По грехам нашим. В лето 6731 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

ГЛАВА 2. СОЦИАЛИЗАЦИЯ

Вторак занес меч над головой и попытался со всей силы ударить. Парировать такой удар я бы не смог и ушел влево, пытаясь поднырнуть и кольнуть в бок соперника. Успела промелькнуть мысль, что Вторак обращается с мечом как с оглоблей, но он резво успел развернуться и блокировать уже мой удар с шагом назад. Инициативу мой соперник потерял. Я подбил меч Вторака, и пока он по инерции возвращал свою руку, слегка опущенную моим ударом по мечу, полоснул по кисти своего соперника. Деревяшкой это было терпимо, но, если представить отточенное лезвие, то соперник уже бы лишился нескольких пальцев, а то и самой кисти. Но бой не завершился. Вторак отпрыгнул на полтора метра назад и сделал три боковых замаха мечом, видимо, пытаясь, то ли запутать меня, то ли напугать. Последовал резкий удар соперника снизу вверх с одновременным шагом навстречу. Сложный удар и блокировать его непросто, но я и не старался это сделать. Мой рывок вперед дезориентировал соперника. Прокручиваюсь против часовой стрелки… Хрясь! Удар локтем в челюсть и Вторак попятился. Я не предпринимал никаких действий. Понятно, что нокдаун противника позволил бы мне одержать победу.

Вторак же заревел как зверь.

— Хватит, — прокричал Войсил. — Видел. Добре. Вторак, в баню отведи гостя, да снедать будем.

Глава семейства развернулся и пошел. Вторак, держась за челюсть, подошел и бросил передо мной свой деревянный меч.

— Идем, Корней Владимирович, баню уже истопили, — сказал через боль бывший соперник и указал на небольшую избу в самом углу хутора.

Баня была небольшая метра два на три с лавками по бокам и печкой-каменкой в дальнем углу. Рассмотреть же весь этот не хитрый интерьер представлялось сложным из-за дыма и пара, клубящегося внутри.

— А вы париться не будете? — спросил я раздеваясь.

Вторак задумался над моими словами и только через паузу ответил:

— Да не.

Я начал раздеваться, но мой «банщик» уходить не собирался, а с выпученными глазами смотрел на мою одежду.

— Ну? — спросил я, зыркнув на Вторака.

Раздеваться под таким присмотром мужика лет двадцати не хотелось. Вряд ли здесь слышали о тенденциях в определении гендерных пристрастий конца двадцатого века, но дискомфорт ощущался.

— Чудно, — прошипел Вторак и вышел.

Присев на лавку я попробовал расслабиться телом, но напрячь мозги. Все смешалось, и рационально мыслить не выходило. Нужна мотивация, как-то определить свои цели, что не болтаться по жизни, словно что-то в прорубе. Жить в чужом, пока чужом, мире без хотя бы краткосрочных целей нельзя. Это не потребительский мир, из которого я пришел, где главные дороги человека находятся по направлениям к холодильнику, телевизору и туалету. И в покинутом мной мире есть люди с более широкой географией, чем я только что сказал, но это, как мне кажется, уже меньшинство, которое все-таки умудряется толкать прогресс.

Зачем я здесь? Нет ясно, что вторая жизнь, что помог сыну, которого видел только издали, что все это воспринимается пока как игра с погружением. Было и восприятие, что все это сон. Но все же без цели я прожил прошлую жизнь, эту нужно иначе, но как? Спасти Русь от монголо-татар? Я один, даже со всеми своими «роялями», очень слаб. Нет, не получится. Дело ведь не в проигранном каком-то сражении, а в системе, которая, как ее не подпитывай, не способна противостоять активным дисциплинированным ордам.

Так для чего? Ну, внедрю я картошку и кукурузу на лет так шестьсот раньше. Нет, это уже — какая-никакая, но цель. Там где урожай зерновых погибает, картошка чаще всего дает неплохие урожаи. Значит, заделаться таким аграрием — экспериментатором. А еще пушку сделать, да как бабахнуть. Отлично, но церковь к-а-а-а-к объявит колдуном, да к-а-а-а-к даст погреться на костре. Но состав пороха я все же записал. Думать крепко нужно.

Понимаю я то, что Русь в таком виде, как в начале XIII века, слаба системой, но сильна людьми. Направь этих людей в нужное русло и взрыв цивилизации и государственности будет такой, что все соседи содрогнуться. Значит цель — централизованное государство? Может быть, если будут условия созревания самой идеи. Я же не князь и армии не привел, вундервафлю не перенес, почти что, так, сравнительно, по мелочи. Боеприпасы закончатся очень быстро. Но, как говориться, будем посмотреть. Первое — как-то освоится. Купить землю, холопов, или заключить ряд со свободными крестьянами, начать заниматься сельским хозяйством. Второе — создать производство чего только смогу, исходя из реалий времени. Третье — на полученные ресурсы, которые в любом случае захотят отобрать, создать систему безопасности. Пока так.

Мысли перенеслись на этих странных лесных людей, которые меня приютили. Чего они от меня ждут? Может уже Шаха прибили, да коней делят, а меня в бане запрут, да подожгут? Но если никому не доверять и обходить всех людей стороной — много получится в новой жизни? А к князю на поклон нужно идти, если собираюсь крепко встать, а не ходить за плугом, которого и не используют, поди, ну, за сохой да ралом тогда. Думается, здесь проще попасть к князю, чем в мое время к президенту. Но что он мне скажет? Иди, значит, Корней всех басурман бей — вот тебе золото, моя дружина, ты ведь такой красавчик. Ха, ха!

Пока же, на удивление, хорошо разогретая баня.

— Мать, ш-ш, — прошипел я от резкой боли в груди, а через секунду и в затылке.

Боль нарастала и двигалась вместе с маленькими бугорками, выступающими под кожей. Казалось, что сдерживает эти появившиеся непонятные механизмы лишь тоненькая кожа. А еще только что вылил воды на раскаленные камни, и обдало раскалённым паром, может и с перебором.

— Чужие, твою мать, — вспомнил я фильм, когда в героев внедрялись инопланетные твари, а потом искали выход.

Нащупав двигающееся «нечто» на своей груди в районе сердца, я привстал и стал искать нож, который был вложен в специальном кармане на штанах. Эту хрень я решил вырезать. Боль слегка утихла, но понимание, что у меня под кожей что-то есть и оно двигается, заставляло паниковать. Подержав нож над огнем, насколько хватило терпения, уж очень было горячо, я окунул лезвие в бочку с горячей водой — хоть какая-то дезинфекция. Сделал правой рукой разрез места, где остановилось это «нечто», придерживая «шишку» другой рукой. Крови было не много, и она удивительным способом стала быстро сворачиваться, но этому обстоятельству я тогда не придал большого значения, не осознал.

— Твою мать, Илларион мать его Михайлович, — выругался я, наблюдая у себя на ладони приборчик. — Так вот как вы отслеживаете меня! А как сигналы идут?

— Да ну вас к черту, — я кинул прибор к горячим камням и, нащупав второй, изъял и его, чуть подрезав на затылке кожу. Кровь протер термобельем, так как не имел под рукой ничего другого.

Видимо температура в бане градусов под 80 спровоцировала какие-то процессы в моем теле и аппаратура начала реагировать.

— Что? Аппаратура? Она же выходит из строя?! Он говорил об датчиках, я был тогда, как в тумане, не особо мог логически думать. А стоило выяснить, почему эти датчики не выходят из строя при переносе, — сказал я в пустоту, уже догадываясь, почему приборы работали столько дней.

Они внедрили свои датчики в сердце и мозг возможно так, что при их отключении я бы умер. Весьма вероятно, что они убили бы меня, как только сигналы перестали поступать, например, взорвались в мозгу или импульсом остановили сердце. Зачем, в принципе, множить сущности этим экспериментаторам. Как только подопытная мышка перестала приносить пользу — убить, а то вдруг «эффект бабочки» существует.

— Да пошли Вы, экспериментаторы. Вторая жизнь! Да я просто подопытная крыса, — продолжал я моральное самобичевание.

— Корней Владимирович, ты чего злишься! — в баню вошла Божана.

*………..*……….*

— Давление падает, — истерично закричал доктор, который до этого со скукой посматривал на мониторы.

Первоначально процесс восстановления организма у тайного, но явно влиятельного пациента, шел с более чем положительной динамикой. За менее чем сутки омоложение составило до сорока лет и до предполагаемого результата оставалось не более трех часов, уж слишком запущенный организм был у пациента. И когда дежурный доктор начал откровенно зевать, начались процессы, которые еще ни разу не проявлялись. Омоложение не только замедлилось, но, и прямо на глазах, пациент начал стареть. Появились морщины на только что бывшем практически молодом лице, резко начали изнашиваться внутренние органы. Уже аппаратура показала у пациента цирроз печени и ишемическую болезнь сердца. Здоровые клетки организма клиента перестали восстанавливаться и регенерировать, появились и раковые опухоли.

— Что случилось? — в палату вбежал Шемес. — Ты что, скот, сделал?

— Есть пульс! — не обращая внимания на вбежавшего неадекватного куратора, доктор начал реанимационные действия.

Информация от показателей организма клиента приходила на гаджеты всех заинтересованных лиц, Шамес был одним из самых заинтересованных, так как от успеха зависела его жизнь, и это не фигура речи.

— Пульс есть, но наблюдается резкое отмирание клеток, прежде всего, головного мозга. Процесс вряд ли обратим! — кричал доктор.

— Он должен жить! Или умрем мы и все наши родные и близкие! Ты слышишь? — отвечал другой человек, представившись… без разницы, как он себя сейчас называл, это был Виктор Семенович Шамес, тот самый распорядитель и куратор проекта.

— Все, мы его потеряли, — констатировал ассистент доктора.

Сердце пациента запустилось, но буквально через десять секунд самого сердца практически не стало.

— Что могло случиться? — проорал Шамес, держась за спинку стула толи от опьянения, толи и ему становилось плохо.

— Датчики донора были уничтожены, и импульс от них перешел к реципиенту, — дрожа, вывалил единственное объяснение случившемуся доктор.

— Отключай его, Корнея этого, пусть сдохнет в своем мире! — заорал Шамес.

Доктор обреченно опустил руки и понурил голову. Он знал, что должно дальше произойти. Понимал, что его вины в смерти пациента не было, но никто и разбираться не станет.

— Убей этого гада! — истошно проорал Шамес, переходя на визг.

Ответа не последовало, и тогда куратор сам нажал кнопку уничтожения донора, как это делал всегда, но после омоложения очередного влиятельного старика. Аппаратура не показала, что донор погиб, но Шамес сильно на то рассчитывал. Они всех доноров убивали до момента разрыва связи. Просто взрывали датчики внутри путешественников во времени. Нельзя было рисковать, ведь до конца так никто и не знал, могут ли попаданцы влиять на современный Шамесу мир.

— Телефон, где мой телефон? — судорожно хлопал себя по карманам Шамес.

Он захотел позвонить дочери и сообщить ей номер основного счета на Фарерских островах, где собрал уже полмиллиарда долларов.

Тут в палату ворвались люди с автоматами. Первым же выстрелом в голову неизвестные вооруженные бойцы закончили жизненный путь Виктора Семеновича Шамеса, двадцать лет работавшего на организацию, о которой и сам практически ничего не знал.

*………..*……….*

Василий Шварнович окинул взглядом своих сыновей от второй жены Агафьи. Она была хорошей женщиной, подарившей ему трех сыновей и дочь, но первая жена — всегда в памяти. Остался сын от первого брака, который сейчас на службе у ростовского князя Василько.

Войсил смотрел на эту «троицу» и качал головой — сыновья-погодки, но вот средний оказался самым разумным. Но другой… На ровном месте получить ранение… Но насколько же Первака с Третьяком любит Бог — именно им повезло обнаружить того человека, которого так ищут монахи.

— И как он вам? — спросил сотник сторожевой сотни Василий Шварнович.

— Чудной, на мечах бьется странно, много двигается, конь у него булгарский, да еще не конь, а зверь черный, громадный, что таких коней и не видовал никогда. Я посмотрел его скарб, собака там еще чуть не укусила меня. Вельми много странного у Корнея. Точно, он тот, кого мы ищем, — начал высказывать свое мнение Вторак.

Так повелось, что сыновей Войсил назвал по очередности рождения, но у них есть и церковные имена, зваться которыми они станут только тогда, как в полную силу войдут и покажут себя лучше других. А пока постигают науку воинскую, лесную, да другие нужные в сложном и многогранном деле разведки.

— Невместно, не по чести было смотреть скарб гостя, но ладно, дело важнее наряда и правил, — Войсил окинул взглядом своих сыновей — Да, это он, его монахи ищут, только зачем он им?

— Думаю, что и сам Коней не будет знать, зачем он потребен затворникам. Нельзя его отпускать, — продолжил размышления вслух Вторак.

— А мы и не отпустим! Заприметили, как Божана на его посмотрела? — Войсил разгладил бороду, ухмыляясь.

— Отец, ты все знал и для того и взял с собой Божану? — задал вопрос Первак.

— Нет, вы ведаете, что в наше отсутствие Божану ожидает? Насилие! И мы не поможем. А за кого девку отдать после половецкого полона? — ответил Войсил. — Знамо мне, что Вышемир сватов уже готовил послать, потому и спешили мы уйти, чтобы не отвечать боярину отказом и не побудить того раньше времени начать войну с нами. Ведаете сыны, что в Унже за Ратмира часть воев станет, да якшается он с ушкуйниками, коих так же под сотню буде. Выдюжим? Да, а сколь своих положим?

Василию Шварновичу и самому не нравилась ситуация с Божаной. Он не хотел брать племянницу на важное задание, но дома, в Унже, ее ждет много проблем. Уход сотни Войсила из города и так чреват серьезными потрясениями, уж больно много недоброжелателей расплодилось в Унже, пора их зачистить, иначе и булгарских набегов не нужно, чтобы в городе началась резня.

— Отец, ты желаешь скинуть Лазаря? И подставить этого Корнея? — разгадал планы отца Вторак.

— Коли сосватаем Божану, то и оставим Корнея при себе, поймем, зачем он так нужен монахам-затворникам и побудим Вышемира и Луку ошибиться и поспешить, за раз можно будет убрать всех татей из города, да самим крепко стать, — спокойно ответил сыну Войсил, он умел принимать сложные решения.

Войсил искренне любил свою племянницу, желал ей добра. Добиться этого счастья для родственницы было сложно. Дело даже не в том, что очень немаленькое поместье перейдет в собственность мужу Божаны, Войсил был богат и имел много земли. Дело в том, что подходящей партии для племянницы не было. Возможные женихи оказывались либо просто трусами, так как после общения с Вышемиром, сразу же давали попятную, либо статусом не вышли. Ну и то, что Божана была ранее полонянкой у степняков отбивало у некоторых желание жениться на «порченной девке», пусть и красивой. Корнея же можно представить, как боярина, да и его кони более красноречиво говорят, что парень не от сохи.

— Отец, ты хочешь войны в городе? Лазаря, Луку и Вышемира воевать? — задал свой нелепый вопрос Первак, который констатировал уже сказанное.

Сыновья в присутствии отца всегда терялись и выглядели глупыми. Так уж приучил Войсил своих приемников, что лучше выглядеть глупо, но все досконально переспрашивать, чем не понять даже малости. Вот и сейчас братья могли бы сами до всего додуматься, но, времени устраивать мозговой штурм, не было.

— Да, так и есть, — кратко ответил Войсил, задумался и позвал Божану, которая в это время была в соседней светлице.

— Дядя! — девушка учтиво поклонилась, показывая покорность.

— Приглянулся гость? — прямо спросил Войсил у своей племянницы.

— Как можно вот так? — не слишком убедительно запротестовала девушка.

— А вот так, Божана, вот так! Муж тебе нужен, Корней боярин, рода за ним нет, останешься под моим покровительством, так же у него добрые кони, развести можно и зело сторговаться, — Войсил прищурился. — Али ты за Вышемира хочешь?

— Дядя! Ты же ведаешь, что сбегу, куда глаза глядят, но за татя Вышемира не пойду! — с вызовом ответила Божана.

— Позволяю, как глава рода и твой дядька, познакомится с гостем, да время выгадать, кабы я самолично посмотрел скарб гостя, уж больно интересен он. Побудь с ним, посмотри какие отметины на теле, может какой знак, али еще что. А буде приставать, так кричи, Вторак рядом стоять будет, — произнес Войсил таким тоном, что возражения были бы не уместны.

Божана поклонилась и вышла из дома, а сотник лично отправился смотреть добро, что вез странный гость с собой. Войсил никогда бы не позволил себе такое нарушение гостеприимства, как проверка вещей гостя, но на службе все средства хороши, если они позволяют достичь цели.

Если по поводу проверки вещей гостя совесть Войсила молчала, то относительно Божаны, он внутренне сокрушался. Все доводы о ее сватовстве, которые он привел племяннице Войсил, были, по крайней мере, незначительными, просто парень был нужен еще и самому Войсилу, вокруг загадочного гостя идет слишком непонятная возня и этот ребус сотник должен был распутать.

Даже если не разгадать загадку, то уже тот факт, что у монахов не получилось, радовал Войсила. Он со своим другом и кумом Глебом столкнулись до того неизвестным врагом, тайным, который все больше приобретает силу и становится опасным не только для Ростовского княжества, но и всей Северо-Восточной Руси, а может они уже и до Рязанского княжества и Черниговского добрались.

Понимал Войсил и то, что парень может оказаться своевольным и не пойти под опеку к нему, сотнику сторожевой сотни. Тут нужно чем-то прельстить. Божана и вхождение в далеко не последний по положению род, должны побудить гостя остаться. Тогда выждать время, когда откроются монахи и, может, получится понять, кто стоит за всеми этими тайными играми с князьями, степью и меченосцами.

Неожиданностью для Войсила стало достаточно быстрое и покорное принятие решения Божаной. После того, как племянница побывала в плену и с ней не всегда обходились уважительно, девушка проявляла крайнее пренебрежение в вопросах замужества, и вообще мужчин. А тут согласилась поближе познакомиться.

Решал Войсил и собственные задачи по становлению своей власти в молодом городке Унже, на что уже получил через своего друга Глеба, дозволение у Ростовского князя, да и Владимирский был не против Войсила, тому просто особого дела до Унжи не было.

Так, в городе одним из центров силы был Вышемир, который якшался как с ватажниками, так и с начальством городской стражи, имел долю в грабеже купцов и пришлых в городе. Вышемир и сам был десятником городовой стражи. Десяток же этот был уже больше штатного, и с этим нужно было считаться. Божана являлась наследницей крупного поместья, на которое сильно косится сосед — тот самый Вышемир. Уже и сватов собрался посылать — сам же вдовец! Да и Божана сильно тому приглянулась.

Если женить Корнея и Божану, Вышемиру останется только идти на открытую конфронтацию, где можно без угрозы попасть в княжескую немилость, перебить всех людей и Вышемира и его подельников. Есть вероятность, что пострадает и Божана, но ее-то сосед точно захочет оставить в живых для легализации своего положения. А вот Корнея — убьет. Ну, так на эту жертву Войсил пойдет — чужой он! Главное, чтобы до этого найти ответ на главные вопросы: кто такой Корней и зачем он нужен монахам.

Ну, коли выживет парень, то пусть и живет с Божаной. Видно было, что девке он понравился.

*………..*……….*

— Божана, ты чего? — сказал я, спешно прикрывая руками предательскую часть тела.

Даже отведя взгляд, не смотря на вошедшую девушку, возбуждение пришло мгновенно, и по молодости той первой жизни такого не припомню.

— Я в мыльню шла, а ты кричишь, — сказала девушка, бесцеремонно разглядывая меня.

И что объяснять, что это как-то не правильно? Как попить воды подать, то краснеет и вся такая невинность, а тут к мужику в баню!

— А братья знают, что ты в баню пошла? — спросил я, закладывая ногу на ногу и отодвигаясь на край лавки.

— Да, — спокойно сказала Божана и стала раздеваться.

Черт она же раздевается! А что делать? Я, конечно, читал про открытые отношения на Руси и общие бани, но я же не железный. Тут бы голову не потерять. А последствия какие? Отец, если Войсил ей отец, знает, что она пошла в баню к мужику, то может и… А, если для нее ситуация нормальная, а мои действия оскорбят?

Не выдержав, я все же посмотрел в сторону девушки, и опал в осадок… Она была «нереально» красивой. Что можно было рассмотреть при первой встрече, когда на девушке было куча тряпья — да ничего! А сейчас — все! Это было отлично сложенное молодое тело красивой женщины. Черные, густые волосы, высокая грудь. И это все сочетается в несочетаемом — русская и восточная красота.

— Ты очень красивая, — бормотал я, не обращая внимания на то, что уже стою и не прикрыт, а организм предательски показывает своей физиологией все бушующие эмоции.

Божана рассматривала меня без всякого стеснения, как рассматривали в той моей жизни автомобили. Ага — вот тут бита машина, так, а глушитель-то оторван — вон как торчит.

— И ты пригож, — сказала девушка после досконального осмотра и улыбнулась, направив свой взор в то место, которое я еще недавно пытался безуспешно скрыть.

— Ба… Бажана, а ты чего? — промямлил я.

— Тебя разувала дева? — спросила Божана, присаживаясь на лавку.

Разувала? Видимо это обряд. Точно вспомнил — на Руси невеста разувала жениха.

— Нет, — неуверенно произнес я, надеясь, что правильно понял красавицу.

— А много дев покрыл в далеких краях? — продолжила допрос Божана.

— А тебя покрывали? — нагло, не подумав, сморозил я глупость, видимо кровь отлила от мозга настолько, что соображать уже не способен.

— Да! — и уже подрагивающим голосом добавила Божана. — Я год полонянкой была.

— Прости, — сказал я.

— За что? Не ты меня полонил, а кто полонил, того еще в сичень дядька Войсил порубил, — сказала Божана, пересела на мою лавку и погладила волосы. — А ты пригож.

Я пересел на другую лавку. Вот девка — сводит с ума, не успеваю думать, чушь начинаю пороть. Но выявить нечто важное для себя смог: из краткого разговора стало понятно, что Войсил — не отец Божаны. Дядькой на Руси могли называть чуть ли не любого. Кто же ты, дядька, и зачем эта «медовая ловушка»?

— Так пригожа я, аль нет, чего сторонишься? — спросила девушка и уставилась прямо мне глаза.

— Пригожа.

— Да чтоб тебя, идиот, — корил я себя, взяв можжевеловый веник, стал хлестать спину.

Но как бы я не хотел, нельзя было дать волю эмоциям. А может и, действительно, — медовая ловушка, хотят подцепить на крючок, а потом и виру потребовать, например, все мое имущество. Вот ты девку испоганил нашу, теперь плати. Но, к чему этот поединок со Втораком? Да и так заморачиваться? Если все в сговоре, то прибили бы, да прикопали за околицей, а то и зверя подкормили мною.

Надо одеваться и идти — вначале посмотреть на своих зверушек, да сани проверить. За столом думаю все проясниться, пока рассказывал свои сказки только я, а мне категорически и послушать нужно. И не сильно я доверился первым встречным? Хотели бы убить, убили. Ограбить если задумали, так убили бы и грабили.

— Вот, Корней Владимирович, испей браги, — еще не раскрыв дверь сказала Божана и протянула кувшин.

На вкус эта мутная жидкость была сладковата и с непривычным вкусом.

— Пошли, Божана со мной, — сказал я, надевая куртку.

— Зачем? — заинтересовалась девушка и заговорчески огляделась через приоткрытую дверь во дворе.

— Пошли, не обижу, — проговорил я, выходя из бани.

— Да куда тебе меня обижать? — как-то игриво проговорила девушка, и пошла следом.

Мы пришли к саням, которые стояли под навесом. Порывшись в своих вещах, я нашел сумку с небольшими зеркалами. Достав одно и распаковав от тряпок, я протянул невиданное здесь сокровище Божане.

— Смотри сюда, — проговорил я, поворачивая зеркало к лицу девушки.

— Ой, как лепо! А не бесовское? — восхищалась прелестница.

— Не бесовское. И не бойся, душа твоя останется с тобой, — вспомнил я страшилки, которые ходили в Средние Века про зеркала. — Это тебе!

— Не за что мне, спаси Бог! — сказала Божана, поколебалась, но забрала зеркало и побежала.

Я остался в гордом одиночестве возле коней, которые получили только сено на корм. Может и не правильно я поступил, что такую животину взял, эти кони на сене долго не проживут. Орел так еще нормально, а вот Араба зерном подкармливать нужно. Потрепал за обрубок уха Шаха, лежавшего в санях, но уже явно лучше себя чувствующего. После размеренным шагом пошел к избе.

— Корней! — прокричал Первак, стоявший у входа в избу. — Проходи снедать, отец говорил, что Божанка ужо прибежала.

Войдя в избу, стало любопытно, как историку, взглянуть на еду местных. Я же и сам думал некоторые новшества в этом направлении ввести, если получится где-то обосноваться.

И я был разочарован. Сказать, что стол был полностью наполнен, было не правильно. Стояли пять мисок с тушеным мясом, какие-то орехи, вяленая рыба, да какое-то варево. Также в деревянной тарелке было что-то похожее на желе с зернами ячменя внутри. Как позже узнал — именно это и есть кисель. Специями ни одно блюдо не пахло, я подозревал, что и с солью будет напряженка. Это после я понял, что стол богатый, когда поразмыслил, сколь долго все это приготовить, да на открытых кострах, да еще и наличие зерна, которое в это время, по весне, вряд ли должно быть в изобилии.

— Садись! — сказал Войсил, сидящий во главе стола.

Я сел и только после этого присели и три брата. Все молчали. Я думал, что молитву читать будут, но все ждали только того, чтобы глава семейства начал есть.

Какое тут тщательное пережёвывание пищи, какой этикет? Как будто дали минуту на всю еду. Я же не спешил, ну не приучен настолько быстро есть.

— Может не вкусно? — Войсил отвлекся от еды и исподлобья уставился на меня.

— Годно, дядька, — ответил я, используя обращение, которое мне подсказал Вторак.

— А Божана годна? — так же исподлобья допрашивал глава семьи.

— Пригожая девка, — я пристально посмотрел на хозяина.

— Так бери ее, — уже как-то по-другому сказал Войсил, словно купец какой.

— У меня и дома нет, куда мне брать жену? — начал я объяснять.

— Так и строй дом. Ты сирый, родичей нет, бою обучен, ремесла ведаешь, — начал агитацию Войсил.

А кто я для него — новая кровь в род? Зачем? Вот так первого встречного? Исходных данных нет, кроме того, что меня не ограбили, уважительно обращаются. Зачем уходить при таких стартовых позициях к социализации? Ну, а Божана… Это может быть не менее фантастично, чем переход в прошлое, или омоложение, но я с первого взгляда хотел быть с этой девушкой. И дело не только в реакции молодого и здорового организма на красивую девушку.

— Кем быть у тебя в роду? Холопом, смердом? Аз есмь роду боярского, воеводы сын, — я даже привстал из-за стола.

Не хватало стать каким рядовичем, заключив договор и осесть на кабальных условиях на землю. Или вовсе оказаться челядником бесправным.

— От чего же холопом? Нет — родичем будешь, Божана — дщчерь брата моего. Боявир, так звали моего брата, первым пришел на городище в марийских землях, где нынче город Унжа. Сожгли то городище, как и родичей Божаны. Да не марийцы то были, а булгары с нанятыми половецкими родами. Людей, кого не посекли, охолопили, Боявир в сече сгинул. Божана дева красивая, ее в полон взяли. Прознал я том, взял свою сотню, да еще три сотни охочих людей нанял, пошел к половцам, изрубил три селища их, вызволил Божану, да еще люда. Посадил всех на своей земле, ряд заключил. И боярствуем, а роду нашему почитай более трех сотен лет. Холопов у меня много, рядовичей так же, ратных людишек мало, кабы сотни две! Да столь и прокормить не легко будет. Вот это и все обо мне, думай, Корней за свою жизнь. Но знать еще ты должен, чтобы по правде было — я не в чести у ростовского князя Василько, ибо нарушил его завет и пожег половецкие становища, с коими до того князь порядился и дружбу свел, — закончил Войсил свой рассказ.

На слух, так и рассказ тот был правдоподобным и честным, хотелось верить. Но неясного, даже со скидкой на неведение реалий времени, все равно много. Когда предполагал о переносе в Средние века, еще в будущем, я прикидывал план действий.

Прежде всего, я планировал втереться в доверие к какому-нибудь князю, если это будет период феодальной раздробленности, выгадать поместье себе и развивать там сельское хозяйство и по возможности ремесла. Стартовый капитал есть — то же золото, серебро. Использовать новые для этого времени способы обработки земли, картошка, наконец. Кукуруза и разная живность. Так и представлял себе заливные луга с пасущимися альпийскими коровами. А еще порох и пушки, зеркала и тонны золота. А потом межгалактический форум в Ньювасюках. Но это меня занесло, слишком много эмоций бурлит внутри.

— А где сотня твоя, боярин? — спросил я, странно, что сотник только с тремя сыновьями ошивается.

— Так, на выселки пошли, в землю рязанскую, — ответил Войсил, не задумываясь. — Так как жить будешь, Корней, сын Владимира?

— Коли сотня есть, и в родичи меня возьмёшь, я бы пошел. Человек я чужой, мне земля потребна, да покровительство. Я мыслил ранее к князю на службу идти, — начал размышлять я вслух.

— Ты изверг, без роду. А мы княжьи люди, гнев Василько переменится, молодой князь отходчив. Идти на службу до князя лепей ставши родичем нашего рода, тогда и почет сразу будет. А земля есть у меня. Тут то мы по зиме на пушнину пришли, а город наш на Унже-реке, там земель много, леса так же, река да озера. Новый град строит князь владимирский, булгары уже не пройдут разорять те земли. А куда тебе еще идти: або у тать, або у рать! А у нас род сильный, — Войсил выпятил грудь.

— А за то, чтобы войти в род, что я должен сделать? — спросил я.

Войсил не спешил с ответом. Поглаживая бороду, он пристально смотрел на меня.

— Так взять Божану в жёны, — после затянувшейся паузы сказал сотник.

— А что добрых мужей нету вокруг? — задал напрашивавшийся вопрос, одернул себя, но слово уже было сказано.

— Мужи есть, да полонянку не возьмут, а коли и возьмут, то за нее не дадут ничего, заберут себе в род, да обокрадут сироту. А с тобой все, что есть у Божаны, в роду останется. Да и твой скарб велик. Серебро есть, кони вельми добрые, покроют наших кобыл — будет приплод хороший, сторговать можно. Да и нужен Божане муж. Девка она пригожая, снасиловать могут. Я ее и забрал с собой, чтобы бесы в кого не вселились. А брюхатую трогать не будут. Да и приглянулся ты ей, не противен, — закончил Войсил и выжидательно посмотрел на меня.

Подумаем еще разок. Первое — Божана уже проявила характер, возможно в селении что-то произошло. Я признан возможным защитником, поединок со Втораком показал, что не робкого десятка. Опытный воин увидел что-то во мне героическое? Странно, но допустим.

Второе — для рода я тоже приобретение. Похвастался ремеслами. А зеркало, которое я подарил, в это время может стоить ну очень много. К слову, зеркала еще не изобрели. Только что-то там получится в 1240-м году и к концу века, да и то — детские подделки, а мастера на острове Мурано, даже и не знаю, уже делают свои зеркала… нет, скорее они появятся позже. Возможно, были оценены и мои клинки с арбалетом. Семена частью спрятаны в телеге и их не должны были найти, но вот зерно увидеть могли, а оно минимум в два раза крупнее нынешнего, скорее всего, так как я пока видел только овес в киселе. Третье, как обозначил Войсил — симпатия Божаны.

Божана… Я так долго перед переносом сожалел, что у меня в жизни не получилось создать семью, что прямо готов, хоть завтра в ЗАГС, то есть в церковь, тем более с такой красивой девицей. Но как же все быстро происходит! Вот чувствую, что есть некое второе дно всей это случайной встречи, но что именно, не понять.

— Так что? — не выдержал долгой паузы Войсил.

— Когда на Востоке вступают в род, они получают от рода землю, защиту, но службу несут исправно. Роду отдают только десятую часть от всего, остальное себе, — озвучил я условия, ссылаясь на некие «восточные» правила. Часто мне придется еще объяснять свои действия и решения «загадками Востока».

— Добро. В церкви обвенчаем. Учи ее, строптивую, как женой быть. Да отцу Михаилу скажешь, что крещен Кириллом, Корней не гожее имя для церкви. Давай поснедаем, да обговорим все подробно, — подвел итог глава рода.

В процессе еды, обсудили многое. И как я должен относиться к Войсилу, что должен советоваться с ним, но в целом, если за свои средства — что хочешь, то и твори, но с нормами морали, а то отец Михаил…

Удивительным было то, что медовуху пил только Войсил, который при попе, по его словам, назывался Василием и требовал, чтобы при духовниках я иначе его не называл. Учитывая, что все мужчины были ратниками, Войсил был не только главой рода, он занимал что-то вроде должности командующего. Служит он великому князю владимирскому, но иногда решает некоторые задачи и за ростовского князя, с которым сейчас в ссоре. Кроме того, Рязанский князь Ингвар Игоревич зачастую организовывал походы на половцев, куда в качестве доброхотов шли и сотни с других княжеств, до пленения Ингвара Рязанского и Войсил гулял по степи.

Уезжать из заимки в поместье собирались дней через пять, но решили все же немного ускориться, так как без Третьяка, все еще бывшему недееспособным, охота будет сложной задачей — так мне объяснили. Как же было на самом деле, знать не мог.

Вот что я понял за те три дня пребывания на заимке — меня слишком плотно обхаживают, порою, лебезят, предлагают лучшие куски дичи, уступили одну из самых широких лавок у очага. Но безопасность и гостеприимность, а так же постоянная моя занятость, расслабляли, и крамольные мысли все реже посещали мою голову.

Собрались в путь-дорогу на четвертый день после моего знакомства с Войсилом и его родичами. Оставлять столько строений, просто так — странно, не рационально, думал я до тех пор, пока внимание не было перебито началом складирования пушнины и мясо. Трое саней полностью загружены мясом и рухлядью. Что меня поразило, — возничим одних саней была Божана.

Войсил же был верхом и постоянно объезжал наш небольшой караван, когда мы уже двинулись. Выявилось превосходство моего тяжеловоза — он меньше уставал, был бодр и без видимого напряжения тянул сани.

Но тот факт, что Войсил с сыновьями набил так много пушнины, сбивал с толку. Я то был уверен, что они обитали в лесном хуторе не для охоты, за три дня моего пребывания братья ходили на охоту, но так, свеженького мяса к столу добыть — зайца, тетерева, косулю. И никто не приезжал к хутору, чтобы сторговать рухляди. Ну, да ладно, странностей и без того хватает.

Уже в пути я старался разговаривать со всеми будущими родичами, охотно шли на контакт Первак с Третьяком, один брат был просто разговорчивым, второй же, раненный, имел обостренное чувство благодарности за спасение. А вот Божана сторонилась, как и Войсил.

Все сказанное братьями я укладывал в систему, о которой будучи историком, по крайней мере, читал. Исподволь узнавал о принципах взаимоотношений, правах и обязанностей членов родово-клановой системы в которую я рискую вляпаться. Интересны были вопросы кровной мести, заступничества за родича, отношений с князем. Вот, к примеру, если князь сильно обидит родича, то, как должны реагировать родственники?

Как стало понятным и вполне свободно уложилось на знания о периоде, на Руси господствовала вполне себе традиционная феодальная система. Были и особенности отношений. Род, в который я попал, живет с одной стороны отдельно и представляет собой силу. Традиционный, казалось, вассалитет. Служба князю, который за это дает землю.

Однако, не совсем так. Род может уйти от одного князя к другому, может сам решать к какой очередной авантюре подписаться. Так же, если на такой род нападет кто-то еще, то князь, скорее всего, промолчит, если агрессор так же у него на службе. Поэтому внутри своего же княжества безопасности нет и это вопрос самого рода, его авторитета и силы.

Интересным является и предмет веры. Создается впечатление, что церковным религиозным фанатизмом вообще никто не страдает. Имена используют нецерковные, поминают языческих богов. Нравы странные. Я намекнул, что хотелось бы пообщаться с Божаной, но мне строго ответили, что типа «до свадьбы ни-ни». Как в бане — так можно и видеть девушку обнаженной, как согласовали женитьбу — ни-ни! А еще поражала возможность самостоятельно чуть ли не объявлять войну. Вот пойдет сотня Войсила, к примеру, пограбить марийцев, так большой набег на Владимирское княжество случиться по этой причине не должен, ибо не князь принимал решения — выясняйте отношения сами. Князь может выступить лишь в роли посредника, и эти услуги будут стоить ну очень дорого.

Через четыре дня пути мы выехали к большой стройке.

— Что это, ваше поселение? — спросил я подъехавшего Войсила.

— Нет, то Новый град. — ответил сотник.

Я уже пытался ориентироваться в местности, видел и Волгу, к берегам которой мы приближались, но не более, чем на версту, и название «Новый град» само за себя говорит. Что-то долго строят, уже года три как заложили тут город, как я знал из истории, а детинец только на треть сооружен. Но сам факт строительства Нижнего — большой шаг для Северо-Восточной Руси — этот город перекрывает пути для набегов вглубь Владимирско-Суздальской земли, как и к Городцу и Унже, где, видимо, мне придется обретаться.

В Новгород мы даже не зашли, мало того, обошли его по длинной дуге и старались никому на пути не попадаться. Выйдя к Волге за Новгородом, мы приблизились к руслу реки и уже далеко от него не отходили. По пути останавливались на похожих заимках-хуторках, где отдыхали, ночевали, и к нам присоединялись еще люди. В итоге собралось под две сотни человек и под семьдесят саней, груженных всяким добром. Большая часть каравана были безоружные люди, даже женщины с детьми — оборванные, укутанные в рванину. Разговоры со мной эти «беженцы» практически не вели, напротив, опасались и не приближались, что выглядело странным, вероятно тут имела место сословность. Я то выглядел всяко знатным боярином, да и еще с такими конями, да опоясанный добротным оружием.

Когда ко мне, по просьбе Божаны, жаль не личной, а переданную через Второка, в сани определили двух женщин и ребенка, я пересел на Араба. Появилось больше возможностей для маневра, и я стал разъезжать вдоль и поперек на протяжении всей змейки поезда. Вот и получилось немного выудить информации, которая заставила существенно задуматься о происходящем.

Высохшая с огромными мешками под глазами женщина по имени Злата рассказала, что ее выкупили у мордвы княжьи ратники. Была она в рабстве у одного из мордвинских родов и попала туда еще четыре года назад, когда мордва сделала ответный набег на рязанское княжество. Мордвинские отряды пожгли пограничные селения и увели часть людей в плен, где они работали за еду, но и не только трудом расплачивались за сохранение своей жизни. Вот ребенка и прижила, а от кого и не знает. Думала, что после рождения сына ее примут в род и статус изменится, но никто из местных не признал в ребенке своего. Узнал я и о том, что в нашем караване были люди, выкупленные из половецкого плена.

Эти скупые сведения натолкнули на мысли о роли отряда Войсила, который и оказался во главе всего этого «исхода народов». Так, отряд был разделен на части, вероятно, на шесть-семь, которые занимались выкупом людей. Имелись временные жилища, причем на самой границе княжеств, степи и лесных массивов мордвы. Там и собирались люди. Но в том хуторе, где был я, на третий день своего перехода, не было лишних людей, а только сыновья Войсила, да Божана, которую не могли оставить без внимания родственники.

Разведка? Там можно было встретиться с представителями половцев и мордвы. Или я думаю категориями XXI века? Но как объяснить происходящее? И когда они смогли набить пушного зверя, если занимались разведкой? Вопросы, вопросы. Да и еще одно противоречие засело в голове — «Мы-то с князем ростовским повздорили, вроде как в опале, да только мужи мы княжьи». Ну, путь княжьи люди, не ростовского, в Великого князя Владимирского. Но не вяжется и разлад с Василько Ростовским, который был в согласии со своим дядей, владимирским князем, и его поручения выполнял. Интриги, интриги, а я все думал — такой красивый, нужный, все понимающий и мыслящий.

— Как чувствуешь себя Корней? — ко мне подъехал Вторак.

— Добре, да вот в незнании прибываю, — ответил я, в очередной раз, пытаясь поудобнее сесть в седле.

Вопрос о самочувствии, видимо, был задан из-за того, что сидел я в седле не то чтобы и хорошо, а скорее нелепо. После одного перехода верхом, ходить и сидеть не мог. А ведь на реконструкции битвы на Березине 1812 года был три раза в чине капитана или ротмистра. Тогда в такую же погоду часа четыре не слезал с коня и более-менее себя чувствовал, а сейчас…

— Батюшка велел присматривать за тобой, — сказал Вторак.

Понятно, изучал меня. Не глупо! Да и чего глупо должно быть? Люди в XIII веке не были глупее людей XXI века. Я-то все в них вижу неких неписей, но это разумные люди, не затупленные интернетом. Наука не та, технологии отсутствуют, но не глупее они своих потомков, может только немного наивнее.

— И что высмотрел? — спросил я слегка раздраженно. — И где Божана? И почему поговорить с ней нельзя?

— Невместно с ней разговаривать, что люди скажут? — строго сказал Вторак. — Чудной ты. Вот седло себе натер, как же всю половецкую степь прошел?

— Так я больше на телеге, да в санях, — начал оправдываться я.

— А ратился как? Тоже в санях? Или скажешь, что ни разу степняка не встретил? — сказал Вторак, пристально посмотрел на меня, но не стал допытываться ответов. — Отец желает говорить с тобой.

Вторак пришпорил коня и нарочито залихватски припустил в галоп.

Нужно поговорить — поговорим. После таких расспросов закрадывались мысли просто сбежать и наплевать на все эти социализации и вхождения в клан местного сотника. Чего меня мурыжить, отказывать в разговорах! Вот пойду в Литву, там в этом или следующем году Миндовга призовут на княжение. Наверняка я пригожусь жмудину, да и город ремесел Новогородок — первая столица Литвы, молодой с возможностями, связями с Польшей и немцами.

Но это так, эмоции! Дождавшись очередной остановки каравана, я с трудом нашел Войсила. Возле моего знакомого сотника и вероятного родича находились семь человек, и они активно что-то обсуждали. До меня доносились только обрывки слов: «Они половцев воюют», «два лета ужо», «не пойдут», «да родичи они половцам». И много других фраз, суть которых разобрать было сложно.

— Кирилл! Иди сюда! — сказал Войсил, уже как несколько минут заметивший меня, но не перебивавший гвалт собравшихся вокруг людей.

Спешившись, преобладая боль между ног, чтобы не показать себя комичным, я медленно подошел.

— Корней, — начал сотник, непонятно зачем чередуя мои имена. — Ты прошел Степь, был на юге у сарацинов. Что слышно там о татарах, что жгут земли всех народов по своему пути?

— Я понял, о ком ты говоришь. Они уже топчут степи половецкие. Речи их я не понимаю, народ этот не родственен половцам, зовутся они монголами, вы их татарами прозвали, — начал я свой рассказ, желая под эту ситуацию выступить слегка Кассандрой. — Пришли они с Великой Степи, где жили родами. Собрал их Тимучин, которого сейчас зовут Чингисханом. Воевать они будут все народы, Русь так же. Знаю, что по заветам монголов, они хотят выйти к Западному морю, путь к которому через Русь и ляхов и угров с латинянами.

Если мои слова сперва были встречены нескрываемым скепсисом, ухмылками и игнорированием то, по мере моего рассказа внимание слушателей все возрастало. А я почувствовал себя сказителем.

— Стал он воевать с Китаем, — продолжал я. — Страной великой и древней. Они воюют с ним и сейчас, токмо частью своего войска. Многие науки монголы перенимают у своих врагов. Есть у них метательные машины, хорошие тараны и берут города за седмицу и великие и малые. Всех бьют, наскакивая быстро и неожиданно.

— Да не пужливые мы, — перебил меня один из собравшихся.

— Охолони, Гаврила, дай сказать Корнею Владимировичу, — сказал Войсил.

Чуть позже я понял и иную причину вызова меня на разговор. Таким образом, Войсил представлял меня своим людям, отслеживал реакцию на мое присутствие.

— Покорили они многие земли и вельми мстительны, — продолжил я. — Хорезмшах бежал и монголы думают, что половцы его укрыли — вот и пошли они на половцев и воюют их. А еще татары били аланов — союзников половцев, я жил в аланских горах и конь мой оттуда.

— Добрый конь, — не выдержал еще один из собравшихся, но сразу понурился от жесткого взгляда Войсила.

— Так вот, половцы заступились за аланов, и монголы начали жечь повсеместно их стойбища. Ведут монголов опытные полководцы Джэбе и Субедей. Войско их сейчас невелико — два тумена, — заметив некоторую растерянность, я решил пояснить. — Две тьмы.

Все ахнули и начали смотреть друг на друга. Двадцать тысяч воинов для собравшихся показались очень большим войском. У того же Великого князя Владимирского в половину меньше будет, если даже кого из гарнизонов городов привлечь.

— Это большое о войско! Говори дале! — перебил меня уже сам Войсил.

— В улусах, так у них княжества называются, могут собрать и шесть семь таких войск, много за них воюют и иных народов. Но сильны они своим рядом. Коли один провинится в десятке — убьют весь десяток, десяток с поля побежит — убьют сотню. Порядок крепкий. А еще они разведывают все про своих противников до начала войны. У Чингиза есть мужи мудрые, они все знания о землях записывают, и советуют хану. Они уже знать могут и о Руси, сколько выставят князья войска, если война будет.

— Откуда? Мы и не видовали их на наших землях, — это уже Войсил проявлял скепсис.

— От полоняных русичей, от купцов венецианских, от половцев, от своих воев, что на Русь ходят дозорами, от русских купцов. Ото всех, — сказал я, и увидел растерянность во взгляде Войсила.

— А может и не враги они нам? С половцами, да аланами воюют, на Русь не идут, — спросил один из присутствующих, которых был по правую руку от Войсила.

— Враги. Слабого завсегда бьют. Русь раздроблена — они едины, князья русские уделы делят, у них один сильный хан, — говорил я и видел, что сказанное не нравится присутствующим.

— Сильны они числом, коли правду говоришь, — резюмировал Войсил. — Так что пойдут на Русь?

— Пойдут! — сказал я, разведя руками.

— Ну и половцы, да и мордва, марийцы, булгары — все русские княжества грабить норовят, но и ответ завсегда получают, пусть с половцами ратятся, станут тогда слабее, на Русь и не пойдут, — подвел итоги моей лекции Войсил.

Так оно, скорее всего, и думалось древнерусским людям, не осознавали они, что новая угроза совсем иное, чем прежние. Мыслили, что придут из Степи очередные кочевники, потом начнутся с ними и войны, и переговоры, и свадьбы, союзы. Все как было уже не раз, как это имеет место быть и в отношениях с половцами.

Я, сел на коня. Было попытался рвануть к своим саням, но меня одернул сотник.

— Первак, подводу Корнея вези сюда, — дал распоряжение сотник своему сыну.

Потом обратился уже ко мне:

— Половцы просят князей биться с татарами. По весне. Силы великие будут. Мстислав Старый собирает Совет у Киеве.

— Сколько смогут выставить? Десять тысяч, двенадцать? — вопросительно посмотрел я на Войсила, по-молодецки взлетевшего в седло.

— В путь, — прокричал сотник колоне и вновь обратился ко мне. — Мстислав Киевский, Удатный, да волынский князь, наш Василько, да рязанские вои, половецкий хан Котян. Много войска будет!

— Вот скажи, дядька, а кто в том войске командовать станет? — спросил я.

— Так Киевский должен, токмо Удатный под его руку не пойдет, да и Даниил Романович волынский не пойдет, они сами знатные воины, — начал перечислять Войсил.

— Еще половецкие воины не пойдут под руку русских князей, — привел я еще один аргумент.

— Нет, Котян половецкий, может и пойти, он Мстиславу Удатному тесть и это он просит защиты. Но я понял, к чему ты говоришь. Правда твоя — князья не договорятся, каждый славу искать будет, токмо татар одолеть все равно должны… Во девка неуемная! — восхитился Войсил наблюдая, как гарцует неподалеку его племянница, потом выкрикнул громче. — Иди Первак, готовь двух коней и скачи вперед. Пусть Агафья Никитишна готовится — две сотни холопов везу, детей, да ты знаешь все, десяток Гаврилы с собой возьми и вот, — Войсил протянул свернутый пергамент. — То Далевиту подашь.

Наконец-то забрезжил конец маршрута.

Все происходящее вокруг не осознавалось, как реальность. Сознание выстраивало некие оборонительные рубежи, чтобы не сломаться и хоть как воспринимать новый мир. Было ощущение виртуальности. Сколько было уже говорено об играх с полным погружением, даже целые жанры литературы появлялись и пользовались огромным успехом у людей. Так и я как будто попал в стратегию. Страха, как такового не было и это беспокоило.

Как попаданцы, о которых прочитано было немало, так просто воспринимали новую реальность? Я, начитавшись фантастических книг, тоже был полностью уверен, что как только появлюсь, и все закрутится, сразу стану своим для хроноаборигенов и всех врагов нагибать. Причем все эти мысли начали лезть после перехода. Влияние ли молодого тела, или другие психологические выверты? Предстоит еще разобраться.

Я-то уже представлял, как поражаю Наполеона из снайперки, или там к Петру 1 сразу в советники и собутыльники, а Меньшикова — опять торговать пирожками. Еще представлял, в часы тишины после перехода, как братаюсь с Монтесумой и пленю конкистадоров, а после с ацтеками, вооруженными огнестрелом, высаживаюсь где-нибудь в испанском Кадисе. Бурлила фантазия, пока не встретил Божану. Теперь фантазия стала немного о другом…

В реальности же меня куда-то везут, предстоит женитьба, странные манипуляции со вхождением в некие родственные отношения. Нет, я не против — Божана хороша. Но это XIII век. О чем говорить? От женитьбы как бы дети! А как растить детей, зная, что через тринадцать лет все погибнут? С моим послезнанием я их может и спасу, но разоренная Русь, как в ней становиться кем-то большим? Разбить монголов — это да! Все возможно. Но мне это нужно? Не будет ли хуже? Читал я разные версии последствий нашествия монголов на Русь, среди которых были как приверженцы крайне негативного воздействия нашествия, что логично и понятно. Но были и те, кто категорически был за то, что монголы принесли на Русь главное — восточный менталитет деспотии и сильной власти. Это, мол, и стало катализатором возрождения и создания новой сильной России, выступающей уже как субъект мировой истории, а не только как сторонний наблюдатель.

Казалось, как быть, кому поверить? До попадания в это время сомнения еще могли быть, сейчас — нет. Вокруг люди, которые погибнут — будут убиты, замерзнут, сгинут от голода и болезней. Война это не только смерть от меча врага, это еще и лишения от незасеянных полей, разрушенных жилищ. Как можно оставаться циником и размышлять, что три миллиона русичей погибнут из-за какого-то возрождения Руси, когда видишь мальчиков и девочек, радующихся от факта освобождения из плена. Когда жизни людей персонифицируются, а не являются обезличенными цифрами, сложно вести подсчет необходимых жертв на алтаре будущих успехов, пусть и в масштабах огромной страны.

И, глядя на этих измученных людей, полагая, что все они погибнут, я хочу их спасти, но как это будет возможно? Пока моя социальная лестница продвинулась только с хвоста нашего санного поезда в его голову, и обольщаться по этому поводу не приходится. Но стоит поискать выход из ситуации, да лучше, как малое из зол, устроить для князей «игру престолов», перебив их большинство, чем способствовать погибели «соли земли русской» — народу. Без князей современная система рухнет и последствия будут еще может больше по своему вреду, чем нашествие Батухана. Нужен лидер, который захочет стать во главе всей Руси и изменить это лествичное право наследования и дарений земель во кормление.

Что же есть у меня для планирования хотя бы малого? Ну, есть я, который точно знает, что произойдет. При грамотном подходе — информация представляется огромным богатством. Что-то, смею надеяеться, я смогу привнести в технологиях, изменить систему сельского хозяйства, провести раньше на триста лет «пищевой обмен», который начался после открытия Америки.

А еще ресурсы — груженые сани со спрятанной в специальном отсеке винтовкой, пистолетом, золотом и серебром. Но главным, как мне кажется, являются зеркала и семена. А для этого нужна земля. Много земли. В это время проблем с освоением земли не должно быть — ее много и она не всегда кому-либо принадлежит. Бери топор, лопату и кресало — иди на ляд, руби лес, поджигай, да выкорчевывай пни. Способ подсечно-огневой не так уж и плох, особенно в первые пару лет. Но тогда нужны люди, ибо работа не из легких.

И еще какие-то интриги с Божаной. Может, настал момент, когда и про это можно спросить.

— А что с моим венчанием? — спросил я как бы между делом у Войсила, который рысил чуть впереди.

— А что не так? — спросил Войсил, но было видно, что он издевается.

Лица его я не видел, практически дыша в спину, но вот интуиция говорила, что глава семейства, в которое я намерился влиться, решил немного потролить будущего зятя.

— Все так, но в чем вено, приданное, какое? — спросил я, как посчитал, правильные вещи.

— А дашь сто гривень за вено? — вновь усмехнулся дядюшка, явно забавляясь ситуацией.

Вено было платой жениха за невесту роду, откуда тот собирался умыкнуть девушку. Получалось, если Войсил затребовал серебряных гривен, то это не много, ни мало, а 20 килограммов серебром. С собой, может, у меня столько серебра и нет. Если в мой тайник съездить, то будет. Соотношение к золоту я не знал, но в принципе денег должно хватить. Тем более, что у меня шикарной чеканки монеты, а не продолговатые грубые пластины с зарубками. Но в эту игру можно играть вдвоем.

— Серебряных? — просил я.

Как историк знал, что были серебряные гривны и гривна кун, которая стоила дешевле.

— Как водится, — ответил Войсил.

Я почувствовал, что игривое настроение воина начало сменяться удивленно-вопросительным. В воздухе витал вопрос: «А у тебя-то мальчик деньги есть, столько много денег?». Конечно же, мою телегу проверили, это было понятно, вот только серебро и золото находились в тубусах, или продолговатых ящиках, которые впору моно назвать «сейфами». Открыть их представлялось невозможным, по крайней мере, теми способами, что доступны хроноаборигенам.

— Ну, добро — давай за Божану сто гривен, я не против, — ответил я после небольшой паузы.

Причем постарался, чтобы мои слова звучали буднично.

— Кха! Кха! — закашлял сотник. — Я? Кха.

— Ну, сватал ты мне ее, сотник? Тебе и платить! Тем более, что я в род твой вхожу, а не увожу девку из рода, — настала моя очередь издеваться. — Но возьму и землицей с холопами, коли гривен не маешь.

— Скоморошничаешь, отрок? — откашлялся Войсил и его тон стал серьезным.

— Так и ты меня, как неразумного одурить хочешь, — парировал я.

— У Божаны от Боявира поместье осталось, с холопами и рядовечей немало. Да я дам тебе еще два десятки хлопов. А ты станешь родичем мне, выявишь себя, ремеслом, али еще чем, дам еще холопов, — сказал потенциальный родственничек.

— Коней не дам! — резко сказал я.

— Так о помете уже договорились, — сказал сотник.

— Помет дам, — сказал я и понял двояковый смысл произнесенного, смутился. — Ну, не я, помет дам, а кони.

— И ты помет дай и кони твои пусть не ленятся, такие жеребята, коли в родителя пойдут, дорогого стоить будут, — говорил Войсил, уже не смеясь, а впадая в истерику, настолько смешным ему показались мои оговорки.

Люди, ехавшие и шедшие чуть поодаль, вначале всполошились, а после и сами начали смеяться, показывая пальцем на Войсила. Как мало нужно для счастья!

— Да и есть у меня сто гривень, токмо для поместья они пригодятся, не хочу я приходить на все готовое без своего вклада, — сказал я и поморщился от очередного подпрыгивания в седле.

— Добрый муж будет у Божаны и бронь у тебя добрая, — сказал Войсил и начал оборачиваться, кого-то выискивая. — Ждан! Отыщи Божанку и накажи, чтобы подошла.

— Хорошо осмотрели мой скарб? — с некоторой претензией сказал я.

— А то як же! — как ни в чем не бывало, ответил на мой выпад сотник.

В разговоре и не заметил, как внезапно закончился лес, и весь обоз выкатился на лед реки. Вокруг были очищенные места, занесенные снегом, можно было предположить, что это были поля. На льду реки были видны следы коней, саней. В целом места казались обжитыми. Можно было предполагать, что санный поезд подъезжал к месту назначения. Судя по всему река — Ока, а мы находимся на марийской земле, или уже Владимиро-Суздальской. Прошли Нижний Новгород, подходим к Городцу? Но там какая-то история с отцом Божаны. Тогда что? Может река Унжа?

За моими размышлениями я и не заметил, как прискакала Божана. Прямо амазонка! В седле сидит кратно увереннее меня, за спиной лук, сабля на левом боку. Ну и девушка! Даже для эмансипированного XXI века это как-то слишком. Или на меня уже влияет русский «домострой», вживаюсь в эпоху? Нет, до него еще не додумались, домострой — уже царская забава.

— Дядько, ты звал меня? — звонким очаровательно милым голосом спросила моя, вероятно, будущая жена.

— Да. Вон суженный твой о поместье все спрашивает, — сотник небрежно махнул в мою сторону.

— Так доброе поместье недалече от Унжи, холопы есть, тиун для доброго ряду, церковь рядом, — начала рекламировать товар Божана.

— Так выйти за его хочешь? — с прищуром посмотрел Войсил на племянницу.

— Батюшка, вот вопросы! Одно скажу, что за Вышемира не пойду, — сказала Божана и потупила взгляд.

«Так, Вышемир какой-то выискался» — подумал я.

— А Вышемир то кто? — посмотрел я на Божану.

Красивая все же она.

— Сосед твой, когда обвенчаетесь с племянницей. К Божане сватов хотел прислать, но я девку с собой взял, от греха, а то Вышемир татьбует в городе, да с ушкуйниками знается. — сказал Войсил и пристально посмотрел на меня. — Оборониться сумеешь? При моей помощи! Или сбежишь? Догонять не стану, трус в роду не нужен!

— А охолонить того Вышемира? — проигнорировал я вопрос о бегстве. — Ты сотник, а он кто есть, почему справиться не можешь? — на мой взгляд, задал я закономерный вопрос.

— Я сотник сторожи, он, почитай полусотник крепостной сотни. Вышемир сильный воин. Он вдовый и падкий до девок, а тут Божана, так он как разума лишился. И девка пригожа, и поместье рядом з его землями. А только не могу я власть над Божаной ни взять, ни Вышемиру отдать. Усилить Вышемира настолько, что своими землями он станет богаче и меня? А так и будет, если он присоединит земли Божаны — одна она от брата моего. Эх! — сказал Войсил и махнул рукой.

Не стал я сокрушаться о том, что мне не рассказали всю подноготною сватовства. Рассказали тогда, как подошли уже к городу, и на том спасибо. Бежать же куда-то, когда такие хорошие перспективы с социализацией? Нет, пободаемся!

— Божана, — обратился я к девушке. — Ты будешь моей?

Девушка потупила взгляд, спрятала подбородок в шубу и чуть видно кивнула. Выпрямилась и припустила коня.

Дальнейший путь прошел в разговорах в основном о монголах, Войсил расспрашивал и об их вооружении, тактике и стратегии. Периодически опытный воин и командир уточнял мое видение и даже во многом спорил.

Наибольшие дебаты состоялись, когда я попытался привести доводы в пользу применения арбалетов в полевом сражении. Я заранее знал, что может сказать Войсил, и он не обманул ожиданий. Первый довод в пользу превосходства лука — скорострельность. Что-либо противопоставить этому было сложно. Да, перезарядка арбалета — долгое мероприятие, но есть разные конструкции, однако особо крыть было нечем. Второй аргумент — дальность, тут я тоже промолчал. Сложный турецкий луг пускал стрелу на более чем восемьсот метров. Да — это рекорд, но на пять сотен навесом, не прицельно, напрягаясь, стрелять можно. Вот только так вряд ли стреляют, все же подпускают на сто, двести метров врага. Но на сто метров и арбалет способен бить. Не каждый, но может.

Я выслушал все доводы Войсила, который от скуки монотонного долгого и скучного пути, нашел развлечение в том, чтобы «навучать несмышленого мальца». После привел свой главный аргумент:

— Сколько сил и времени нужно, чтобы подготовить лучника?

Оказалось — очень много.

— Сколько нужно серебра, чтобы купить лук или сил с материалами, чтобы его сладить? — сыпал я своими аргументами.

Доводы были серьезными, и моя позиция в споре выровнялась, но нельзя сказать, что приведенные аргументы стали убойными фактами.

Вот так и развлекались, иногда посматривая на караван повозок. Несколько раз Войсил удалялся, но вновь возвращался назад. И только на четвертый час беседы мне стало казаться, что меня, как это сказали бы люди определенных профессий, качают. Через разговоры и доверительные беседы я, сам того не замечая рассказываю много о себе и своих мыслях.

Вскоре показалась крепость. Ничего грандиозного я усмотреть не смог. Небольшой ров в человеческий рост, вал в метра два с половиной- три, да стены в полтора — два человеческого роста. Конечно, сложно брать такие укрепления, но послезнания утверждали, что с использованием метательных машин взять подобную фортификацию не представляет никакого труда. Это просто мишень. Никаких каменных донжонов, равелинов перед крепостью, галерей и двойных ворот, бойниц, простреливаемых все пространство. Да, не пуганные здесь еще люди! А ведь рядом не всегда дружелюбные марийские племена, да и булгары ранее шалили и мордва.

Вероятную оборону детинца, как я думал, осложнял и посад, который раскинулся на большое пространство вокруг. Нападающим можно было укрыться в постройках у крепостицы и спокойно добивать до защитников крепости из луков. В целом, нормальная крепость, но против отрядов марийцев, которые культуру городов практических не знают.

Въехав в город, я оказался в замешательстве. Войсил оставил меня, и пока я рассматривал строения вокруг, направился со своими ближниками в детинец, где высилось большое строение. Не дворец, но как будут говорить через восемьсот лет, добротный деревянный коттедж, вокруг которого с одной стороны были нежилые постройки, с другой же открытое пространство.

Но куда идти мне? Ни одного человека, с кем я общался, рядом не оказалось. Мои сани подвезли и оставили подле Араба. Где сынок сотника, который и правил ими — не понять, незнакомый мне вооруженный топором человек, что был за возничего, оказался не склонным к общению. Спокойным казался только оклемавшийся, наконец, Шах, который с величавым видом осматривался вокруг. Мелкие кабыздохи начали было погавкивать, но умеренный хозяйский рык моего породистого пса, сразу умерил их пыл. Войдет в силу собачка — даст тут местным шавкам!

— Эй, человек! — обратился я к глазеющему зеваке в стареньком латаном тулупе. — А двор постоялый есть где?

— Чаво! А дак енто, боярин! — начал запинаться представитель городской бедноты, сняв шапку и начав ее теребить. — А ты боярин? Чудны одежи, да вон меч какой! Видать ратник, аль все же боярин?

Словоблудие прохожего продолжалось, но мне пришлось его остановить.

— Говори, где двор постоялый! — уже прокричал я.

— О, как! Видать боярин! Дак енто — вон туды ступай к Путиле на двор, он за серебро и горницу даст, — сказал горожанин и указал правой рукой в сторону.

— А долече? — осведомился я.

— Дык не. На третье подворье, — задумавшись, ответил человек.

— Спаси Бог, — сказал я и спешился.

Подвязал к саням Араба и двинулся в указанную сторону.

Постоялый двор, если его можно было так назвать, был двухэтажным домом сравнительно небольшого размера. На гостиницу со множеством номеров, явно не походил. По двору бегали куры, весь двор был в помете и навозе. Бесхозяйственность! В голове возникало слово «притон». Никто не встречал, и когда въехали во двор, сразу завязли в грязи, и даже мощному Орлу приходилось сложно их волочить. Я же брезгливо осматривался вокруг, не решаясь вылезть из саней, чтобы облегчить конскую участь. Араб, плетущийся сзади, недовольно фыркал.

— Хозяин! — прокричал я.

— Чево там! — прокричали сбоку из какого-то сарая.

— На постой возьмете? — просил я и все же сделал попытку вылезть из саней. Остаться чистеньким не получилось — нога погрузла в жиже выше щиколотки, вымазав унты.

— А куны есть, мил человек? — спросил плотный мужчина, неожиданно выглянувший из сарая.

Это был, как сказали бы в девяностых годах двадцатого века, браток. Ростом под метр девяносто, что сильно выделяло его из всех увиденных людей, может, только кроме ратников. Шрам на щеке делал и без того немиловидное лицо прямо таки бандитским. Шах, весь уже в грязи, даже морду умудрился вымазать, взял оборону и тихо прорычал.

— А сколько возьмешь? — спросил я, восхищаясь псом — мой защитник.

— Дак десять кун! — с усмешкой проронил бандит, зыркая на Шаха. — Только это мне, а Путиле, может, еще десять отдашь.

Ясно, передо мной стоял не хозяин этого непотребства. Может либо вышибала, а может и так, чужой человек, на характер меня попробовать решил.

— А ты кто таков, чтобы я тебе куны давал? — с вызовом посмотрел я на громилу и демонстративно взялся за эфес сабли.

— Иди е Путиле, что ты тута с этним зверем рыкаешь? — пробурчал бандит зыркнул на Шаха и опять пошел в сарай.

И то, правда. Пойду в дом, да и узнаю все. Но этот бандюган заставил насторожиться. Вот гад, этот Войсил, оставил одного и крутись, как хочешь, а приличного места и нет. А тут еще и оставить коней с санями. А потом украдут и будут строить честные глазки.

Внутри здания этого «элитарного отеля» было все же поуютней, чем ожидалось. После грязи и разрухи во дворе, на контрасте, показалось даже нормально. «Ресепшен» искать не пришлось. На звук отрывающихся дверей вышла русская баба. Ну, та, что коня из горящей избы на себе вынесет, а то и слона. Огромных размеров, может весу под килограмм за сто пятьдесят. Божана казалась бы рядом с ней как лань рядом с кем… да с тем же слоном. Волосы жирные, на длинной рубахе следы грязи и жира. Брр.

— Чево надобно? — спросила гигантша.

— На постой потребно. Казали, что у вас можно, — ответил я сдерживаясь, чтобы не развернуться и не убежать.

— А куны есть? — с хитрым прищуром спросила баба.

— А сколько? — я скопировал хитрый прищур.

— Дак за день… — задумалась она. — Сем кун.

Я вытащил серебряную монету, заранее приготовленную, в которой было под пятнадцать граммов серебра и демонстративно начал ее рассматривать и подбрасывать в ладони. Если все правильно рассчитал, то куна составляла четыре грамма серебра, получается сейчас у меня в руках меньше запрашиваемой цены. Я достал еще одну монету, что составило бы уже восемь кун.

— Это, — я показал глазами на две монеты в руках. — За день постоя и вечерю, да чтобы с мясом.

Вытерев руки об подол рубахи, нисколько не стесняясь ее, задрав, что открыло ужасное зрелище толстых ног с воспаленными венами и какими-то пятнами, баба подошла и взяла монеты. Да у нее и варикозное расширение вен и скорее всего диабет, правда, откуда, если сахару тут не должно быть, или диабет от этого не зависит? Рассмотрев с большим интересом монеты, она, еле уловимым движением, спрятала серебряные кругляши в кошель, который висел на тонком, в виде веревки, поясе.

— Ну, пошли! Горницу покажу, — сказала дородная баба.

Горница, которую мне предложили, была мягко сказать «не очень» — малое пространство, одна большая лавка, сундук, маленькое оконце в бычьем пузыре, и больше сказать нечего. Мой «президентский люкс» был одним из четырех похожих номеров. Спать здесь ну никак не хотелось, да я уже и задумался, что этот отель пяти звезд мне не нужен. Если завтра ситуация не проясниться — ей Богу уйду на заимку в том лесу, где повстречал Войсила. Этот средневековый умник кинул меня. Или пойду в княжий город. Деньги есть, пистолет есть, крутой арбалет, даже пару гранат, еще винтовка.

Божана… От имени этой девушки тепло становится. Предложу ей, как в дамском романе более поздней эпохи, сбежать. Ладно, как говориться: «Утро вечера мудреней». Поем, спать в сани пойду, может и получится немного отдохнуть. Спальник поможет выдержать и не такую непогоду, да и живность с вещами оставлять нельзя, хозяева этого заведения явно не гарантируют безопасность своим гостям, как и сохранность их имущества.

Время было еще не позднее. Мои часы показывали только семь вечера, но не думаю, что в этом средневековом отеле ужин по расписанию. Слегка просушив свои навороченные унты у печной трубы, я поспешил в большой сарай, где были «припаркованы» мои кони, и маялась от безделья проголодавшаяся сигнализация с виляющим хвостом.

Да здесь была печь! Что меня удивило, правда, в комнате уже скорее узкая кирпичная труба, но и от нее было достаточно тепла — единственный плюс помещения. Наверное, для местных факт печного отопления перевешивал все минусы, но не для меня.

Мой зверинец встретил хозяина по-разному. Шах обрадовался и чуть не сорвался с привязи для порции ласки. Кони же фырчали — стог сена у них был разворошённым. Нужно было овса купить для них. Таких коней одним сеном нельзя кормить. Найдя завалявшуюся где-то под шубами банку рыбной консервы, открыл ее ножом и покормил пса. Потом, если мясо вообще мне достанется, принесу собачке свежеприготовленного.

Провозившись со зверинцем, почистив пистолет, снарядив дополнительную обойму, проверил арбалет, навел порядок в санях и пошел в главный, так сказать, корпус, отеля. Выходя из своего люкса, я увидел помещение, всего раза в четыре большего, чем выделенная мне горница — там поместились три больших массивных стола, вдоль которых были лавки. Ну, человек так на тридцать в тесноте. Сейчас же было только две компании всего не более человек двенадцати.

— Хозяйка! — Обратился я той же большой женщине, которая и встретила меня изначально.

— Ты мне? Чаво? А, снедать? — растерялась «мадам».

Одежду она так и не сменила, только, казалось, на ней появилось еще больше маслянистых пятен. — Дык, седай! Сейчас!

Хотелось бы отдельный кабинет. И если бы такой и имелся, золотого бы не пожалел. Но имеем то, что имеем. Однако, постарался присесть подальше от компаний. Лучше бы на вынос взять, но бегать от возможных проблем и людей, которые их могут создать? Нет! Тем более все больше стал появляться азарт, желание каких-нибудь авантюр. Наконец, я бы с удовольствием и в морду бы получил, а еще лучше — кому морду набить. Надеюсь это не садо-мазо, а стресс? Есть от чего.

Кувшин с какой-то жидкостью мне принесла молодая девчонка, а к нему два куска хлеба. Девочка была худющая, со впалыми щеками. На вид ну лет двенадцать-тринадцать. Догадываюсь, что для этого времени это почти переходный к замужеству возраст, но Божана, которая явно была несовершеннолетней, воспринималась иначе, да и все женские признаки у нее на уровне. Опять Божана…

— Спаси Бог! — сказал я вслед быстро удаляющейся девочки.

В кувшине было пиво. Я ждал медовухи, кваса, браги, а тут пиво. Мне казалось, что его сложнее варить. На вкус было… Просто и необычно. Хотелось себя убедить, что это не порошковое — настоящее, значит вкусное, но нет. Фанатом пива не был, и, видимо, и не стану, так как запах пива, а на вкус никакое.

После пару глотков из кувшина, решил ненавязчиво прислушаться к разговорам.

— Так и ея, тудыт раз тудыт, а она корчится тута, дык я ее… — увлеченно рассказывал о своих любовных похождениях небольшой, даже плюгавенький мужичок лет так под сорок.

Наверняка на ходу придумывает. Но это нормально для мужской хмельной компании, а компания явно бражничает — кроме кувшинов на столе ничего и нет.

— А он мне и говорит, склад треба ставить в граде, товар негде хранить, а с мариянцами ентими торг можно и отсюда вести. А где ж я артель та найду. Вон все артели по низу в Новограде, тут где я найду?.. — жаловался прилично одетый на вид мужик с почти седой бородой. Наверное, приказчик жалуется на своего купчину.

Через минут двадцать сидения и неспешного пития пива принесли еду. Кусок приятно пахнущего мяса на глиняной миске. Брутально так получилось — оформлением блюд не заморачиваются, да мне этого и самому не нужно. Мясо было нормальным. Придраться ко вкусу можно, мало соли, приправ кроме чеснока и нет, но это с придирками. Съедобно, сытно и замечательно.

— А вино есть, хозяйка? — выкрикнул я, чем привлек внимание всех присутствующих.

— Демьян, ты живот свой на купчину Вышату положил и вино не берешь, а тут вон каки выискался вина ему, — сказал весельчак из компании «приказчика» и засмеялся.

Ох уж этот средневековый юмор.

— Серебро даш найду, только у нас тут вина мало, — ответила хозяйка, выглядывая из-за угла, за которым, видимо, была кухня, по крайней мере, именно оттуда шло основное тепло в помещение.

— Неси! — сказал я, на сторонние реплики решил пока не обращать внимание. — Да мяса еще два раза по столько и хлеба!

Жор проснулся. Все на консервах, которых и так немного взял, за всю дорогу от хутора-заимки мясо ел только несколько раз. Подходить самому к костру и просить было, как говорят, невместно, а охотиться, свежевать, да на ночевках жарить тоже не настолько я был хорошим охотником. Показывать, что все перечисленные процессы мне мало знакомы — взрастить больше подозрений, которых и так хватает.

Как несла кувшин с вином сама хозяйка, так подносят в XXI веке в мишеленовских ресторанах блюдо от шеф-повара. Даже громила-баба смогла с грацией пронести вино и аккуратненько с исключительной деликатностью, поставить возле меня. Сколько она с меня сдерет за это вино? Как-то не подумал, что здесь в северных широтах с вином не может быть просто и дешево. Нужно быстрее менять свои жизненные нарративы.

Следом за хозяйкой серой испуганной мышкой прибежала с большой миской девочка. Поставила и сразу убежала. Да, запуганная девчушка и вряд ли в родстве. Родственников до такой анорексии не доводят.

— А что, отрок, отец дает хмельного вина пить? — не угомонился весельчак.

И снова хохот.

Но посмешищем не буду.

— Отец мой добрым хозяином и христианином был, и за веру христианскую бился, и на поле ратном полег, — говорил я привставая. — А последний, кто мне вино указывал не пить, помер от стыда.

— А как от стыда помереть то можно? — продолжал весельчак, но я уже знал, как ответить.

— Так вот мой стыд, — сказал я, резким движением вытаскивая саблю, и сделав вид, что собираюсь ударить средневекового весельчака.

Тот от неожиданности постарался уклониться от замаха, но упал и разлил на себя мутную жидкость из кувшина, который не выпустил из рук. Весь честной люд великосветского заведения разразился смехом.

— Вот Митька, как тебя малец-то, а ты отрок удалой так ему и нужно, ха-ха, — заливался смехом собутыльник или сокувшинник валяющего балагура.

Как ни странно, зла на меня никто не держал, а падение Митьки стало главной темой для последующего часа. Как же люди из одного эпизода столько разговоров могут выжать? Да, недостаток новостей сказывается — вам бы интернет на часок, разговоров было бы на всю жизнь.

Я неторопливо ел, когда в помещение зашел недавний знакомец, который вылез из сарая при моем приезде в это расчудесное место.

— Мила, хоть сюда! — прокричал он с порога, и баба-громила пошла к нему навстречу.

Едрит твою — Мила! Да это имя меньше всего к ней подходило. Мила, блин. Эта огроменная «Милочка» что-то пошепталась с бандитского вида мужиком, слегка косясь в мою сторону. Обсуждают меня. Может то, что я новенький? В городе, по любому, чужой человек сразу на виду, может, что вино заказал? О другом думать не хотелось, но усилием воли и это предположение в своих мыслях я озвучил — меня хотят грабить! Нет, спать я буду точно в санях с саблей и пистолетом в обнимку.

*………..*……….*

Василий Шварнович, боярин дальней сторожи, в миру Войсил, сидел на широкой лавке в просторной горнице. Напротив его расположился широкоплечий человек, одетый как купец, в шитый серебром кафтан, под которым была длинная рубаха с красочной вышивкой. Широкий пояс, так же расписанный разноцветными узорами отягощался четырьмя увесистыми калитами и небольшим, украшенным серебряными пластинами и самоцветом, кинжалом. По одежде можно было сказать, что муж был купцом, пусть времена варягов, когда те были и воинами и купцами прошли, но повадки этого торговца выдавали в нем сильного ратника. А гордый и орлиный взгляд, который, казалось, обозревает все вокруг, демаскировал и начальственные задатки командира большого воинского подразделения.

— Так, что Василий Шварнович, говоришь, Кутияр воду боломутит? — спросил «купец».

— Так и есть, не отступится Глеб Всеславович. Наш человек не урезонил степного хана. Катияр думает победить татарву и взять под свою руку всех западных половцев, — сказал Войсил и потянулся к кувшину с квасом.

— О как! Ханом великим пожелал стать, а рати русские ему допомогу чинить будут. Лис степной! — Глеб Всеславович сплюнул.

— Я так мыслю, что не наше то все! Паче киевские, да черниговцы с волынцами полягут, а владимирский стол окрепнет, — «сотник» погладил аккуратную, вычесанную бороду. — Нам с того прибыток.

— Так-то так, да что за зверь такой те татары? Ослабнет Русь, и может все под них ляжем? — «купец» налил себе квасу в небольшой кувшин, выполнявший роль кружки.

— Может и так, может и так, — задумчиво произнес Войсил, поднося свой кувшин ко рту.

— А что марийцы, да мордва? — поинтересовался Глеб Всеславович.

Василий Шварнович не спешил говорить. Этот разговор оказался раньше, чем ожидал сотник. Приезд старинного друга Глеба, который отыгрывал роль купца, ожидался через две седмицы. Вся информация не успела уложиться в голове, а тут нужен анализ и выводы. Мордва и марийцы не будут помощниками и союзниками — сильны противоречия. Недовольны они и активностью в районе строительства Низового Новгорода. Против татар они не станут под одно начало, но и поостерегутся от набегов, да и удобное время для торговли с мари и мордвой, о чем они и просили. Только главным товаром соседи хотят оружие и брони, но готовы хорошую цену платить. Тут и пушнина, и снедь, и скотину готовы отдать. Марийцы только вот еще могут воинов дать, намекнули, что христиане будут, но бродники. А какие из бродников войны? Голытьба да тати. Беглецов и извергов в той стороне хватает, много христиан. Да что за войско, если они от порядка бежали. И за всем этим стоит проблема татар. Есть ли возможность, что обойдет Русь сия напасть? Есть. Войсил был почти уверен, что возможности направить татар по южному порубежью есть, нужно только постараться.

— Знаю, что торг с ними добрый будет. Можно и калиты свои набить, а на те гривны воев готовить. Ратные нужны будут для обороны и от татар и половцев и мордвы. Тут отрок один рассказывал, что татары не успокоятся и пойдут на Русь и далее на ляхов, угров и франков, — взгляд Войсила уставился на собеседника. — Глеб, татарва может вывести три и сто тыщ воинов! Хорезм взяли, а там люду было больше, чем во всех княжествах Руси. А мы не объединимся, Полоцк не придет, Новгород з лицарами ратится.

— Что за отрок, что мужа научает? — спросил Глеб Всеславович

— Чудной вон, токмо можа и польза буде, — сотник улыбнулся с прищуром.

— Ты нашел ЕГО? Войсил, что разум мне морочишь? Прости Господи! — восклицал Глеб. — Кто он? Что выяснил?

— Не знает он почитай ничего, только, словно предвестник страшного. Думаю, что присматривать нужно за ним, но дать свободу. Монахов ловить на том, что они будут стараться его взять себе. Так что, Глеб Всеславович, дай мне еще полсотни ратных, иначе и не выдюжу, — не переставая наслаждаться замешательством своего друга, говорил Войсил.

— Ты не отдашь его мне? — спросил Глеб, не рассчитывая на положительный ответ.

— Он в род мой войдет, ты присматривай за городом, да монахами, вылавливай их, — ответил Войсил.

— Ты решил Божану выдать за него? Племянницу не жалко? — догадался о планах друга Глеб.

— У нее глаза горят, приглянулся отрок, так от чего же не выдать? — Войсил пожал плечами.

— И решить свои проблемы, — усмехнулся Глеб Всеславович.

— Как водится, не без того, — сказал Войсил и отхлебнул с кувшина хмельной жидкости.

— Не загуби его, а при случае сведи с этим Предвестником, — сказал Глеб Всеславович и последовал примеру друга, опустошил свой кувшин.

— Эй, Наська меду дай нам, да снеди нести не гоже мужам добрым без хмельного сиживать. А поутру поговорим еще, — крикнул Войсил и перешел на другие темы о семье и деятельности князя Василько.