громит, сталкивает лбами, первая создает мощнейшую спецслужбу, когда еще ни одна страна об этом не помышляет. Или вот, Тамерлан. Хромой высокий нескладный на первый взгляд человек, контрастируя со всем окружением — европейского вида, рыжий. Не знатного рода. И вдруг — гроза всей Азии. Громит всех, османы так вообще бежали от него в Европу. И таких примеров множество. Для России — князь Олег, Петр 1. Олег вообще не был князем, а именно он начал сбор земель по торговому пути в единое государство. О политике Петра вообще молчу — никаких предпосылок для его царствования, там номинальный царь Иван, да Софья держалась крепко. Сколько новшеств принес? Не всегда правильных, но все же «аристократ» покрутил в осуждении головой.
— Вы настаиваете на диспуте, Илларион Михайлович? — спросил я, понимая, что таких примеров могу «накидать» множество.
Я нередко размышлял над проблемой роли личности в истории и пришел к выводу, что иногда совпадали два фактора — личность и время, которому она соответствовала. Наполеон никогда не стал одним из крушителей системы, если не было бы революции и усталости от нее у французов, так и про Гитлера и многих других. Действительно много в истории было сюжетов.
— Нет, что Вы, Корней Владимирович, диспут, уверен, не уместен, так как я прекрасно осведомлен о причинах и следствиях подобных переломных моментов в истории. И здесь мы подходим к самому главному, — Илларион Михайлович испытующе посмотрел на меня, размышляя продолжать ли разговор. — Вы любите книги об «исторических попаданцах»?
Я слушал и не знал, как реагировать. С одной стороны — чушь, издевательство над старым человеком, но я раньше периодически жил в парадигме разных эпох, был и княжеским гриднем, даже тысяцким, был полковником в армии Багратиона, гренадером Апраксина и много кем — тогда я не играл, я проживал отдельную жизнь. И хотелось верить даже в такую фантастику.
— Итак, если позволите, я резюмирую, — сказал я после почти двадцатиминутного монолога Иллариона Михайловича.
— Любопытно, что именно Вы прояснили из сказанного мною.
— Чувствую себя студентом на экзамене. Ну да ладно, — раздраженно сказал я.
Хотелось домой, кружилась голова, и весь этот разговор все больше утомлял. Я спешил закончить странную беседу, поэтому постарался кратко сформулировать свои мысли.
— Существуют некие точки бифуркации во времени, в эти точки можно попасть с помощью вашей организации. Я, конечно, хочу верить, но…, кстати, заплатить нечем — я не богатый человек, квартиру не отдам ни под любым предлогом. Но, допустим, все так и есть, и это не дешёвый фантастический рассказ, — то не совсем понятно, зачем Вам я.
— Что Вы, Корней Владимирович? Мы сами готовы Вам заплатить, или, к примеру, Вашему сыну помочь и с работой и деньгами и квартирой, — загадочный мужчина посерьёзнел, достал блокнот и стал его листать. — Так… Вот оно имя Алексей, адрес, проблемы с алкоголем, попытки употребления наркотиков, пока слабых. Это все Ваш сын. Мы имеем все возможности помочь ему. И сделать это как от Вашего имени и, если того желаете — инкогнито.
— Я должен продать душу дьяволу? — с усмешкой произнес я. — И да, удивлен Вашей осведомленности обо мне, может, не менее, чем и пересказу не лучшего фантастического романа.
— К счастью, уточню, Вашему счастью, это не фантазии, — предельно серьезно сказал мой загадочный собеседник.
— А давайте так — я увижу реальные шаги в отношении моего сына и, если вы будете убедительны, и его жизнь наладится, то делайте со мной что хотите, — принял я решение.
— Замечательно, встретимся через две недели, — сказал загадочный представитель общества «зов предков» и ушел.
Две недели пронеслись в крайнем депрессивном состоянии. Проводы на пенсию закончились попойкой всех и вся, коллеги умудрились песенки попеть и искренне порадоваться, что я ухожу. Подарили крайне плохого качества саблю-новодел — и с чувством выполненного долга навалились на алкоголь и закуску, деньги на банкет выделил деканат. Иначе просто никаких проводов не случилось. Лучше бы на руки выдали.
Пришла и моя замена — молодой щеголь с амбициями академика. Ох, и поплачет еще от этого карьериста Любочка.
— Здравствуйте, Корней Владимирович, — я, апатичный ко всему происходящему, как обычно за последние несколько недель, напичканный лекарствами, горюющий по несбыточному, и не заметил, как провел пальцем по экрану смартфона, когда тот завибрировал.
— И Вам не хворать. Я так понимаю, Илларион Михайлович? — сказал я.
— Да. Прошу о встрече, Корней Владимирович. Вы же помните наши договоренности? — продолжил навязчивый собеседник.
— В любое время, — без энтузиазма ответил я.
— Через десять минут у Вас дома, — сказал «общественный деятель» и отключился.
— Э, постойте, не так быстро, — спохватился я, но разговор был закончен. — Мне укол нужно сделать, поесть, убраться, наконец.
Но слова были сказаны в пустоту.
— Здравствуйте, — поздоровался гость, пройдя в квартиру ровно через десять минут, после звонка. — Итак, к делу. Ваш сын получил наследство от Вас.
Я недоуменно поднял брови.
— Да, именно, наследство, Вы оказались весьма зажиточным. Неплохая квартира, приличная сумма денег на счету. Работу присматриваем — можете не волноваться! Отчет, видео встречи с нотариусом, посты в социальных сетях, выписки со счетов сына, фото подписанных документов, — гость передал флешкарту.
— Так я умер? — недоуменно спросил я.
Гость развел руками.
— Вы сжигаете мосты, — задумчиво произнес я.
Страха не появилось, но некоторая нервозность стала проскакивать, как бы ни было, какая бы апатия не захватила меня уже как месяц, неопределенность волновала.
— Мы сжигаем старый, но тут же строим новый мост, — торжественно произнес гость.
— Как-то пафосно это звучит. Между тем Вы уже столько ресурсов потратили и это серьезно. Признаться, я воспринимал все происходящее как некую затянувшуюся шутку, но я готов, — последние слова я выкрикнул, привстал, закружилась голова, и я рухнул на стул, но собравшись с мыслями, продолжил. — Рассказывайте!
— Итак. Вся наша планета — накопитель информации, существуют механизмы, которые мы не можем научно обосновать, но сама матушка-Земля может отматывать назад время, как магнитофон кассету, — начал вещать гость. — Мы можем предугадать место, портал, если хотите, когда будет очередная перемотка и послать туда человека. Есть предположение о параллельных вселенных, может при переносе именно туда, в другую вселенную, и попадает человек.
Я смотрел на «общественного деятеля», но ничего не говорил, а слушал, не веря, но и не опровергая всю эту фантазию, что уже частично звучала двумя неделями ранее. Я успел обдумать и посмеяться над несуразностью ситуации. Сейчас было не до смеха.
— Зачем нам это? Спросите Вы, уважаемый Корней Владимирович. Так вот, есть люди, которым это интересно. Одна из причин, и Вы должны это понять, — научный интерес. Пока мы только догадываемся, что происходит, научились в течение некоторого времени отслеживать испытуемых, или как сейчас модно говорить — попаданцев. Датчики передают данные в течение суток, иногда чуть больше. Время тут, в нашем веке, течет медленнее, поэтому, в зависимости от разницы во времени, там, куда Вы попадете, может и пять-десять дней пройти.
Я вытер испарину, проступившую на лбу. Головокружение усиливалось, подрагивали руки, ощущалось, что еще немного и случится паническая атака. А Илларион Михайлович все «накидывал»:
— После суток контакта, переход полностью закрывается для передачи данных. Это интересно некоторым историкам, которые сотрудничают с нами. Иногда получается попасть непосредственно в событие. Существуют не более двух десятков периодов, которые доступны для попадания. К примеру, 1917 год, или призвание Рюрика — да, мы уже точно знаем, кто это был! Или Цусимское сражение. И важно, назад дороги — нет, — гость выдохнул.
— Вы понимаете, что звучит это как издевательство надо мной, бред, просто бред, — говорил я дрожащим голосом.
— Безусловно, бред! Вы нормальный человек и поверить сказанное не можете, просто делайте все так, как будто это игра и готовьтесь к переходу, — спокойно сказал гость.
— Зачем Вам старик, даже если еще не сошедший с ума? — спросил я.
— Вот, здесь и кроется еще один интересный факт, который нам интересен. Мы не получаем практической, скажем так коммерческой выгоды от того, что узнаем, пока работают датчики и попаданец записывает свою биометрию. Но все, кто совершает переход, становятся молодыми. Их организмы приходят в идеальное состояние, резко улучшается регенерация, клетки восстанавливаются молниеносно. Понимаете насколько важно подойти к решению проблемы мгновенного выздоровления? — гость посмотрел на меня, ожидая, несомненно, бурной и радостной реакции.
— Понятно, — собравши остатки воли, максимально спокойно произнес я, и на лице гостя промелькнуло разочарование. — Философский камень — бессмертие! Все это звучит… словно шарлатанский опус. И если все так и есть, то эти знания мне вряд ли безопасно иметь.
— Да, как видите, я откровенен. А для Вас откроется во всей красе новая жизнь. И мы тщательно выбираем людей, — продолжил гость.
— Да, больной старик, практически одинокий, увлекался всю жизнь реконструкцией, историк. Должен хвататься за предложение, как за соломинку, такому человеку поверить во все это будет легче, — сказал я, хватая очередную таблетку, иначе разговор вообще бы сорвался.
— Именно так, — констатировал гость.
— И, предположим, это правда. Да я не могу в это верить, но предположим… Я могу делать там — в прошлом что захочу? А если прогрессорство? — ухмыльнулся старик, представив, как из крупнокалиберного пулемета косит шеренги наступающих наполеоновских войск.
— Да что угодно. На нас это не повлияет. Наша парадигма не изменится, скорее всего… Ну, еще никак не изменялась. У нас есть предположение, что в наш мир приходили люди из неких параллельных миров, как мы уже говорили, некоторые события и тенденции в нашей истории объяснить крайне сложно, если не учитывать фактор попаданца. Вы будете изменять другой мир, в котором нас, скорее нашего будущего, не будет. Нам же важно, чтобы датчики зафиксировали как можно больше процессов по изменению в Вашем организме. Мы уже кое-что смогли сделать для долголетия, и работа продолжается, — сказал собеседник. — Вы же можете даже с собой что-нибудь взять, для прогрессорства и задать там всем жару.
— Эшелон с танками, — усмехнулся я.
— Нет, вся электроника выходит из строя при переходе, да и усложненные механизмы, — усмехнулся гость. — А то бы мы им, ух, как наподдали, супостатам!
— А датчики, где они будут? Они что из строя не выйдут? — спросил я.
— Они будут в вашем организме, и датчики ну очень маленькие, не влияют ни на что, вшиты в запястья рук, — ответил Илларион Михайлович.
— А если механизмы по отдельности переводить, чтобы собрать на месте? — уже предметно спросил я.
— Это возможно, — сказал гость и достал небольшой планшет из внутреннего кармана пиджака. — Есть пожелания?
— Современные джины обходятся без протирания ламп, — задумчиво сказал я и резко воспрял. — Часы лучшие швейцарские механические с подробной схемой составления механизмов, винтовку с оптическим прицелом и тысяч пять патронов к ней. Пистолет с глушителем и к нему патрончиков. Серебряных и золотых монет на килограмм двадцать не меньше, лучший набор инструментов, шашку казачью образца XIX века, меч полуторный XVI века, лучшие морозоустойчивые семена, обязательно подсолнуха и картошечки, перца острого, да и приправ побольше — гвоздики, перца. Хорошую одежду, палатку, топор, ну, и… я подумаю еще что.
— Не утащите, — скептически произнес гость.
— Так пару лошадок еще мне дадите. Орловского рысака, шайра английского, да хорошую повозку. Я что, на плечах буду нести весь скарб? А еще компас, бинокль, и много литературы. Пройдет лошадка-то? — с азартом спросил я и улыбнулся.
Таблетка подействовала, и стало намного легче.
— Вы думаете, что издеваетесь надо мной? Что ж… Лошадь может пройти, а может и не пройти: все зависит от устойчивости прохода — это секунд десять. Дело в том, что мы не знаем, в какое время вас выкинет каждые десять секунд, это в лучшем случае, выход меняется. К примеру, Вы окажетесь в неолите, а конь в ноябре 1917 года, — собеседник развел руками. — Верхом, больше шансов, вероятно.
— Так разгоните платформу, на которой все это будет, и — вперед! — рассмеялся я, этот разговор начинал даже забавлять.
— Эм… Вы усложняете. Даже не знаю, — задумчиво бормотал гость. — Может быть.
— Что не додумались до такого? — я посмотрел на гостя с превосходством.
— Было всякое, похожие истории имели место. Признаюсь, судьба попаданцев интересует только сутки после попадания, да мы и не всегда понимали, с какими потерями свершился переход, — сказал Илларион Михайлович и встал. — Следующий переход через три недели, мы сильно спешим. Все изложите на бумаге и через семнадцать дней вылетаем на север.
— Коней моих не заморозьте, да и семена, а вот еще плуг самый-самый, из титана, — рассмеялся старик.
— И ящик бриллиантов! До встречи, Корней Владимирович, Вы же не против, если с Вами поживут два милых молодых человека? — сказал гость и вышел за дверь, а в квартиру вошли два амбала.
— Так понимаю, я ограничен в контактах и действиях? — спросил я.
— Приятно иметь дело с понимающим человеком.
*………..*……….*
Виктор Семенович Шамес уже лет как двадцать работал на организацию, которая была настолько засекречена, что даже этот пронырливый истинный сын Израиля, мало что мог сказать о своих работодателях. Да и чуйка Шамеса на неприятности прямо таки «вопила» об истинности поговорки «меньше знаешь — крепче спишь». Поэтому, когда им обуревало любопытство, он представлял свои похороны. Пару раз даже специально ездил на кладбище, что бы провести психологический тренинг. Это извращение помогало Шамесу быть склизким угрем в общении с сильными мира сего и оставаться полезным. Думать же о том, что все, с кем он начинал работать, исчезали, категорически не хотелось. Двадцать лет тренинга — и окончательно побеждено любопытство, которое некогда было частью его характера.
Сегодня Шамес начинал новый проект. Уже найден реципиент, уже найден донор, пополнились старые офшорные счета и открыты новые. Жить хотят все, но богатые люди так цепляются за каждый год своего существования, что их организация уже могла бы составить конкуренцию по капитализации и гуглу, и алибабе, и многим другим известным компаниям.
Вчера операция, которую Виктор Семенович назвал «реконструктор», вошла в завершающую фазу. Шамес любил давать названия проектам. Так он казался себе более значимым.
Три недели назад будущему донору на очередном медицинском обследовании удалось внедрить в тело датчики. Так же и, земля ей пухом, медсестричка ввела специальный раствор в организм этого Корнея, который резко ухудшал общее состояние и так болезненного донора. Сыворотка была рассчитана на два месяца. Если медлить, то скоро Корнею станет легче, и он, вряд ли, согласится. Уход на пенсию Корнея Владимировича обошелся Шамесу тридцать тысяч долларов, не хотела декан лишаться специалиста. А еще Корнею заменили лекарства на психотропные, и он все больше впадал в депрессию.
Пришлось подсадить на наркотики и сыночка донора, как и ввести его в долги. Парень, правда, оказался крепким орешком, даже попытался выкарабкаться, но «медовая ловушка» окончательно его подкосила. Влюбился сынок в элитную эскортницу, которой сделали отличную легенду, она и усугубила проблемы Алексея, сына донора.
В целом, нанесен удар по донору ощутимый и комплексный. Плюсом препараты, и вот готов Корней к любым перипетиям. Только развернулся в своих хотелках так, что Шамесу пришлось даже обратиться к куратору о дополнительном финансировании, так как его собственный гонорар оказался из-за потраченных сумм урезан наполовину, а это было неприемлемо. В какой-то момент даже Шамес поймал себя на мысли, что с большим, чем обычно, удовольствием, нажмет кнопку ликвидации донора. И все было продумано, даже просчитал образ, который вызовет интерес Корнея. Представился ему Илларионом Михайловичем, устаревшим именем, намекая на бурную реконструкторскую молодость повесы-преподавателя.
*………..*……….*
Две недели прошли в бешеном ритме. Приставленная ко мне группа сбила подошвы, бегая по моим «хотелкам» и расширили даже мой, далеко не маленький, лексикон, матерясь на сумасбродство выжившего из ума старика.
И арбалеты давай, да еще скорострельные револьверного типа утяжеленной конструкции новосибирского изобретателя Артемьева, чтобы били без перезарядки восемь раз. И винтовку «Корд» давай, а еще каждый день с инструктором тренируй меня на ней, ибо далеко не мастер стрельбы из подобного оружия. Преподавали мне и азы единоборств. Здоровье не позволяло тренироваться, но под препаратами я, по крайней мере, повторял некоторые движения и старался больше не научиться, а запомнить схемы и, в целом, систему. Тоже было и с фехтованием. Да, я ходил в секцию, да выступал на ристалищах, но нашлись профессионалы, которые показали мне за пару минут, что стремиться есть куда. Держать в руках даже слабую рапиру было сложно, порой и невозможно, когда накатывали приступы, но некоторый опыт позволял улавливать связки.
Критиковал я и качество грамот, что были для меня подготовлены. Ни во времена Ивана Грозного, как и третьего, так и его внука — четвертого, обоих именовали «грозными и великими», так качественно составлять документы не умели. Такая же история и с составлением более поздних документов. Нет, текст был выверен хорошо, в духе периодов, но качество бумаги, чернил, подчерков — все это не выдерживало критики.
Да, я хотел без грязи сразу в князи! А что за князь без лошадей? И тут уже были требования серьезней. Вначале я потребовал пять коней разных пород, чтобы во все исторические периоды быть «на коне». После долгих споров остановились на трех породах коней. Брал я ахалкетинца, мощного коня английского шайра — черной масти, просто громадного и мощного зверя, ну и орловский рысак.
А потом я захотел собачку, да еще тренированную, но до года. Станок слесарный в разборе с ножным приводом. А доспех из титанового напыления, да сложный, составной, кольчужку. А потом еще, еще и еще.
— Хорошо, что эффекта бабочки нет, а то с таким подходом — «кранты» нам всем ныне живущим. Даже спонсоры обратили внимание на траты и сложности исполнения пожеланий, а их капиталы тяжелы, — проговорил Илларион Михайлович, рассматривая мой скарб, который складывали на платформу, чтобы загрузить в самолет.
Всего было два тяжелых летательных средства, в одном летели какие-то люди и мое «имущество». Второй Ил 76, в котором летел я, внутри был оборудован как мобильный и элитный госпиталь. Там было множество аппаратуры, мебель, несколько генераторов, мебель и много чего еще.
Мой скарб, который казался очень массивным, занимал немало пространства внутри самолета. Платформа, которую надеялся перенести с собой, была восемь на четыре метра, но главное — глубокая. Посередке размещалась чудо-телега, которая была в комплектации «сани», почему-то по статистике перемещение случалось чаще в зимний период. Как выявили такую статистику, мне не сказали. Вообще после откровений в моей квартиры, выудить еще информации никак не получалось.
По бокам саней, как и внутри, были четыре мини-сейфа, замок которых закрывался цифровым и буквенным обозначением. Там были уложены монеты, другие драгоценности, частично семена, винтовка, пистолет и часть боеприпасов. Разрубить или как-то вскрыть сейфы без помощи современного инструмента было невозможно. Имелось в санях и двойное дно, где были сложены восемь массивных зеркал, картошка и оставшаяся часть семян. Сани получились тяжелыми, но эксперимент с английским тяжеловозом показал, что коняка может их тянуть. Живность должна быть усыплена и прикреплена по бортам специальными ремнями. Так, ахалтекинский скакун и тяжеловоз находились по длинным краям, пес — передняя стенка, был еще и орловский рысак, закрепленный на задней стенке.
— А доставим? — засомневался я, осматривая свое добро уже в самолете.
— Доставим! Все решили и рассчитали, должно получиться. Смешно будет, когда сразу через переход все это отберут местные хроноаборигены. Мы же не знаем, куда и где Вас выбросит. Есть догадки, что инфополе не позволит выйти при скоплении народа, но все же… — приставленный куратор, посмотрел на меня. — Как самочувствие, Корней Владимирович?
— Ваши пилюли — волшебство! И не надо колоть инсулин, я даже легкие тренировки по рукопашке осилил, — восхищенно проговорил я. — Признаюсь, в какой-то момент были мысли бросить ваши игры.
— Куда же бросить — под миллион мертвых американских президентов ВАШИ игры обошлись, если не считать лошадок. Надо же помесь ахалхетинца с арабом? А золотишка-то сколько? — с укором произнес куратор.
— Осел, груженный золотом, откроет любую крепость, — подражая восточному мудрецу, изрек я.
— Корней Владимирович, подпишите вот это! Это купчая на дачный участок, да и Ваши коллекции монет и оружия неплохо оценили, уж точно больше, чем домик в деревне. Вы же удостоверились в резко ставшей успешной жизни Вашего сына? Квартира, между прочим, досталась ему. А нам нужно было хоть немного отбить Ваши траты, — куратор протянул бумаги.
— Да не вопрос — сгорел гараж, гори и хата! — с улыбкой произнес я и подписал.
*………..*……….*
— Это все? — задал вопрос Глеб Всеславович своему пленнику.
— Не ведаю боле ничего, крест на том поцелую, — разбитыми в кровь губами сказал черноризец Лаврентий.
Глеб Всеславович одним только взглядом указал своему человеку и тот вонзил нож под лопатку монаху.
— Зови Божеяра ко мне в покои, — обронил Глеб Всеславович и подошел к кади с водой, чтобы помыть руки от крови.
Почти сутки держался Лаврентий, по первой стойко выдерживая пытки и даже лаялся, осыпая всех проклятиями, словно и не монах, а какой-то ушкуйник.
Глеб Всеславович уже больше года пытался противостоять, как оказалось, очень мощной организации, которую возглавил иеромонах Даниил, прозванный Затворником. Первые попытки выяснить, чему именно учат отроков в ростовском Затворе, закончились небывалым сопротивлением. Церковники, как бесноватыми стали, никого не пускали, пока князь, по просьбе Глеба Всеславовича, лично не поехал на моление в монастырь, где и находился Затвор с учеными отроками. Отказать князю монахи не посмели, но Глеб, находившийся в свите князя Василько, заметил, что перед приездом князя, монахи много чего прятали. Косвенно о суете и неестественности в монастыре говорили и следы на земле, и абсолютно пустые помещения, растерянность в глазах одних монахов или вызов во взгляде других. Также складывалось впечатление, что черноризцы показывают только то, что можно, настаивают на конкретных маршрутах следования делегации.
Разработка монастыря выводила на разветвлённую сеть некой организации, цели которой были направлены на максимальное усиление церкви, практически создание теологического государства. Открыто они не выступали против княжеской власти, но уже были заподозрены в сношениях со степняками, причем не с союзными половецкими родами.
Люди Глеба Всеславовича, как и его побратима Василия Шварновича, которого все зовут Войсилом, подняли свои немалые связи в среде половецких ханов, те указывали, что монахи с немалыми отрядами сопровождения проходили и по степям и шли со стороны булгар, на юг.
— Звал, Глеб Всеславович? — в пыточную вошел Божеяр.
— Одвуконь скачи в Унжу к Войсилу, перескажи все на словах и вот эту бересту передай, — приказал своему порученцу Глеб Всеславович и в привычной для себя манере, начал прокручивать ситуацию в очередной раз.
С месяц назад удалось перехватить очередной отряд, отправленный, как оказалось, на поиск некого человека. Через два дня пришли вести, что разгромлен еще один отряд, проплаченный монахами. Даниил Затворник не жалел серебра на организацию поисков. Отрядами по два десятка далеко не слабых и, следовательно, не дешевых, наемников, монахи обследовали конкретное место на границе Степи и мокши. Что это за человек, за которым так охотятся, было не понятным, как не ясна была и его внешность. Ориентир у монахов был только один — искомый человек должен быть до крайности странным и, вероятно, владеть диковинными вещами, которых ни у кого не может быть.
Люди давнего приятеля Глеба Всеславовича, Войсилом, перекрыли возможные пути вокруг места появления загадочного человека. Сам Войсил должен, после записки от Глеба, отправится на поиски. Перехваченный монах, которого только что удалось расколоть, направлялся в Степь как раз для того, чтобы активизировать поиски, так как время пришло.
*………..*……….*
Сам переход оказался до скукоты будничным. Мне что-то вкололи, посадили на металлическую платформу, показали направление, где стояли два вездехода арктической раскраски с антеннами-тарелками, а потом ускорение и поехали…
Никаких протуберанцев, всполохов, магии — ничего! Я закрыл глаза и открыл их. Только в толк не смог понять, почему зажмурился. В какой-то момент я оказался где-то…
Резко приподнявшись, закружилась голова, я упал на подстеленную в санях медвежью шкуру, теряя сознание.
Очнувшись, сразу почувствовал себя не просто хорошо, а великолепно! Хотелось встать и бежать хоть километр, да и десять осилил бы без проблем. Так себя не чувствовал никогда, или уже забыл о тех временах, когда был молод.
Вопросов, что переход произошел — не возникло — вокруг были нетронутые просторы степи, а на горизонте виднелся лес, так что скорее сего местность лесостепная. Да и значительно теплее было, нежели в полярном круге. Ощущение ранней весны. Свежий воздух, который возможен только в диких, нетронутых человеком местах, опьянял. По ощущениям, казалось, что сейчас полдень.
Что ж, начнем работу… Я вылез из саней и оглядел свое имущество. Обычно я не матерюсь, но тут пришлось — задней стенки платформы не оказалось — ее просто срезало, как лазером отсекли, даже часть конской упряжи осталась, а коня — моего рысака не было, как не было и трех мешков со специями и, что больше всего огорчило, автомата с частью боеприпасов и большинства книг.
Успокаивался я долго, и только скулеж пса и недовольное ржание оставшихся коней привели меня к сосредоточению. В конце концов, то, что называли в прочитанных мной книгах, «роялями» наличествовали в большом количестве, в какой бы период времени меня не забросило. Было всего столько, что самостоятельно все за раз и не вывезти, а придется частью оставить и прикопать.
Сама платформа была сооружена так, чтобы можно было ее закопать без ущерба для имущества. Повезло и в том, что наполовину конструкция самостоятельно вошла в землю.
Взяв лопату и кирку, я начал расчищать снег вокруг платформы.
СТОП! А как же вторая жизнь — молодость. Где зеркало???
— Мать моя… взглянув на свою физиономию, я вздрогнул. На меня смотрел я лет так в семнадцать. — Но, как же так, ничего не почувствовал? Просто раз — и все! И они упрекнули меня в тратах? Да за одно осознание, что это возможно — получить вторую жизнь, а может и больше — миллиарды покажутся копейками.
Раздевшись и не обращая внимания на морозец, а было не более минус три, я рассматривал себя, насколько хватало растяжки.
— Так, и тут все в порядке, а тут — ух, берегитесь девки! Корней вернулся! — уже кричал я, впадая в некую эйфорию.
Чуть успокоившись от нахлынувших эмоций, я начал работать. Не обращая внимания на время, погоду, я лихо орудовал киркой и лопатой, отбрасывая замершие глыбы земли. Работал отчаянно, физическим трудом забивая накатывающую панику. Осознание, что я куда-то перенесся, приходило и пугало неизвестностью. Через неопределенное время, наконец, начал осознавать происходящее вокруг и в голову вломились истошные звуки. Черт! Мой зоопарк очнулся!
Отсоединил крепления от собаки и коней, последним накинул повод от уздечки на шею, вставляя трензель в рот. Вбил кол в оледенелую землю и привязал к нему коней, наложил овса, смешанного с соломой. Собаке дал сухого корма, которого взял на пару дней.
Работа, несмотря на огромный объем, спорилась, но нужен был день, а то и больше, чтобы успеть прикопать такую махину, благо во время перехода часть моей работы сделала неведомая сила, вбив платформу в землю. С перерывами на короткий отдых, общение с животными и еду, я продолжал до сумерек вгрызаться в землю.
Поставив палатку, распалил костер из прессованных специальных брикетов, поставил воду на кипяток.
— Нужно бы осмотреться, нахожусь тут, как на ладони, — пробормотал я, и перехватил поводок Шаха.
— Пошли, дружище, пока водица закипит, пройдемся до леса, только вооружимся чутка, — проговорил я псу.
— Так, вот это присоединяем сюда, это сюда, ага, — приговаривал я, собирая массивную винтовку.
После сбора оружия, проверил-таки утверждения куратора. Двигатель действительно не заводился, ноутбук и смартфон не включались. Не обманули — техника и электроника полетели. Ладно, сложная электроника, но двигатель — это же механика, почему и она? А было бы интересно, если конунгу Рюрику на смартфоне показать, какой-нибудь недорогой фильмец про него же. Вона сколько версий о первом русском князе в конце 20-го века появилось. Если у конунга было чувствоюмора, уверен, он бы долго смеялся от некоторых несуразиц историков.
— Ну, что, Шах, я готов, — произнес я, обращаясь к псу, и накручивая глушитель на винтовку, массивное оружие, и переносить ее было бы неправильным, но так же было бы неправильным не вооружиться по максимуму, поэтому прихватил и гранату.
Сборы заняли больше времени, чем я предполагал, и вода почти закипела, пришлось котелок отставить.
Рассеянный я какой-то, берусь за дело, бросаю его, хватаюсь за другое. Прежде всего, необходимо думать про безопасность, а уже потом все остальное. Копать начал, лучше бы осмотрелся, куда уже торопиться, я уже «приплыл».
До ближайших деревьев было метров восемьсот-девятьсот. Вокруг все спокойно, только темнело, день переходил в вечер — не критично, в бинокль встроен прибор ночного видения. Нужно, по крайней мере, посмотреть местность на предмет техногенной обстановки, может в леску кемпинг с окурками и пластиком, а я тут что-то себе надумал. Желательно найти и какие-либо следы деятельности человека — уже по спиленному дереву можно многое понять об уровне технологий. Ну, и зверье интересовало. ПНВ не работал!
— Твою маковку, — выругался я, пытаясь переключить бинокль на ночной режим. — И это навернулось!
Разведка местности заставила задуматься. В редком лесу и рядом с ним на снегу было много отпечатков толи лап собак, то ли волков. А у меня кони… Вокруг степь. Так что нужно быть начеку. Нашел я и что-то похожее на следы конских копыт, немало, но вдруг это лоси, или дикие лошади, когда-то и таких хватало.
Вернувшись в свой маленький лагерь, и в очередной раз, накормив «зоопарк», я решил перестраховаться от ночных гостей. Вокруг своего лагеря, я разлил драгоценнейшую горючую жидкость. Если волки бросятся в атаку, она разгонит их и даст света для возможности отстрела хищников. Вооружившись всем, чем можно, и активировав грелку на основе карбида и чего там еще, улегся в палатку. День выдался трудовым.
Ночью меня разбудил лай Шаха и ржание коней. Я же перевернулся и попытался, не обращая внимания на раздражители, продолжить сон.
— Какого черта? — выругался я, когда в очередной раз вздрогнул от пронзительного лая пса, и услышанного воя.
Сознание не могло сразу переключиться на реальность. Не было понимания, где я и почему режет уши эта какофония звуков. Телевизор не выключил?
— Стоп! Вой!
Резко сев в уютной палатке, укутанный в теплый спальник, я протер глаза. Проверил пистолет, нащупал винтовку и топор в углу палатки, после быстро выскочил и увидел на белом снегу фигурки серых то ли собак, то ли волков, они уже окружали навес, сооруженный для коней. Вокруг моих копытных спутников как юла крутился, лаял и скалился Шах.
— Зажигалка, — сказал я сам себе и быстро зажег бензиновую горелку, после бросил ее в место, где была разлита горючая смесь, не озаботившись тем, что зажигалка может испортиться.
Ослепительный свет и резкий жар заставил волков попятиться назад, но два хищника остались внутри огненного кольца.
Так, снять с предохранителя, прицелится.
— Хлоп, — почти беззвучно прозвучал выстрел из винтовки с глушителем.
Мимо! Меня нешуточно лягнуло в плечо. Резко вспоминал уроки стрельбы, которые удалось взять перед переносом. Вот только обстановка не предполагала возню.
— Да ну, так и патронов никаких не хватит, если мазать, — прорычал я, отбросил винтовку и кинулся на ближайшего волка, прихватив топор.
Замах. Удар. Визг. Трофей в виде волка. Шах резким прыжком бросился на второго зверя, и они закрутились. Я подбежал, но никак не мог приноровиться, чтобы ударить топором волка, который одерживал победу над моим еще молодым псом. Только, когда волк свалил Шаха и навалился на него сверху, мне удалось подрубить волку заднюю лапу. Вдали послышался вой десятка хищников, от которого стыла в жилах кровь.
Оторопь. Взгляд на волка. Глаза полные понимания и боли. Зверь ждал и осознавал, что из хищника он превратился в добычу. Удар. Смерть и взгляд укора от таких человечных глаз. Ком подкатил к горлу.
— Если я попал в средневековье, и меня так будет мутить от смерти хищника, как быть с людьми? — бормотал я. — Так, собраться — стая рядом! Пистолет, где же он?
Вбежал в палатку и нащупал новое оружие, которым я умел обращаться лучше, чем винтовкой. Прицел. Небольшое упреждение. Вдох. Мягко выжать спусковой крючок. Выстрел. Трофей!
— Вот так, нечего сопли жевать. Я живой и жить хочу. Я сильный и по праву сильного, — прокричал я и начал выцеливать следующее серое пятно, суетящееся на белом снегу в метрах шестидесяти.
Горючее уже прогорало, преграда от волков могла вот-вот исчезнуть. Снова вой. Волки метались, не понимая, что происходит — стая уменьшалась, а добычи не было.
— А если так, — проговорил я и открутил длинный глушитель. Все же интересно было и время, в которое я попал.
Если это современность или, скажем поздние периоды истории, то волк должен знать и бояться звука выстрела. Это я позже понял, что зверь может испугаться и просто громкого звука.
— Твою мать! — прорычал я, когда очередной раз промахнулся.
В ушах стоял звон. Кони дернулись, волки попятились назад, но я не увидел реакции, кроме непонимания, происходящего у хищников. Вероятно, волки не знают огнестрела. Хоть что-то.
Дальше начался отстрел. Сплошная тренировка. Я выцеливал очередного волка и стрелял. Каждый второй выстрел попадал в цель, пока не закончились два магазина, а оставшиеся четыре волка спешно отступили.
Шах уже немного оправился, но с его передней лапы сочилась кровь. Перевязав терпеливого пса, который только тихо поскуливал, я пошел собирать трофеи.
Свежевать волков было сложно. Знать, как и уметь, — разные вещи. Вымазался, рвота подступала, но я не сдавался. Было необходимо себя тренировать. Если попал в стародавние времена, к примеру, в неолит, времен неолитической революции, бронзовый век, с приходом индоевропейских племен, то изнеженность — путь к провалу. Как и провальным было бы оставить волков без свежевания, может, шкуры еще для чего пригодятся.
После, снарядив сани, я запряг Орла, как назвал английского тяжеловоза, подвязал Араба, соответственно арабско-ахалкетинского жеребца, законсервировал и прикопал платформу. Путь предстоял на Север.
Выбор направления был, как по мне, очевидным. Степи в России находятся южнее, леса и пахота на Севере. На протяжении большого периода истории по степям шастали все, кому не лень: скифы, гунны, авары, сарматы, печенеги, болгары. Список можно продолжать еще долго. Договориться с любым представителем кочевого народа для меня будет многим сложнее, чем со славянином, русом или даже варягом. Дело не только в языковой проблеме, хотя и в ней тоже, а еще в том, что лесная, равнинная, пашенная цивилизация для меня ближе, понятнее.
Взял в сани то, что могло испортиться, и что, на мой взгляд, было необходимо в период становления. Все семена, которые были упакованы в контейнер, положены в ящик, прикрепленный к одному боку телеги. Второй ящик вместил арбалет, винтовку, укутанную в войлок, часть патронов и четыре барабана болтов к арбалету. Картошку укутал так же в войлок и уложил к другим семенам. Взял саблю, немного продуктов, с килограмм серебра и немного золотых монет, часть зеркал и еще по мелочи. В санях ехать пришлось весьма компактно, стесняя себя барахлом.
По всей дороге я периодически делал пометки с указанием направления компаса — было бы обидно впоследствии потерять дорогу к своему кладу. Все чаще стали встречаться пролески, которые переросли в лиственный лес. Уже когда начало смеркаться, заметил человеческие следы. Идти по ним не стал, пришло время обустройства ночлега, благо недалеко показался удобный для бивуака холм, скрытый с двух сторон лесом. Даже зверью будет сложно залезть. Подход к вершине возвышенности был только с одной стороны, которую можно и обезопасить. Вырыл уже в потемках небольшую яму с заранее приготовленными заостренными кольями. Подумал и поставил две растяжки. Гранат было только три, а всего взял в «переход» двадцать штук.
Ночь прошла спокойно, Шах спал со мной в палатке и даже не вылез ни разу за ночь. Наутро быстро собрались, снял растяжки, присыпал волчью яму, и поспешили в путь. Корма для живности осталось максимум на два приема, и вот это — проблема номер раз. Если мы с Шахом как-то могли пропитаться — зайчишки попадались периодически, то, как с конями быть, понятия не имел.
Шел вдоль леса, не углубляясь в чащу, стали попадаться и отпечатки полозьев от чужих саней, благо уже два дня было ясное небо и следы читались хорошо. По периоду, куда я попал, подобные наблюдения ничего, кроме того, что время не техногенное, не говорили. Но факт — я все же ПОПАЛ!
— Шах! Смотри! Дым! — радостно вскрикнул я и осекся. Ну, никакого самоконтроля.
Внимание аборигенов ко мне было бы лишним. Нужно осмотреться, принять тактику социализации, или элементарного общения, определить речь, степень агрессивности среды.
— Шах! Охраняй! — сказал я, выискивая арбалет.
Так, рычаг, барабан с болтами. Пистолет под куртку.
Спрыгнув с саней, я пошел в сторону виднеющегося дыма. Тихо с максимальной осмотрительностью я передвигался по лесу, высматривая, откуда же мог быть дым, держа арбалет наизготовку.
— Не выдюжим! Первак уходи! — отчетливо услышал я.
Лес наполнился звуками, в которых слышались отголоски борьбы. Уже не страшась быть обнаруженным, я поспешил на шум. Через пару минут выбежал на край небольшой поляны, где стал свидетелем драматических событий. Под лапами огромного медведя находился человек, который казался сильно израненным. Мужчина сжался в комок, видимо, отчаявшись. Рядом с этим человеком, которого было сложно рассмотреть из-за порванной в клочья одежды и обильно вымазанного в кровь, скорее всего, свою, был еще один мужик, который пытался достать зверя большим копьем, такое на Руси чаще называли рогатиной.
Мое оцепенение прошло, когда хозяину леса удалось отбить лапой копье, мужик не смог удержать древко рогатины и остался безоружным, смотря в след отлетающего копья. Медведь, оставив без внимания предыдущую жертву, рванул к новой. Я снял арбалет и прицелился. Расстояние было не более сорока метров, что позволяло надеяться на пробитие плотной шкуры зверя.
Вдох, выдох! Выстрел! Болт устремился, как мне казалось в шею медведя, однако результат был не столь обнадеживающим, распоров кожу, наконечник прорезал у медведя лишь правый бок. Подобная рана не могла стать смертельной для крупного хищника, однако, и приятной для мишки ее назвать тоже нельзя. Разъяренный хозяин леса обратил внимание на новую опасность и, как будто, прищуриваясь, начал рассматривать поляну в моем направлении. Быстрая перезарядка арбалета позволяла надеяться на еще несколько выстрелов, даже в условиях атаки зверя, и я не медлил. Выстрел! Болт попадает в правую лапу зверя. Выстрел! Мимо! Надо же было промахнуться в такую громадину! Выстрел! Болт прочерчивает кожу в районе груди, однако, не входит в тушу. В это время медведь получает удар рогатиной в шею. Второй мужик не тратил время, успел не только подобрать свое оружие, но и сноровисто и прицельно ударить отвлекшегося зверя в уязвимое место. Я же сделал несколько шагов в сторону раненного хищника и выстрелил. На этот раз попал картинно — в глаз! Смертельно раненый хозяин леса еще призывно прорычал и окончательно свалился на бок, подергивая в судорогах задними лапами.
Мужик сразу же бросился к раненному товарищу, который, в установившейся тишине тихо постанывал. Осмотрев раненого, мужик перекрестился. Это действие можно было растолковать двояко: или он уже прощается с человеком, или же благодарит Бога за спасение.
Я же немного замешкался, рассматривая мужика, который стал разрывать лохмотья на своем товарище. Мужчина был невысокого роста, может сто шестьдесят пять сантиметров, или того меньше, однако широкие плечи виднелись даже через одежду. Он был с бородой, однако, коротко пострижен, да и борода была стрижена, выглядела, по крайней мере, ухоженной. Из оружия была рогатина, которая все еще торчала в медведе, на поясе висел топор и меч. На кромке поляны рассмотрел и сложносоставной лук.
Какие выводы можно сделать? Точки бифуркации были разные, но их не так и много. Изучая этот вопрос, я насчитал около пятнадцати судьбоносных событий, что изменили историю, семь событий из списка относятся к XIX–XX веку. Отсутствие огнестрела и наличие меча уже исключало как в большей степени XIX, так и XX век. Исключил я и XVII век, как и большую часть следующего столетия, так как ножны от меча были ну явно не периода становления Российского империи. А вот XV век исключать бы не стал окончательно, но скорее всего не в этот период я попал. Уже во время Иванов, как третьего, так и четвертого сабля стала основным холодняком. Мог ли какой крестьянин сохранять старый клинок? Мог, но вряд ли. Да крестьянин, не мог иметь такое оружие вовсе.
Сузим вероятный промежуток времени еще, исключая время Рюрика по причине наличия явных христиан. Исключаются и более ранние периоды. Оставим, как наиболее вероятными время перед монголо-татарским нашествием и Куликовской битвой.
— Кто таков? — спросил подошедший мужик.
Я так увлекся своими размышлениями, что упустил из вида происходящее. И вот я уже в метре от притупленного меча, наставленного в мою сторону. Мужик выглядел или, скорее всего, старался выглядеть, строгим и грозным. Был он молод, даже достаточно густая борода не могла состарить лицо. Русые волосы, нос картошкой, в целом самое что ни наесть славянское лицо, которое иногда нарицательно называли «рязанское». Удалось рассмотреть меч, извлеченный из ножен. Это был рубящий клинок позднее XI-го века, но никак не раньше XIV. Если использовать прикидки исторических событий, то меня могло выкинуть в период монголо-татарского нашествия, или чуть раньше.
— Я Корней, Владимиров сын, — ответил степенно я, глуша в себе волнения.
А ну, как полезет в драку? Кто его знает, все ж — менталитет средневековых русичей. Тут и знание истории подвести может.
— Если с добром ты, то спаси Бог за помощь и спасение, — произнес нарочито официальным тоном мужик.
— А ты кто будешь, мил человек? — спросил уже я.
Нельзя помыкать собой и уходить в глухую оборону оправдывающегося человека. В конце концов — это я спас и его и друга, или кем они там друг другу приходятся.
— О как! Мил человек! Токмо мы не миловались с тобой, чай не девка, — сказал мужик и откровенно рассмеялся, по-детски, самозабвенно.
А я почувствовал себя юмористом. Уж клоуном называть себя не стал. Вообще все происходящее я воспринимал, как некую компьютерную игру с максимальным погружением. Вот сейчас разговариваю с неписем, а до этого завалил локального босса. Мозг наотрез отказывался воспринимать действительность, как реальный мир. Скорее всего, это была защитная реакция организма, чтобы не помутиться рассудком.
— Ты, это, самострел свой кидай! — неуверенно скомандовал мужик.
Я стал быстро разбирать арбалет, отстегивая барабан с последним болтом.
— У-у, прытки какой, степенно убирай, не суетись, — скомандовал неприветливый абориген. — У лесу как тать таишься.
— Так я не тать, — сказал я, медленно поворачиваясь, думая, как украдкой вытащить пистолет.
— Дак, кто ж тебя знает, ты кидай самострел, — уже скорее попросил бородач и пристально впялил в меня взгляд. — Одежа чудная, самострел такой, ты воин?
— Убери меч, греха брать на душу не хочу, поговорим спокойно, без оружия, — сказал я, нащупав пистолет, снял его с предохранителя.
— Ну, коли не тать, так сказывай, кто есть! — потребовал мужик.
— Так, сын своего отца, Корнеем кличут, — сказал я, старательно пытаясь встроиться в манеру разговора. — Дурного от меня не будет, а своего не отдам. А ты кто есть?
— Так, Первак я. Вот зверя брал, — задумчиво проговорил мужик.
— То, что охотник ты, я понял, медведя почти что сам взял, — намекнул я на то, что спас его от зверя.
Мужик почесал затылок. И выглядело это так наивно, такой жест как бы просил прощения.
— Скажи, а где это я, на чьих землях? — задал я уже предметный вопрос, а то долго можно топтаться на этих «Ты кто? А ты сам-то кто?»
— Дык, эта, мордва тут живет, земли родов мокши. Чудна одежда твоя, отрок, — мужик отставил меч в сторону и взялся мять левой рукой материал куртки.
Ясно — все же время перед монгольским нашествием. Не обманули благодетели. После 1238 года эти земли уже стали Золотой Ордой. Конечно, могут и в конце XIII века мордву так называть, но хроноабориген тогда обязательно должен был упомянуть про Орду.
— А на Калке то сеча была? — задал я уточняющий для меня вопрос.
Мужик завис.
— Не ведаю, мы живем тут, в Ростов, да в Суздаль, в Городец ездим, мы, эта… города такого Калка не знаю, — Первак стушевался и говорил слова, словно выучил стишок в школе, но без всякого выражения, пару раз даже закатывая глаза, словно вспоминая нужные слова.
Нужно брать бразды разговора в свои руки, а то простоим как татары на Угре. Все в принципе ясно. Илларион Михайлович говорил о времени битвы на Калке как один из периодов для перехода. Другой ближайший период — время Дмитрия Донского или призвание Рюрика. Меч дает хронологию, как и отношение к религии аборигена. Следовательно, битва на Калке либо только прошла, либо в этом году будет. Первак может и не знать, видимо, они живут уединенно, в политику князей не лезут, да и знать о небольшой речке Калке не должен.
— А пошли, Первак, хлеб преломим, — сказал я и показал направление, где находился мой лагерь. — Давай друга твоего на сани положим, да раны посмотрим, а то кровью истечет.
— Так это, Третьяка нужно к огню, в дом его нужно, — сказал мужчина и стушевался, как будто военную тайну раскрыл мне.
Простота парня подкупала, но пистолет все же я еще раз проверил. Первак с интересом посмотрел на мое оружие, но кроме своего очередного «Чудно» ничего не сказал.
Быстро и сноровисто сделав волокуши, Первак без моей помощи уложил, как оказалось, своего брата Третьяка. Я не долго оставался в стороне и также впрягся в тягло, что значительно нас ускорило. По мере движения по оставленным мной следам, Первак не отводил глаз, следя за каждым моим движением. И я был уверен, что он готов к любым вывертам. Странный охотник. Ухватки как у воина, или, точнее, казака.
Подойдя к моему зверинцу, Первак проявил настоящее детское восхищение. В XXI веке так удивляться не умеют.
— Какой лютый! — приговаривал мой первый знакомец, обхаживая Орла. — Таких больших коней и не видывал я!
Интересно, что Араб меньше заинтересовал хозяйственного мужика. Может потому, что похожие кони на Руси были? Ахалкетинская, как и арабская, породы древние. Ох, и сложно мне будет оставить коней при себе!
Уложили Третьяка на выстеленную шкуру, возле которой Первак стал быстро собирать хворост на костер, раненный постанывал, выглядел не критично, но в разговор, не вступал. Я раздел Третьяка, так, кажется, его называл Первак, начал осматривать раны. Ни разу не был врачом, но имел дело с разными ранениями. В армии разок довелось штопать сослуживца, а на реконструкторских форумах чего только не было.
Прежде всего, я уколол обезболивающее, Первак в момент укола вновь обнажил меч, пришлось успокаивать его. Потом я смочил чистую тряпицу спиртом и стал оттирать кровь с тела уснувшего мужика. Обезболивающее подействовало на него, как снотворное. Оказалось не так все ужасно, как выглядело до оттирания крови. Две раны. Одна в районе ключицы и открытый перелом левой руки, остальные повреждения были больше глубокими царапинами. Вправил кость, обработал рану на руке, засыпал стрептоцид, зашил, перебинтовал. Дальше обработав рану на ключице, зашил и ее. После чего зафиксировал руку двумя обтесанными Перваком палками и еще обмотал бинтом, охватил тряпкой руку и шею. Закончил свои действия уколом антибиотика общего действия.
— Жить должен, — ответил я на невысказанный вопрос Первака, который не проронил ни слова, пока я занимался его братом, если не считать нашу перепалку перед уколом.
После моих слов, парень рухнул на колени и стал истово читать молитвы. Я посчитал, что тоже должен это сделать, чтобы было поменьше вопросов, и также прочитал «символ веры» и «отче наш», больше я молитв не знал.
Ну а после минут двадцати моления, я пригласил Первака перекусить. Во все времена совместное употребление пищи окаймлялось неким мистицизмом. Сложно считать человека врагом, с которым только что ел, это должно быть еще более актуальным в прошлом.
Я достал завернутую в тряпицу снедь, и начал готовить «поляну». Первак уставился на еду завороженно. Даже пришлось его отвлечь псом, чтобы быстро разорвать вакуумную упаковку с ветчиной.
Тут пришел в себя Третьяк и замычал, прося воды. Вот же родители не заморачивались с именами! Но у них и православные имена должны быть, а не только порядковые.
Первак накинулся на еду, и стал жадно есть, уже с набитым ртом отошел на шаг от саней. Я подумал, что он ждет меня, приглашая к обеду, а я просто не успевал за этим ухарем что-то взять. После того, как я подошел и взял ломоть мяса, Первак вновь навалился на еду.
— Спаси Бог, — сказал Первак и отошел от саней. — Приди и ты к нам хлеб преломить, коням корма дать, да отдохнуть с дороги.
— Благодарствую, — сказал я, а кланяясь не смог скрыть улыбку.
Социализация началась. В принципе на хороших позициях. По сути, я спас братьев от смерти. Это Первак должен осознавать. Также в мою пользу и врачевание его брата, дай то Бог быстро пойдет на поправку. Что-то я стал часто вспоминать о Боге, внедряюсь в эпоху?
Дорога оказалась не долгая. Километров пять вглубь леса, благо лес был редким, и петлять пришлось не много. Идти пришлось пешком, на сани положили Третьяка, ехать же на Арабе, когда абориген идет на своих двоих как-то не очень, тем более что статус Первака, как и его сословие, так и не были выяснены. Да и посмотреть на передвижение этого охотника было познавательно. Шел он тихо, с пятки плавно передвигались на носок, не цепляя ни одной ветки. Осознавая свою наивность, что в лесу я был бесшумным, невольно пытался подражать охотнику, вот только выходило откровенно не очень.
— А чего ж в лесу живете? — спросил я, когда среди деревьев наш небольшой караван выкатился на поляну, где было пять строений, окруженных небольшим частоколом, в центре была достаточно большая изба.
— Так, с лесу живем, с лесовиками дружим, — объяснил парень, с тоном как будто разговаривал с неразумным дитем.
Нас заметили сразу, и на край частокола вышел рослый, не чета Перваку с Третьяком, мужик. Седина бороды была сдобрена иссини черными прядями. Прямо мелирование какое-то. Может, здесь средневековый барбер шоп имеется? Борода ухоженная, шуба накинута на могучие плечи поверх длинной рубахи. В руках держал топор, который был явно воинский с длинной под метра полтора рукоятью, мужик был опоясан недешевым ремнем с блестящей пряжкой и с костяными узорными накладками.
— Отец, — Первак обратился к мужику, при этом изобразил почтительный поклон.
— Вы только под утро ушли, и уже возвращаетесь раненные? Говори, Первак! — строгим голосом сказал, видимо, глава семейства.
Пусть говорил и Первак, пересказывая события, частью которых я был свидетелем, но некий «отец» посмотрел только в мою сторону. Голубые пронзительные глаза впились в меня. Рентген, не иначе. Я поклонился, но первым обращаться не стал, даже после того, как Первак закончил свой сбивчивый рассказ. Уважение к сединам, да и внушительный, уверенный, вид мужчины фамильярность не предусматривали.
— По добру ли пришел, молодец? — обратился ко мне строгий мужик, продолжая просвечивать взглядом.
— По добру, Спаси Христос, — ответил я и поклонился, учтиво, но явно менее глубоко, нежели Первак.
— Кто таков будешь?
— Отец мой достойный человек, а мать была красива и мудра, жили во Христе они, — я нарочито перекрестился по православному, старообрядчески.
— Так, так. Проходь в дом, а збрую вон энтим отдай, — сказал мужик и показал на Первака и еще одного мужика, подошедшего к нашей компании.
Я отдал кинжал, саблю, но пистолет держал наготове. Понятно, что с оружием незнакомого человека в дом пускать опасно, но если я какого боярского роду племени, то не урон ли чести отдать клинок? Нужно было сразу представиться боярином. Ладно — все спишем на разницу в обычаях, я же не местный.
В доме, том, который был в центре хутора, рассмотрел подошедшего последним еще одного мужчину. Он был больше похож на седобородого, чем и Первак и Третьяк вместе взятые, поэтому я не сомневался, что это был еще один брат. Высокий, статный, развитая мускулатура просматривалась и свозь длинную безразмерную рубаху. Меня жестом, взмахом руки, пригласили в дом, а следом в помещение прошли сыновья, неся на шкуре Третьяка.
— Садись отрок, — пригласил меня сесть глава семейства, жестом указывая на лавку.
Дом был просторным с двумя комнатами. Квадратов так на сорок, вытянутых в форме прямоугольника. Пола не было — только земля. Мебель была представлена большим столом посередине и многими лавками вдоль стен, в двух краях большой комнаты располагались обложенные булыжниками очаги, возле которых были открытые оконца. Еще два узких окна были заколочены. Да и окнами назвать эти отверстия было сложно — бойницы. Я предполагал, что окна на Руси закрывали слюдой, но, видимо, не везде. Да и отсутствие традиционной русской печи! Нет, я знал, что ее время еще не настало, но так по-черному топить?.. Не правильно!
Мне указали на лавку, но сами не присели. Как зверушку рассматривали.
— Чудно! — сказал седобородый.
— Корней, — сказал я, встал и поклонился в пояс.
Вроде как с почтением.
— Божана, вынеси Корнею меду, — сказал Войсил.
Из второй комнаты с глиняным небольшим кувшином вышла миловидная девушка лет восемнадцати. Лицо все красное, коса по пояс. Вся такая стеснительная, по фигурке, о которой можно с большей степени только догадываться из-за многих одежд, была очень даже интересна, по-женски развита. Девушка не была похожа ни на кого из семейства, черноволосая, с легка раскосыми глазами, но между тем и славянскими чертами лица, курносым носиком и прямо ведьмовскими глазами, которые так и блестели огнем. Одного ее мимолетного взгляда хватило, что бы я покрылся мурашками. Если девушка смотрела не в пол, а на меня — утонул бы.
Молодое тело отозвалось таким всплеском гормонов, что я пошатнулся. Напряжение знакомства с аборигенами и в целом ситуацией сменилось на другое, извечное, что между мужчиной и женщиной. А ведь раньше не припомню за собой такого. Или с годами память притупилась? Нельзя же списывать тот океан страстей, что бурлит внутри меня, только на желание секса?
— Спасибо, красавица, — «дал петуха» я в голосе.
Принял из рук Божаны, так же ее назвали, кувшин и жадно начал пить слегка сладкую слабоалкогольную водицу. Девушка зарделась и убежала.
— Н-да, — сказал глава семейства и почесал бороду. — Плохо девке. А ну сыны, баню натопите, да Божане наказ дайте, чтобы снеди принесла. А ты, Корней, не бойся — в этом доме обиды тебе не будет. Только расскажи, кто ты, да откуда.
Сыновья разбежались то ли распоряжения выполнять, то ли просто оставили меня с главой семьи для разговора наедине. Пришлось разговаривать под похрапывание Третьяка, который был уложен на большую лавку, засланную медвежьей шкурой.
Еще раньше я думал о легендах как объяснять обществу свое происхождение. Для первой половины XIII века я посчитал, что чем больше невероятного, тем больше стану интересным аборигенам. Смысл всего сказанного был таков…
— Сам я Корней, сын Владимира. Отец мой словенского рода полабов, что живут на западе от ляхов…
Своей легендой я пытался добиться решения нескольких задач. Первое мне нужно было как-то объяснить возможное мое невежество и некоторые словечки, которые могут проскочить. Ну не средневековый я лингвист. Следующая задача схожая с первой — мое оружие, которое явно выбивалась из производственной линейки местных оружейников. То же самое и с некоторыми вещами. К примеру, как мне было объяснить, если любопытные аборигены посмотрят в бинокль?
История моя выглядела следующим образом. Я сын полабского воеводы. Мою мать, братьев и сестру убили немецкие рыцари. Обязательно про сестру рассказать — больше сострадания, чем больше у собеседника вызвать эмоций, тем меньше разума в нем останется. Отец с остатками своей дружины влился в войско другого представителя германской средневековой аристократии, конкурирующей, так как сказать, фирмы. Уже с этим сюзереном отец участвовал в междоусобной войне против своих обидчиков. А после победы с группой безземельных рейтаров влился в отряд, который стремился добыть славу в очередном крестовом походе, куда взял и меня. Так, я попал на войну католиков против мусульман, но сам всегда был православным. Отец погиб, и я со скарбом бежал, заплатив армянину, который и помог мне выехать на Кавказ. Армянин и его два помощника погибли от моей руки, когда попытались ограбить и убить.
Больше года я пацаном четырнадцати лет прожил у аланов, где даже поучаствовал в клановой войне. Когда мужчины селения ушли мстить другому роду, за какую-то обиду, на нас напали и многих посекли, но я убил одного алана, забрал у него коня и смог удрать. Пошел я дальше через земли половцев к венецианцам в Крым, там прожил еще год, познавал науки, учился ремеслу. Но умер старый мастер, который знал много премудростей, а его семья меня выгнала. Вот оттуда я и ехал на Русь, как завещал мне мой отец, который и среди западных схизматиков всегда был веры православной.
В избе было молчание, и глава семейства завороженно слушал, а симпатичный носик девушки чуть виднелся из соседней комнаты, или светлицы. Такой блокбастер для тех, кто знает округу и считает, что километров через триста-четыреста и вовсе кончается мир, был в новинку, как сказка. Но, я поторопился с выводами.
— Добре баешь, кот-баюн! — сказал Войсил, так представился глава семейства.
Он разгладил бороду и задумался. Пауза длилась не меньше минуты.
— Как православный с схизматами в одном войске воюют? И в каком таком походе был твой отец? Когда лыцари Царьград взяли? А ныне эллинов в латинскую веру обращают? А по половецкой земле хаживать, как по княжим палатам? Так годами не вышел ты! — сказал глава семейства и вновь разгладил бороду. — Свезло тебе, отрок, чай Мокша сама вела, прости господи.
Я замер. Да заврался я, но здесь не привыкли ко лжи, стараются верить, наверное.
— Отец мой хотел богатство найти в сарацинских землях, потом сам собирался идти на Русь и податься в бояре к князю. Он нанимался к сарацинам и охранял паломников в Святую землю, — сказал я.
Лучше в патриархальном обществе ссылаться на мнение старшего. Был же я еще ребенком, выходило, что отца убили, когда мне лет тринадцать стукнуло. Знать взрослые дела и мотивы было мне, как сейчас бы сказали, «невместно».
— А после ты, отрок, у схизматов наукам и ремеслу учился. Венецианты те, это кто Царьград брал? — спросил Войсил и сам же ответил. — Византийца обойти у коварстве? Ох лукавы те схизматы… А ремесло какое знаешь?
— Стеклодувное, помогал лить железо, самострелы делал, — начал перечислять я ремесла, в которых хоть что-нибудь понимал, или прочитал перед переходом.
— То добре, только самострелы супротив лука хилые, — задумчиво произнес Войсил. — А ты и биться горазд? Вторак, а ну ка мальца спытай.
Приплыли. Нет, я на ристалищах на реконструкции бывал и многих бивал, да и каратэ там всякое постигал, что в подвалах еще Советского Союза прятали. Сейчас так и здоровье на высоте, думаю и реакцией не обделен.
— Так, это мы быстро, — сказал Вторак. — Отец, а бой смертный, али как?
— Давай на деревянных мечах, — сказал Войсил. — Мальца не прибей. Иш ты, ремесло он ведает!
Вышли во двор. Войсил дал деревянные мечи.
Ну, что ж, попробуем. Встали, я поклонился, на что недоуменно посмотрел Вторак, но голову слегка склонил.
— Бой, — скомандовал Войсил.