На следующий день я пригласил уже, так сказать, силовой блок. Лавр, сын Далебора заметил следы, ведущие в усадьбу. Четыре-пять всадников крутились ночью где-то рядом. И не было бы и подозрительным — многие проезжали мимо, но следы уходили в лес. Лавр даже провел небольшое расследование, расспрашивая людей и выясняя всех приезжающих в усадьбу. Он и узнал, что были замечены незнакомцы.
Сомнений не оставалось — некие силы заинтересовались мной. Та группа вооруженных людей, что еще ранее следила за мной, как и незнакомцы рядом с усадьбой — звенья одной цепи.
Чего ждать? Пожара усадьбы, или стрелы из-за дерева? Да и в целом ждать сюрпризов категорически не хотелось. Нужно действовать, но людей для организации контроля и патрулей мало. Решать же проблему нужно быстро, до посевной. Как только посевы взойдут, сразу же станем уязвимыми для неприятностей, если те раньше не начнутся. Подпалить поле проще простого и целый батальон, которого нет, и вряд ли в ближайшее время будет, не способен предотвратить диверсию.
Но ждать ли нападения основывая выводы только по следам? Спорный вопрос. Только бдительным оставаться нужно!
— Боярин! У ворот тебя спрашивает муж, что Шинорой назвался, — зашел ко мне в горницу один из холопов.
Что еще этот проныра может сказать, и не сильно ли много его становится в моей жизни? Такой шустрый малый, конечно, может пригодиться. Но доказывать свою лояльность он будет долго.
— Ну что скажешь? — обратился я к Шиноре, как только тот вошел в горницу в сопровождении одного из ветеранов.
— Боярич, тебя сегодня убивать придут, — сказал Шинора.
— Когда? Сегодня? Кто, почему? Все говори! — сказал я и стал слушать сбивчивый рассказ.
Испугался ли? Да, испугался! Вот только испуг был спровоцирован не опекой собственной шкурки, а опасностью для других людей, прежде всего для Божаны. И, себе-то нужно признаться, боялся потерять то, что еще не успел приобрести. Только начал составлять планы развития, знакомиться с людьми и условиями, а тут всего хотят лишить, прежде всего жизни. Остается только драться, тогда еще будет шанс выстоять, а вот сбежать — точная смерть, пусть и с недолгой отсрочкой.
Оказалось, что Шимора, по его словам, был одним из тех, кого пытались привлечь к нападению. Часть городской сотни, вместе с лесной ватагой разбойников, которая стала рядом с поместьем, готовится убить меня, а Божану украсть. Возглавляет этих татей Вышемир. А еще пронырливый плут считает, что в Унже готовится чуть ли не переворот. Дальняя сотня вся тайно прибыла в город, и сидят кто у Милы, кто ходит по городу. Вот только не пьют, не гуляют, а в доме Войсила стало много народа, чем прежде. И стоило согласиться, если люди не пьют, то уже подозрительны их намерения. В словах бродяги был резон. И в этой игре я представлен как разменная монета, было именно такое ощущение.
Дав аж полгривны Шиморе, я отпустил его в город и наказал все смотреть и привечать. Важно будет подойти ближе к интригам Войсила. Так и я из пешки в более значимую фигуру вырасту.
Совещание, на котором был Далебор и еще три ветерана, определило, что, по сути, я им — никто. Вот так просто и незатейливо. Нет, оскорблений не было, но старые вояки хотели понять, зачем они, уже выкинутые из обоймы, должны мне помогать — все они свободные, да и ремесла держат. Они меня охраняли, они же и начали уговаривать меня ехать под крыло тестя, а умирать и подставлять под удар свои семьи не хотели. Аргумент с семьями звучал чаще всего. И это при том, что ранее они же говорили о том, что готовы стоять за меня против Вышемира. Что изменилось? Число противников оказалось многим больше предполагаемого?
Понять ветеранов было сложно. Вначале монолога Далебора я подумал, что старые вояки хотят серебра, и чуть было не предложил им каждому по гривне. И хорошо, что промедлил, так как в конце речи выразителя интересов ветеранов, тот конкретно сказал, что серебро как единственный аргумент только оскорбит их. Вот, если все же согласятся, тогда другое дело — можно и не по одной гривне дать. Вот так меня уже поставили перед фактом оплаты по две гривны на человека, однако и нужно найти правильные слова.
— Я юнец, и невмесно мне говорить мужам умудренным, только я боярин и нужно и сказать и указать. Там, где дети растут, татей быть недолжно. А те, кто думает меня живота лишить— тать. И вы, добрые вои будете на лавке сиживать, когда секут боярина, на земле которого вы живете? Також идите и ждите, пока тати к вам придут, — сказал я и демонстративно отвернулся.
Я постарался сыграть на отеческих чувствах собравшихся. Они годятся мне в отцы, по крайней мере, физиологически. И тут они оставляют юнца на смерть. Не может так быть, защитят, должны.
Пауза, установившаяся после моего спича, затягивалась. Я уже мысленно составил план, по которому отправляю Божану к Войсилу, но сам убегать не собирался. Так мой авторитет, который следовало бы зарабатывать, рухнул бы в минуса.
— Добро. И по две гривны на ратника, — сказал, наконец, Далебор, когда я уже собирался предлагать высокой делегации рядовичей убираться восвояси.
Наши глаза со старым воином встретились и по озорству во взгляде, диссонирующему с морщинистым, но волевым лицом, я понял, что все было решено заранее и меня опять проверяли. Ну, пусть и так, главное результат.
— Далебор, я составлю грамотку — пошли кого к Войсилу и передай ему, — начал подводить я итоги совещания. — Ставь дозоры попеременно и денно и ночно. Проверить оружие, во двор выкатить телеги, чтобы поставить их преградой. Во дворе, доме все ведра наполнить водой, дабы тушить пожары. Холопов поставлю с этими ведрами. Селения укрепить и создать и там стражу.
Божана наотрез отказалась бежать. Мои доводы были выслушаны и не приняты, вызвав у меня когнитивный диссонанс. Такая покорная жена в лучших традициях домостроя и не подчиняется. Но после того, как наша первая семейная ссора пошла на убыль, жена предложила соревнование в стрельбе из лука. Я сразу же отказался, так как знал только принцип стрельбы, но практиком не был. Божана же продемонстрировала умение владения луком, и я понял, что эта валькирия, если что может и переломить метким выстрелом все планы нападающих. Главным же было условие держать дистанцию и при первом же приказе отступать. Согласие жены потребовал подкрепить крестоцелованием.
Хорошая и плохая новости пришли одновременно. В горницу, которую я выбрал в качестве своего кабинета, а сейчас и штаба, вошли Далебор и его сын Никола.
— Позволь, боярин, — первым начал Далебор. — Василий Шварнович велел передать, что сегодня прибудет два десятка Филипа и Гаврилы.
— То добре. А ты Никола с чем? — обратился я к сыну престарелого ветерана.
— Так, это — тати идуть, — начал мяться подручный. — Напали на обозников из Унжи, что шли торговать с нами. Вот спасся один и сказал.
Очень интересно. К нам направляются какие-то тати, они же нападают на обоз, который какого-то черта к вечеру идет торговать?!
— Спасшегося обозника — ко мне! — приказал я Николе.
— Дык ушел он! — растерянно сказал парень.
— Глядеть, телеги сложить, как и рядились ранее, луки на поверх дома, — начал раздавать я распоряжения.
Сам же оборудовав место на втором этаже, выбил бычий пузырь из двух оконцев. Не лучшее место для стрельбы, но что имеем. Не в полный же рост стоять. После оборудования места, побежал в спальную горницу — там винтовка и пистолет. Собрав винтовку, я решил ждать на крыше дома, где уже были присмотрены позиции, там же были шкуры, мешки с землей. Получалось две позиции. Одна при походе разбойников, после того, как буду обнаружен, уже бить стану из импровизированных бойниц.
Встретить дружков Вышемира, а я уже не сомневался что это он, я намеревался на шестьсот метров. Если они пойдут скученно, то шанс попасть будет. В целом, я был суетлив и не последователен в своих решениях. Перебегал с места на место, обрывочно командовал остальными людьми. Поставил пятерых холопов с копьями у двери, но Далебор отправил их прятаться, при этом постарался выставить, что это было моим решением.
А потом время стало физически ощущаемым, тягучим, наполнилось тяжестью. Каждая минута растягивалась в час. Воздух вокруг электризовался, адреналин бурлил. Так может и откат прийти еще до начала столкновения.
«А если все надуманно и ничего не будет?» — задавал я себе вопросы.
«Будет, отправка аж два десятка ратников от Войсила — это уже анализ информации, которой я не владею. Тесть уже многое знает и просто так отправлять своих людей не станет», — я пытался размышлять.
Как не всматривался вдаль, пропустил подбежавшего прямо к забору человека. Увидел, как тот устремился назад и быстрый выстрел из винтовки прошелся мимо, даже не напугав убегающего. Последовал выкрик, и стала подыматься веревка, на конце которой были крюки. Именно их беглец и зацепил на забор. Забор резко дернулся, и с огромным грохотом рухнула секция, давая возможности нападающим пройти во двор усадьбы.
Первый выстрел стрелы, ушедшей в сторону нападающих, произошел из места, где должна быть позиция Божаны. Вот тебе и женщина! Стрела попала в грудь бежавшему первым разбойнику. Остальные укрылись. Неожиданная готовность одного, или больше, защитников, рушила ожидания нападающих. Отличный расчет на внезапность! И ведь получилось бы, не знай мы о нападении именно сейчас. Еще раз проговорил в голове: «Нельзя недооценивать местных людей!»
— Что попрятались? Кто там будет-то? Спужалися аки трусы волка? Давай, вперед! Убьем быстро! — кричал, спрятавшийся за большой доской «смельчак» из числа нападающих.
Я прицелился — расстояние было уже небольшим. Я-то думал, что на пределе стрелять буду, а здесь метров 70. Так, прицел на эту доску, небольшое упреждение, взять на палец ниже, вдох, выдох, вдох зафиксировать винтовку, плавно спустить курок.
Бах! Есть! Доска разлетелась, «крикун» вывалился из-за укрытия.
— Всем стоять, — крикнул я, в надежде на то, что лишившись предводителя остальные отойдут.
Две стрелы устремились на мой голос. Я не увидел, но почувствовал, откуда стреляли и даже понял, что одна стрела точно попадет в меня. Справа ощутил мощный удар по груди, и меня пошатнуло, пришлось упасть на свою снайперскую позицию. Да, знали бы местные, какой у меня доспех из сплавов на основе титана, что ни одно оружия этого времени не сможет серьезно навредить. Однако, боль была и синяк будет серьезный.
Пока я размышлял над своей судьбинушкой — события развивались. Толпа разбойников начала втекать во двор. Мало кто из разбойников в адреналиновом всплеске понял, почему во дворе такая бесхозяйственность — перевернутые телеги, мешки чем-то набитые.
Нас было восемь, нападающих было больше трех десятков. Выглядывая из-за своего укрытия, я заметил, у большей половины нападающих берестяные маски на лицах. Логично, что они скрывают лица по причине узнаваемости, что еще раз говорит в пользу теории нападения соседа.
Но где же Гаврила и Филип?
По договоренности после того, как нападающие войдут во двор, я должен был дать отмашку на стрельбу, но замешкался.
— Бей нехристей, — прокричал я, наконец, и, начал стрелять из винтовки по множественным целям.
Наконец, взял свою жатву. Второй выстрел и вижу, как разрывается голова у одного из разбойников, третий выстрел — мимо, еще выстрел и один валится с рваной раной в ноге. Перехват пистолета, винтовку в сторону. Глушитель не закручиваю — выстрел и еще один, нападающий падает на землю. Целюсь только в корпус, с моим навыком стрельбы, стрелять в другие части тела бессмысленно.
Я не видел всей картины боя, как другие защитники стреляют, потому и увлекся. Понял ошибку только когда одна из стрел ударила в шлем и по касательной ушла дальше. Беспечность и, если бы не доспех, уже был бы мертв. Картина же была ужасной — крики, вопли, несколько человек уже почти прорвались в дом, с остервенением ломая топорами дверь.
Нырок в специально разломанную часть крыши дома. Это был запланированный отход, но по ощущениям слегка запоздалый. Бегу через коридор в дальнюю комнату, откуда должна была стрелять Божана. Ее сохранить — она главная ценность! В левой руке пистолет, в правую саблю — не самый лучший вариант в узких помещениях, но что имеем. Дверь с ноги — стрела в районе груди, успеваю отклонить.
— Жива! — прошептал я. Передо мной стояла валькирия с отброшенным луком и кинжалом в руке.
— Я стрелу пустила в тебя? — испуганно сказала Божана и подбежала ко мне.
Обняться не получилось — в доме послышался лязг железа и крики.
— Прячься в сундук, — прокричал я, но когда девушка не поняла, что я хочу я практически силой ее запихнул в хранилище одежды. — Ты молодец, только дальше должны мужи биться.
Прибежав к лестнице, я увидел, что, сомкнув щиты Далебор, Никола и еще один ветеран, противостоят напору полутора десятку разбойников.
— Всем стоять! — крикнул я. — Вы пришли за мной, так возьмите меня, а коли честь городской стражи еще в вас, так по одному выходите со мной ратиться. Что ж ты Вышемир, как скоморох с личиной вельзивуловой ходишь? Открой лик свой!
Вышла пауза. Те разбойники, что выглядели побогаче других, стали переминаться с ноги на ногу.
— Ну, что притихли? — расталкивая заслон из защитников дома, я вышел к нападающим. — Ну!
Из толпы вышел один разбойник, одетый в богатый составной доспех, что был доступен далеко не каждому десятнику. Он снял маску и за своей спиной я услышал голос Далебора.
— Вышемир! — негромко сказал ветеран.
— Ну, так-то лучше! Чего нужно тебе? Чего аки тать в дом пришел? Земли наши на одной меже, тебе земли нужны? — обратился я к соседу.
— То мои земли, я с Борояром рядился, он обещал мне Божану, я в своем праве. Божана и земли ее, мои! — прошипел Вышебор.
— А давай так, коли одолеешь, забирай земли, но Божана не пойдет за тебя, за то коня своего дам, — предложил я поединок.
Вышла пауза, в ходе которой Вышемир советовался с кем-то, поглядывал на меня. Видно спрашивал, какой я воин. Но ничего ему путного сказать не могли.
— Добро, я десятник, а ты даже и не новик. Но слово сказано. Во двор! — сказал Вышемир толи мне, толи своим ватажникам.
— Тихон, дверь держать! Где остальные? — обратился я своим соратникам. — Тянем время в надежде, что помощь от Войсила скоро придет!
Не дождавшись ответа, я поспешил на улицу. Задержка могла бы вызвать презрение. Донесшиеся звуки во дворе говорили о том, что защитники дома еще продолжают отстреливаться, устроив снайперскую дуэль. Наш выход прекратил крики и выстрелы.
Больше ничего не говоря, мы стали друг напротив друга. Я успел подумать, что вот она — междоусобица — два боярина за землю воюют.
Все еще не воспринимая происходящее как реальность, страха не ощущал. А вот азарт был.
Я поднял валяющийся щит одного из нападающих, а пистолет вложил в кобуру. Мой противник пошел кругом по часовой стрелке, я же повторил его маневр, но уже в другую сторону. Мы смотрели друг на друга, вычисляя каждый шаг и ожидая атаки. Разделяющие нас три метра могли сократиться двумя выпадами.
Сделав три круга, я стал терять терпение, но начинать схватку самому не хотелось. Если Вышемир не атакует, то его сюрприз именно в защите. Но похулиганить можно. Я дернулся, имитируя атаку, и мой соперник отшатнулся на шаг, чуть не запутавшись в своих же ногах. Я не ожидал такой реакции, но решил развить успех. Практически на инстинктах я пошел в атаку, в тот момент, как противник все же устоял и начал вновь концентрировать внимание. Прыжок влево, прыжок вправо, расстояние сократилось до полутора метра — клинок направляю в лицо сопернику. Вышемир скрывает голову за щитом, приподнимая его выше необходимого. Резко приседаю и бью по лодыжке правой ноги краем своего щита, сразу отскакиваю, что спасает меня от сильного рубящего удара сверху.
Отскочив, я закрылся щитом и выставил свою саблю. Я ждал атаки от Вышемира, но ее не последовало. Мой соперник кричал от боли и не мог сделать шаг. Удар щитом по ладыжке или голени, был болезненным. Эта часть тела не была защищена — кость ломалась без особых проблем.
Играть в благородство я не стал. Противник, лишенный маневра — легкая добыча. Я подскочил и нанес удар в голову — противник выставил свой меч, но не смог отвести удар, и моя сабля добралась до шлема. Не столько осознавая, сколько чувствовав, растерянность Вышемира, я нанес сильный удар под колено левой ноги и несостоявшийся муж моей Божаны, начал заваливаться на бок, теряя последнюю надежную опору. Точечный взмах сабли рассек горло и закончил жизнь десятника.
— На колени! — заорал я остолбенелым разбойникам.
Они попятились.
— Бросить оружие и на колени! — еще раз прокричал я звериным голосом и пошел на опешивших разбойников, отбросив щит.
Двое ватажников бросили мечи и стали на колени. Это и прорвало уверенность в себе у остальных. Из собравшихся пятнадцати на ногах остались трое. Один оказался лучником. Я не успел среагировать на выстрел. Когда стрела ударила в грудь и не пробила доспех, а я практически не покачнулся, разбойники были ошеломлены. Теперь уже все были на коленях.
Тот же, кто стрелял, должен был умереть. Достать засапожник я не додумался, метнуть в стрелка саблей не получится, он же уже достал новую стрелу. Пистолет — выстрел, кто стоял на коленях от грохота попадали в грязь, лучник же с аккуратной дырочкой в голове валится навзничь. На адреналине я и не задумался о прицеле, все произошло так, как будто контроль над моим телом был перехвачен.
— Доложить о потерях! — приказал я.
Молчание.
— Далемир, пораненные, посеченные есть? — еще громче прокричал я.
— Так не ведаю я, — растеряно сказал Далемир, который стоял всего в нескольких метрах от меня с выпученными глазами.
— Так узнайте! — сказал я и понял, что нужно присесть.
Ноги начали трястись и это только начало отката, могу и свалиться, с таким тремором.
— Свяжите татей! — сказал я и скоро уселся прямо на грязную землю.
«Может плитку положить, дорожки да аллейки?» — подумал я, как был жарко и страстно обнят и зацелован.
— Корней Владимирович, — обратился Далемир. — Степана посекли, да Тихон пораненный.
Получается, один убит, один ранен. Думал, что во мне сейчас все перевернется, стану корить себя, что люди доверились мне, а я не уберег. Но… ничего. Полного безразличия не было, огорчение, что два воина частично или полностью выбыли из строя. Я даже начинал себя нагнетать, накручивать, что нельзя так, не человечно это. Но никто вокруг не занимался самоедством и даже не горевал. Напротив, высказывались, что Степан хорошо ушел, как воин. О времена, о нравы!
Только через полчаса прибыли Филипп с Гаврилой и стали вести бурную деятельность. Опрашивать схваченных, делать, что называется, экспресс-допрос. Я же выпил из своей аптечки пару подходящих таблеток, чтобы немного волнение, вышел во двор.
— Ты, Корней выпей да успокойся, дальше сами, — наставлял меня Гаврила.
— А ты кто таков, чтобы в моем доме хозяйничать? Это моя добыча, мое оружие и брони, и тати мои, — сказал я и демонстративно вытащил саблю. — Ты где был? Пришел, когда татей повязали и главным назвался?
— Так, друзи, невместно ссоры чинить. Все добытое с бою твое, Корней. А тати нам нужно, дабы прознать, где ватага гнездо свила, — пытался сглазить ситуацию Филипп.
— Добре, но я иду с вами, да и с Вышемиром мы порядились — он мне земли отдал, — сказал я и пошел к своим людям.
Дальше было достаточно просто. Мы разделились, и часть пошла логово ватаги чистить, узнать расположение которого не составило труда. Я отправил Далемира с Николой и Лавром туда же. Шепнул им, чтобы присмотрели за нашей долей от добычи, с которой я поделюсь и с ними. А то зажмет этот Гаврилка добро. Он, почему-то мне сразу не понравился, еще во время перехода к Унже.
Я же, с десятком Филиппа, пошел в усадьбу Вышемира. Боярин умер, да здравствует другой боярин! Только оставалась сложность — десятилетний сын у убитого мной десятника. Убить мальчика нельзя по всем соображениям, и, дело не только в гуманности. Одно дело — поединок с взрослым мужчиной, который пришел тебя убивать, другое ребенок. Не поймут, я уже начинал думать в духе времени. Тут или тайком нужно было убивать, или не трогать вовсе. Вот только как быть с ним?..
В усадьбу взяли приспешников Вышемира, чтобы они объявили народу наши договоренности. Так семе легитимация и обоснование претензий на имущество, но что имеем, тем и пользуемся.
По прибытии в некогда вражескую усадьбу, а сейчас свою, я потребовал срочно доставить пред мои очи тиуна и старосту. Уже через пятнадцать минут во дворе усадьбы пришли два человека, представившиеся управляющими.
У Вышемира была усадьба и одна деревня, но в целом проживало людей больше моего. Всего, как мне сообщил подхалим-тиун, более четырех сотен человек. Староста назвал точную цифру в четыреста двадцать три человека из холопов и два десятка закупов. Смердов на его землях не было. Про скотину тиун и вовсе не мог ничего сказать, в то же время староста знал досконально хозяйство селения и большую часть усадьбы.
— Староста, как нарекли тебя? — спросил я.
— Так, Макарий я! — ответил он. — В закупах я.
— Служи тиуном, и за три года выйдешь из закупов, а ентого — гнать взашей, — распорядился я и пошел в дом.
Предстояло самое сложное — сын. Церемониться я не собирался — пусть парень сам решает.
— Я Корней, сосед был твой, нынче хозяин земель, что принадлежали ранее отцу твоему. Ты можешь жить со мной и нужды не будет ни в чем, а мужам станешь, так и долю у поместье дам. Или иди, куда глаза глядят! Серебра дам в дорогу, — поставил я условия ребенку и собрался уйти.
— А отца моего ты убил? — услышал я в спину вопрос, от которого и хотел сбежать.
— Мы честно бились с ним. И это он пришел убить меня, в мой дом, я одолел и его и людей, что пришли с ним. Стань сыном мне, и я буду отцом тебе, — сказал я, ведомый некими эмоциями, до конца еще не понятыми.
Я уже поговорил со старостой, который стремился статься полезным, чтобы он присмотрел за парнем и попробовал уговорить войти его в мою семью. Опасно — да! Но вот так, сердцем думаю, но не головой!..
Я все больше сомневался в правильности мной творимого. Ответственность за людей колоссальная, опасность, как показывают события, на грани. Меня могли убить, и я оставил бы Божану, и те возможности, которые я все больше связываю именно с этой удивительной женщиной. Нет, ну как она меня ослушалась?! А мне понравилось. Покорность в спокойные моменты, а потом превращение в валькирию. И это все одна женщина. Я хочу от нее ребенка, а еще я действительно буду рад, если сын Вышемира, Юрий, придет в мой дом. И сердцем хочу и уже и рассудком, так как он оставался единственным наследником и мои претензии на земли и имущество Вышемира становились более обоснованными.
Среди убитых нападающих был человек Войсила. Это вначале вызвало у меня негодование, я даже был готов вспылить и наговорить всего-всякого, но опомнился и подумал о том, что у грамотного разведчика должны быть многие источники информации. Значит, работает тесть, внедряет своих людей.
Нельзя недооценивать предков! Эта фраза становится все более часто употребляемой.
Но, стоит ли обижаться на сотника дальней сторожи за такую подставу? Нет! Земли, положение и самое главное — Божана — это все стоило усилий и опасности. Как добиться в это время признания и уважения? Есть неприятные ощущения, сомнения по поводу время прибытия помощи, когда уже все закончилось. Но, и тут также можно предполагать, что сходу ватажники не должны были нападать. Ну, не принято в этом времени быстро принимать решения, что свойственно XXI веку. Рекогносцировки они не сделали, не попытались обложить усадьбу, поговорить о сдаче.
Уже, когда я собирался уезжать, ко мне подошел староста, назначенный мной тиуном.
— Боярин, просит тебя Симеон, — с поклоном сказал управляющий.
— Это еще кто? — спросил я, продевая ногу в стремя.
— Так тиун ента, — сказал растерянно бывший староста.
— Я сказал, что ты и есть тиун, и решения я не меняю. Давай его, а если пустое что говорить станет, выпорю, — сказал я, приноравливаясь в седле.
Через минуту передо мной стоял бывший тиун, непонятно зачем назначенный на эту должность, так как даже не знал о проживающих в поместье людях.
— Говори! — сказал я требовательно.
— Так, это, боярин, у Вышемира казна была, боярин, это… вот казна! — мямлил прихлебатель.
— Где? — заинтересовался я.
— Так в лесу, там она, с разбою взята, то ватажников казна, да Вышемира, — пытался выслужиться Симеон.
И это было странно, так как, если казна есть, то почему ее не присвоить этому самому Симеону, но зов золота застил рассудок.
— Веди, а коли найдем казну — не прогоню, будешь при мне, — сказал я.
Путь был не долгий, с часа полтора пришлось ехать. Ехали в темноте, и я сокрушался, что опрометчиво поехал один. Не было ни единого фонаря, факел, что был у бывшего тиуна, решили приберечь. Думал ли я о засаде? Да, но успокаивал себя, что не мог Симеон организовать покушение. Да особо я ни о чем и не думал!!! После такого выплеска адреналина мыслей как таковых и не было.
— Вон дуб, а там яма, — сказал бывший тиун после углубления в лес на метров сто.
Яму не пришлось искать — она была отрыта. Это был замаскированный схрон в срубе под землей с крышкой из массивных досок. Вначале я подумал, что опоздали, но внутри оказались два сундука оба размером метр на метр.
Я напрягся и достал пистолет. Создавалось впечатление, что кто-то капался в схроне, но не успел забрать. Резко присев и прислонившись спиной к дереву, я всматривался в темноту, зажженный факел в руках Симеона и мешал обзору, и демаскировал. Немного сместившись от света и жестами показав бывшему тиуну молчать и не приближаться, я стал ждать. Даже кони не переминали копытами и не фыркали.
Возможно, поэтому и услышал небольшое шевеление. Звук от натягивающейся тетивы и скрип лука окончательно определили направление угрозы, и я выстрелил. Гром, разнесшийся по тихому лесу, оглушил, но я уже рванул с места в сторону стрелка. Влетев в ближайшие кусты, я остановился — никого не было! Опять тишина, которую нарушали панические крики Симеона и его нервный конь. Араб был приучен к звуку выстрела и не проявлял особой нервозности.
Небольшое шевеление я услышал в паре метров справа и понял, что стрелок пытается уйти. Сабля! Шаг! Удар наотмашь! Беззвучно падает тело. Шаг и я скрутился в рвотном порыве. Отрубленная голова с частью ключицы, расплывающиеся мозги.
Отдышавшись, я постарался еще раз прислушаться к звукам и обошел казавшиеся наиболее удобные места для засады, но никого не было.
— Симеон, твою мать через коромысло! Сюда пес шалудивый! — выкрикнул я своему сопровождающему.
— Да боярин! — сказал испуганный бывший тиун — пособник разбойников.
Он стрясся и постоянно вертел головой, стараясь осветить направление факелом.
Первая стрела прошлась по Симеону, но разодрала только шубу у левого плеча. Повезло же паразиту!
— Сними с татя оружие и калиту, и сапоги с шубой, — дал я распоряжения, а сам пошел к тайнику.
Нужно срочно убираться от сюда.
Сундуки оказались заперты на замки, поэтому утолить любопытство сразу не получилось. Я решил открыть их уже дома. Но как их доставить? Сундуки были тяжелые настолько, что вдвоем мы их насилу вытащили. Но как донести до дома? Была бы веревка, так к коням пристроили, но я прикинул, что это будет нереально, даже, если конскую сбрую порезать на веревки.
Идею, как это не странно подал Симеон. Волокуши! Саблей нарубил еловых веток, и соорудили немудреное приспособление, куда и положили сундуки, волочить приходилось самому, ну и незадачливому бывшему тиуну.
Но и этот способ был адским. Сундуки слетали на каждой кочке, два раза Симеон упал. И только через полтора часа, где-то на полпути еще до бывшего поместья Вышемира нас заметили ратники Гаврилы.
Они с удовольствием помогли нам, но когда ратники вчетвером, уже по возращению в усадьбу Вешимира, подняли сундуки и понесли их в дом, меня передернуло.
— Стоять! — прокричал я и достал саблю.
Я был готов к противостоянию. Праведный гнев обуял меня. Мало того, что опоздали, практически не участвовали в боях и все защитники могли погибнуть, они еще и пытаются лишить меня добычи. Я столько выплеснул адреналина, я убивал и был близок погибнуть, а тут взяли и понесли мои сундуки! Мои!
Ратники остановились, опешив. Я напирал и медленно, но неуловимо шел в их сторону.
— Остановись Корней Владимирович! — выкрикнул, выходящий уже из моего дома Гаврила.
Этот десятник был низкого роста, но широкоплеч. Его плавные движения выдавали опытного воина. Но главное — умные глаза. Было очевидно, что он умел очень быстро анализировать ситуацию и принимать решения.
— Это мое! — прорычал я, но остановился, пристально посмотрев на десятника.
— А знает ли тысяцкий, что ты казну ватажников себе забрал? По ряду все, по правде? — ответил Гаврила. — Скарб то ватажный!
— Вот пусть и придет ко мне и поведает, что его, а что мое взятое за нападение! Возвращай назад! — сказал я, не уводя взгляд от Гаврилы.
Что стало для меня примечательным, трое моих бойцов, остававшихся в усадьбе, стали возле меня.
— Добре! Мы уходим! — сказал Гаврила, и легкая усмешка проявилась на краях его губ.
Они ушли. Просто ушли и все. Почему я и не знаю. Бросить такой куш, ничего не взяв из усадьбы? Я думал собирать обоз, но позвал Симеона и моего нового тиуна, пусть они этими организационными вопросами и занимаются.
— Симеон будет у тебя помощником, приглядывай за ним, — обратился я к старосте, вспоминая, говорил ли он мне свое имя.
Нужно обязательно узнать. А… вроде бы Макар или Макарий!
— Собирайте в обоз ткани, серебро, утварь, рухлядь, скотину, да соберите брони и оружие. Завтра поутру, тебе тиун, — я указал пальцем на то ли Макара, то ли Макария. — Быть у меня.
Я не ошибся в старосте. Он быстро развил бурную деятельность и уже через час обоз был собран. Симеон же выглядел подавленным. Он, скорее всего, рассчитывал, что сдаст мне захоронку разбойников, так я его вселенским императором провозглашу, а тут расчет не сработал.
Уже когда я собирался ехать, из дома вышел сын Вышемира и молча сел в одни из саней.
Мы поехали, и всю дорогу я размышлял, как настроить парня — сына убитого мной Вышемира — таким образом, чтобы он принял меня. Думается, что отец, зная немного характер десятника, мало давал ласки и внимания сыну. Слышал от Божаны, что Вышемир винил Юрия в смерти жены. Учитывая, что мать умерла, когда малец был уже достаточно взрослым, Юрий испытал в отношении себя негатив и неоправданную агрессию. Бандитская деятельность Вышемира также не могла положительно сказываться на отношениях между отцом и сыном.
Наш поезд уже въезжал в усадьбу, где только несколько часов назад был первый мой настоящий бой в этом времени. Встреча была страстной и со слезами. В Божане вновь проснулась женское начало. Юрий вылез из саней и с интересом и ужасом смотрел на следы недавнего побоища. Все трупы были сложены в одном месте, а оружие в другом, и это была гора железа. Кровавые следы были повсюду.
Божана посмотрела мне в глаза, но, не задавая вопросов, подошла к Юрию и обняла его. И это было искренне и чувственно. Так может обнимать мать сына. И я понял, что, если парень не примет эту ласку и не станет действительно нам сыном, то он и человеком хорошим не будет. Такую любовь не отвергают.
Через час я уже ощутил некоторую радость за то, что немного стал ревновать Божану к Юрию. Странным был синтез положительной и негативной эмоции. Я ощущал искренность их общения. Это было противоречивое чувство, не думал, что это возможно радоваться ревности, оказало, друг Горацио, что многое в мире есть, что недоступно и мудрецам. Как-то так, близко к тексту.
Но было еще съедаемое любопытством нутро. Нужно срочно смотреть экспроприированное у экспроприаторов. Никто не должен игнорировать материальную сторону. Для развития нужны деньги, сейчас представилась возможность заработать, причем моего мнения на этот счет никто не спрашивал. Так почему и не порадоваться прибыли? Все, привезенное из этого скоротечного похода, было сложено в большой горнице, которую можно было назвать палатой.
Трофеи были по местным меркам хороши, учитывая, что усадьбу Вышемира до нитки не обирали, да в мошну ратников Гаврилы тоже немало упало. Три рулона шелка вообще поразили. Как такой редкий товар был у десятника, путь и якшающегося с разбойниками? Тканей разных было многим больше. Серебра столовыми приборами было на больше, чем пятидесяти гривен. Оружия собрали столько, что можно снарядить больше тридцати ратников. Три составных лука вроде бы в хорошем состоянии и еще два похуже. Вот только я еще тот «специалист-лучник». Двадцать коней, что разбойники оставили недалеко от моей усадьбы со всей сбруей. Трое саней с разной едой как на месяц похода. Из захвата логова ватаги достались еще инструменты, орудия труда и пять коров. А еще, как сказывал ветеран Кукса, который был вместе с ратниками Войсила в логове, там добрые постройки и много доски, плотницких топоров, рубанков, гвоздей. Наверняка взяли купца или артель со стройматериалами, которые имели ценность и в этом времени.
Напоследок я оставил два сундука, взятых из схрона. Сломать замки не представилось большого труда и, открыв один из сундуков — я впал в прострацию. На самом верху сверкающей металлической рухляди лежал…Золотой ярлык, ну или скорее пайца. Это был один в один с тем, что я видел на фотографиях и в московском историческом музее на Красной площади. Это был он!
— Вы кого, гады, замочили? — прошептал я глядя на золотую табличку.
Наваждение прошло не сразу. Мысли роились в голове, но не складывались для анализа.
— Ладно, потом подумаю, и нужно Войсилу сообщить, — пробормотал я.
Дальше я начал разгребать вещи в сундуках, подспудно выискивая еще подобные ярлыку артефакты. Но остальные предметы были прозаичны. Чаши серебряные, одна даже с камнями. Пару шейных так же серебряных гривен, монеты, ожерелья и перстни. Интерес привлекли золотые бармы. Уже подумал, что византийские, но отмел эту гипотезу — подделка. Но и подделка могла принадлежать знатному человеку, обличенному властью. Награбили разбойнички знатно. Оценить не получалось, но это сотни гривен. Первоначальное накопление капитала разбойничьим путем!
Теперь только выбрать путь развития. Может, как пират Морган и его потомки первый банк на Руси создать, или заделаться первым промышленным гигантом? Но реалии диктовали другое.
Выбрав из сундуков самое ценное, на мой неискушенный взгляд, не забыв и о пайце, я спрятал добро уже в свои закрома. Потом позвал холопа Прошку. Этот любитель коней попросился у Войсила перейти ко мне и тот не был против. Конечно, Прошка мог быть и засланным казачков. Ну не он, так кто иной. А так, с такой любовью к коням, парень будет более чем уместным.
— Утром конь должен быть готов и седлан, а вот это, — я показал на небольшую кучку драгоценностей. — Найти ларец и положи туда, после мне принести в опочивальню.
В спальню я пришел, когда уже было за полночь, но жены не было. Только, когда я уже лег, Божана пришла заплаканная и села на край ложе.
— Ну, голуба моя, что тебя расстроило? Все же прошло! Тати разбиты, мы живы! — сказал я, обнимая жену.
— Юрий, сирый вон, пугается жить дальше, — сказала Божана.
— Так, стань матерью для него, а мне сын будет. И обиды, и кривды чинить не станем, — сказал я.
— Да, с Божьей благодатью, спаси Бог, любы, — сказала Божана и прижалась ко мне.
Утром, когда еще было темно, я собрался к Войсилу. Поцеловал, проснувшуюся от моего шороха, Божану, и отправился в Унжу. Земля была раскисшей, и конь вяз в снегу, смешанном с грязью. Весна уже уверенно берет вверх и скоро еще одно испытание — посевная!
Добрался до города только часа через три, причем на удобных местах пришпоривал коня и в галоп. Дома тестя не оказалось, как и его жены, прислуга сказала, что он у тысяцкого.
У ворот в детинец меня встретили ратники, двоих из которых я узнал — они были из сотни Войсила.
— А сотник где? — спросил я.
— Так в тронной палате, — ответили мне.
Не встречая никого больше, я вошел в тронный зал, которую уже проходил, и… на месте тысяцкого восседал Василий Шварнович — мой тесть, а рядом был Глеб Всеславович. В голове многое сложилось.
История с Вышемиром была спровоцирована и, вероятно, немалую роль в этом сыграли люди самого Войсила, один из которых и был убит в ходе нападения. Вышемира спровоцировали на активные действия, чтобы оттянуть силы сотника городской стражи Луки на меня. Разделение людей с упором на нападение на мою с Божаной усадьбу, создавало возможности для взятия власти в городе. Приезд эмиссара от князя, как раз в это время, так же удачно списывался в план операции. Да и легитимность поступков обеспечена, чему свидетельствует присутствие Глеба, мирно беседующего с новым хозяином города. Убрать коррупционную схему и оседлать возможные потоки — одна из причин! Ну, так думается человеку из XXI века.
Моя роль так же была определена и тут сошлись много факторов. С одной стороны, я приглянулся Божане. И хотелось верить, что и это имело значение. С другой стороны — чужой человек, который мог дать толчок для начала событий при умелом управлении. Также объединение сельскохозяйственных земель рядом с городом, который в большей степени округой и кормится.
Можно и еще назвать совпавшие факторы, но тут наверняка существует еще один слой, или второе дно. Это княжеские игры. Кому принадлежит Унжа? Владимирскому князю! И зачем ему эти игры? Марийцы? Готовится экспансия в их регион. Или дело в противостоянии с Волжской Булгарией. Войсил работал на Василько, который был ростовским князем, по косвенным предпосылкам, выполнял и деликатные поручения своего сюзерена Великого князя Владимирского. Но с этим пусть разбираются, как говорится, компетентные органы. Мне же была нужна возможность осесть, организовать сельское хозяйство и сделать шаг в торговле и ремесле.
— Спаси Христос Василий Шварнович и тебя Глеб Всеславович, — начал я с неглубоким, но почтительным поклоном.
— По здорову ли Корней? — обратился Войсил.
— По здорову, тысяцкий, али посадник? — спросил я, припоминая, что именно в эти годы стала вводиться новая должность на Руси, посадника.
— Во, как, Глеб! Зело прозорливый муж у меня в зятьях, — усмехнулся Войсил. — Добре, что Божану отдал мудрецу этакому.
Мужчины переглянулись и, несмотря на прозвучавшие слова с толикой сарказма и юмора, лица у обоих были серьезные.
— Вышемира подставили, да ватажников и татей из городской сотни поприжали, — решил я раскрыть часть своих догадок, чтобы выбить из тестя долю правды.
— То так, али не так, да все хорошо же в итоге! — сказал Войсил, показывая, что не горит желанием раскрывать все свои тайны.
Мы поиграли в гляделки, в которых за явным преимуществом, ну и при моем попустительстве, выиграл тесть.
— Прими дары, отец, — вновь поклонился я.
Назвав Василия Шварновича отцом, я показал и почтение, и родственные связи, и что готов на подчинение, как сын отцу.
Какие обиды не иметь, но помощь и поддержка нужна, а все произошедшее можно было расценить как дар именно мне, и я ему должен.
— Во, как! — серьезно произнес Глеб Всеславович и посмотрел на реакцию своего друга.
— Благодарствую! — степенно сказал Войсил и принял из моих рук ларец.
Родственник открыл маленький сундучок и рассмотрел несколько предметов.
— Добрый дар! — сказал он.
— Василий Шварнович, я вправду почитаю тебя, как отца, и далее добром за твое добро отплачу. Но есть разговор до тебя, — перевел я тему, ощущая неловкость после этих признаний, не сказать, чтобы таких уж и искренних.
— Ты Гавриле долю дай! Так по правде. С сотником городской стражи ссоры не чини, — проявил свою осведомленность тесть.
— По полгривны его ратникам и Гавриле три, то добре? — выложил я заранее продуманные цифры.
— Добре, но ты от него доли больше не жди, — ответил тесть, давая понять, что и десяток Гаврилы успел поживиться. Я и не удивлен. — Так пошто пришел?
— Глеб Всеславович может все слышать, что я скажу? — спросил я и посмотрел на друга тестя.
Оба мужчины рассмеялись, только им понятной шутки. Но по реакции я понял, что говорить можно без утайки, значит, степень доверия большая и информация не требует фильтрации.
И я рассказал. Прежде всего, про пайцу. Реакции не последовало, пока я не рассказал, что она обозначает, особенно исполненная в золоте. Лица чекистов средневековой Руси побагровели, но они воздержались от комментариев. Я же озвучил свои выводы, что ватажники где-то взяли или шпиона, или важного монгола. Если и монгольского шпиона, то очень высокого ранга. В случае, если было разграблено посольство, то дело крайне важное и монголы это не спустят.
В ходе рассказа два товарища постоянно переглядывались, как будто ментально передавали друг другу послания.
— Ватага, которую ночью разбили, была раньше на юге на границе с половцами. Они и в Рязанское княжество ходили, уже после пришли на Городец и сюда, — начал говорить Глеб Всеславович. — У Рязани кто-то пограбил богатый обоз. Все взяли, токмо две телеги и осталось.
— Булгары рыскали, искали кого? — выразил свои догадки Войсил. — А много то злата в сундуках у тебя, что ночью в усадьбу привез?
Вот я пытаюсь вообще что-нибудь понять в происходящем, а обо мне знают все. Как умудряются. Хотя… Гаврилка! Это он и пожаловался.
— Не сильно и много, да все дело нужное, — отреагировал я, стараясь максимально держать «покерфейс».
Но дальнейший вопрос Войсила был неожиданным и ошеломляющим.
— А что, Корней Владимирович, пойдем гулять со Мтиславами, как только земля сухой станет? Поглядеть на тех татар? — залихватски произнес Глеб Всеславович. — Вон Войсил тысяцкий, ему не в досуг, а мы можем.
— Не можно ни вам, ни мне! — сказал я, с трудом взяв в себя в руки. — Не будет там доброй сечи. Князья рассорятся, каждый сам по себе поведет дружину.
— Во, как! А не отрок — муж, понимаете! Только князья слово свое дали, что придут. Только и идти можно по-разному, — усмехнулся Глеб Всеславович.
Вот я все же и прикоснулся к большой истории, о которой в будущем гадают. Василько Ростовский с полком своим и Владимирского князя Юрия не дошел до Калки, явно не спешил влиться в русское воинство. Можно сей факт принять за предательство, да все чин по чину. Вышел, да не успел. Да и князья перед походом уже имели нерешаемые противоречия.
— То после еще поговорим, — вклинился в разговор Войсил. — Пошто тысяцкий тебе нужен?
По-молодецки, с усмешкой, тесть указал на себя, как будто бахвалясь. Вон, какой я молодец, мол, тысяцким стал!
— Нужно мне холопов купить, артели плотников нанять, да печников. Еще мастера-стеклодувы, кузнецы и оружейники, добрый гончар. И скотина нужна — свиньи, кони, коровы да овцы, козы. Аще нужны ратники. Я их на свой на кошт возьму, — выдохнул я.
— Остановись, аспид! — с удивлением выкрикнул Войсил. — Ты что умыслил, гуза паленая?
Уже и задницей паленой назвали. Но я и хотел ошеломить, а потом и сами объяснений захотят.
— Постой, Войсил! Зачем тебе все это? — заинтересованно спросил Глеб Всеславович.
И пришлось объяснять:
— Хочу я жить по-новому, крепко стоять на своих землях. Есть задумки, как лучше все производство сладить. Вам от этого так же только добро и будет. Если поможете, так через два года все ваши ратники будут одеты в мои одежды и мои брони, за ваше серебро, но по-родственному, не дорого, — мне пришлось прерваться, так как оба моих собеседника разразились заразительным хохотом.
Вот же этот средневековый юмор!
— Нужно ему, ишь, ты! — пробурчал Войсил, вытирая слезы, что проступили от смеха. — Ратников в граде нет! Мне летом сотню отсылать нужно, на корм, для этого серебро надо. А гривен мало, али ты дашь?
Я уже знал, что сотни, или даже десятки воинов часто подряжались на сезонную работу, чтобы и навыки не растерять, ну и подзаработать. Зимой в набеги почти и не ходят, но летом нужно увеличивать число пограничных дозоров.
— Коли под маю руку ратников дашь, то я и кормить буду и оружие дам, — сказал я, стараясь произнести слова без излишних эмоций, которые могли быть расценены как мальчишеская блажь.
— Тебе? А ты десятник умелый, али сотник мудры? Людей табе? Ты и не новик, а уже людей просишь! Чтобы где сгубить? — осуждающе помотав головой, сказал Войсил.
— Так дай мне три, четыре добрых воинов, да на земле моей есть калеки, бывшие ратниками, наставниками станут. А набрать отроков пятнадцати годков и выучить их, можно и у меня на земле. Лето, два и будут ратники, — выпалил я на одном дыхании.
Дальше я начал озвучивать свой бизнес план. Трехполье, которое становилось главным условием будущего хозяйства, вызвало много вопросов, ответы на которые не всегда находили отклик и удовлетворение у экзаменаторов. И Глеб, и Войсил знали понятие «пар», но использовали его крайне редко, в этих местах все еще преобладало подсечно-огневое хозяйство. Однако, земли было расчищено достаточно много в соотношении с количеством проживающих людей. И, как оказалось, мои угодья, особенно полученные от Вышемира, были в этом отношении передовыми.
Использование новых культур вообще вызвало скепсис у слушателей, но рассказы о сказочных странах, нивелировало полное отрицание. Рассказал и о животноводстве, что так же базировалось на новых культурах. Та же кукуруза хорошо должна была идти в дополнение к сену для скота. Ожидаемые урожаи вызвали ухмылки. Пришлось даже заключать пари, что сам 10 самое малое, что мне удастся собрать. То есть с пуда зерна я получу десять пудов.
Урожайность то в эти годы очень редко превышала сам пять, поэтому ожидаемые мной урожаи могли чуть ли не возвысить хозяина тех полей, где так родит земля. Тот же Великий Новгород купит столько зерна, сколько предложат. И у меня расчет, что и при отсутствии всевозможных иных проектов, только сельское хозяйство сможет сделать меня действительно богатым человеком. Видел я местное посевное зерно. Мое зернышко размером как современных два.
Земли, конечно, не очень хорошие. Много суглинок. Но культивированные культуры в XXI веке, некоторые даже, по словам Иллариона Михайловича, экспериментальные. Да и выращивать пшеницу твердых пород я не собирался. Рожь, горох, ячмень, овес, кукуруза, картофель и другие овощи. При введении трехполья, я надеялся на высокие урожаи. Это даст возможности и для увеличения роли животноводства. Еще про рыбу забывать не следует. В Унже, тем более в Волге, водится много рыбы, в том числе и благородной. Так что и икорку можем запасти.
После того, как были озвучены предполагаемые цифры с обоснованием, весь скепсис умудрённых представителей Древней Руси пропал. Лица присутствующей высокой комиссии менялись с озабоченности на растерянность, после лучились скепсисом и уходили на второй круг, вновь проявляя озабоченность.
— Добре говоришь, а цифирь твоя — так райские кущи. Думать нужно, — подвел итог Войсил. — А стражу, коли за свой кошт, забирай, но на лето и два десятка дам! Да артели можно в наем найти. По березозолу артели от Нового града низового пойдут через нас, может и наймется кто. Холопов не дам, мне и самому нужны, если от марийцев придут, поделюсь. Земли Вышемира бери себе и Божане на оброк, будешь добрым хозяином — буде твое. Нет, не взыщи!
Вот как! А я уже думал, что земли эти и так мои. Но не забрали и ладно! Если же я не смогу быть хорошим хозяином, так все по справедливости, пусть забирают. Сам откажусь от земель. Смысл пропадет в землевладении. Не умеешь — не берись!
На этом я и ушел, не хватало информации, что же произошло в городе, напрямую спрашивать у непосредственных участников, не стал, поэтому захотел найти Шинору, может, он что-нибудь расскажет.
Искать особо не пришлось, проныра, сам меня нашел.
— Спаси Христос, Боярин! — прозвучало справа, как только я выехал на посад.
— Ты глянь, тебя искать отправился, а тут и появился! — сказал я, улыбнувшись.
— Так и я спросил о тебе, так люди и сказали, — ответил Шинора.
Вот, вроде бы быстро въехал, быстро уезжаю, а ему уже «люди сказали».
— А ты мне кажи, Шинора, где дом твой, да чем живешь? — спросил я, решив еще вчера, что можно привлечь этого полукриминального персонажа.
Проверю его, и проверять буду в дальнейшем, но такой шустрый человек поможет знать, что в моем хозяйстве творится, что люди говорят, а хозяйство уже большое, а хочу еще большее.
— Так, как ватагу побили, так и шатаюсь, как медведь-шатун из стороны в сторону, — потупил глаза Шинора.
— Ладно. Есть работа для тебя. Нужно мне все знать, что твориться в моих землях. У кого ребенок родился, кто венчаться собирается, кто ссорится, а кто и дружбу ведет с кем. Все! Жить будешь в избе возле усадьбы. Справишься, так и живи. Нет… пойдет в белый свет искать своей доли, но назад в Унжу не пущу, — сказал я и поехал, не обращая внимания на то, пошел ли за мной Шинора.
Захочет — попробуем поработать. Нет! И не надо!
Я понимал, что Шинора опасный супчик, но очень уж ловко он впитывал информацию, был в курсе всех дел. У меня было зудящее ощущение, что мной постоянно играют. Вот и пусть пронырливая душонка отрабатывает свой хлеб. А я разберусь еще с этими играми.
*………..*……….*
В большом помещении дома тысяцкого сидели двое. Два друга, что еще новиками приятельствовали. Вместе они были и в дружине князя, крестили своих детей. Секретов друг от друга они не имели и имели в своей службе схожие функции. Лица их были озадачены и уставшие. Предыдущие сутки реализации плана по перевороту в городе измотали. Можно было бы и через князя решать, убрать Луку и Лазаря, но все могло сложиться иначе, к примеру, тысяцкий мог и откупиться. Большая кровь была не приемлема. Положить часть своих людей и остаться ни с чем — не тот вариант, который устроил бы Глеба и Василия. Меж тем, противников было не меньше и еще ватага, которая пришла в эти места, быстро вплелась в разбойничьи схемы бывшего сотника. Тысяцкий получал свою долю только за закрытые глаза, но город все больше уходил из-под контроля. Нужно было убирать всех татей и под корень.
План был прост, и одновременно сложен. Большая часть противников должны были уйти из дома, и приманкой был один малец, которого искали ростовские монахи.
Было ли его жалко? Войсил признавал, что испытывает к парню симпатию, но он оставлял ему шанс — его предупредили о нападении. Василий Шварнович был почти уверен, что Корней уйдет из усадьбы, ему на то и намекали, но он остался, вызывая и уважение и досаду. Когда же Войсил узнал, что и Божана не ушла, он срочно послал помощь, ослабляя свою сотню. Племянницу действительно жалко, но то ее бабье дело и погоревать могла, если бы мужа убили, да и только.
Но этот малец смог отбиться, мало того, разбить большую часть нападающих. А часть принудить к сдаче, да как! Настоящий берсерк древних времен. Странное оружие, которым он убил многих и его странный клинок вызывали опасность, и даже страх. А его доспех? Такую броню сделать на Руси не смогли бы.
— Ну, что, какого мужа Войсил себе в род принял! А! — после долгой паузы сказал Глеб Всеславович. — Строптивый он, но и уважение имеет. Принес тебе злата и каменьев на пятьдесят, а то и сто гривен серебром.
— Поживем, увидим! — философски произнес Войсил. — Суетной он сильно. Как будто не умом живет, а только божьей помощью. Наговорил все такого. Нас с тобой научал, как поля засаживать!
Оба собеседника рассмеялись. Они слушали Корнея, но уряд уже давно установился, и предки так сеяли, и они так сеют. Сам десять! Да коли такие урожаи были, так на Руси было бы не протолкнуться от людишек. Может, еще у Суздаля похожие урожаи возможны, там земля черная, но и то, вряд ли.
— Я так думаю, нужно помочь ему, может не в поле, но в ремесле чего путного сладит. Зеркала те же у него. Говорит, что знает тайну, как их сделать. Да и ратников ему дать — два десятка, тем более, что он их сам кормить будет, да платить за наем, Глеб Всеславович степенно разгладил свою бороду. — Ты Гаврилу сотником ставить будешь? Филипп еще юный. Сложно будет тогда. Он с Гаврилой как кошка с собакой. Отправь Филиппа и Еремея к Корнею, пущай поучат отроков, может толк и будет. Новиков в сотне мало, молодая кровь нужна! Хоть покажут, как копье держать, да и то добре.
— Это да! — философски произнес Войсил. — Думать нужно, но дам Корнею Филиппа, пусть он присмотрит за моим зятем. А Гаврилу ставить на сотню надо. Филипп же наш, сторожевой, его и круг принял. Так что для него своя сотня нужна. Пусть себе новиков и набирает. За серебро Корнея, если тот так хочет тратить свои гривны.
— Вот и добре, а я купцов с Ростова пошлю к Корнею, если что путное на торги выставлять станет, — сказал Глеб Всеславович.
— А что, Глеб Всеславович, пойдешь ратиться с татарами? — спросил тысяцкий.
— Пойду, да не быстро, степенно. Не будет славы ратникам там, где порядку нет. Где каждый себе воевода. Да и половцы с бродниками копья и луки повернуть могут против русских князей. Но, коли проиграют русские князья татарам, то уже нам, в скорости с ними биться придется, — Глеб Всеславович потер бороду. — И грамота эта — пайца татарская. Кто тот был татарин, кто такое носил?
— Ты Великобору, сыну моему вести передай, да гостинцы. Добре князю службу несет? — перевел тему Войсил.
— Добре, славный воин! — усмехнулся Глеб Всеславович.
*………..*……….*
Зима ушла быстро. Вообще складывалось впечатление, что климат в этом времени потеплее. Я знал, что XIII век — это еще климатический оптимум. Время, когда и Гренландия вроде как была зеленой страной. Но все же резкий перепад от снега и через неделю — почти сухая земля, показался странным.
Прошло уже три недели после нападения на усадьбу и все они слились в один день. Ритм, который я задал, был и для меня, человека XXI века сумасшедшим. Именно работая вот так, я ощутил окончательно, что, молод и здоров. Желание быть везде и работать, работать — радовало. Может, конечно, меня стимулировало и осознание того, что могут забрать поместье Вышемира и просто разочароваться во мне. Особенно я хотел продемонстрировать Божане, что ее муж по праву занимает хозяйское место. Доказывал я это и наедине, иногда и не единожды, и она была хороша, и было мне хорошо. Знойный темперамент девушки с восточной кровью нашел возможность вырываться наружу вопреки патриархальной системе. Хотя этой Руси, как мне казалось, было далеко до домостроя века так пятнадцатого-шестнадцатого.
Приехали и мои воины, ну так хотелось бы думать, что мои. Филипп со своим десятком и Ермолай разместились пока в усадьбе Вышемира, которую я все больше предпочитал называть Речной из-за близости с рекой Унжей. Практически каждый день с утра я ездил к ним и там по три часа тренировался, вспоминая старые навыки и беря уроки у того же Филиппа, который был весьма искусен в современном ему бое. В то же время, и я нашел, чем заинтересовать и его. В это время не было искусства фехтования как такового, дестрезу еще не изобрели, да и клинков таких не было, чтобы превратить бой в искусство. Но некоторые приемы, что были возможны и, хоть в большей степени в теории, с оружием XIII века, я продемонстрировал.
Мои управляющие искали кандидатов в рекруты среди молодежи из поселений, и пока набралось двенадцать человек. Обучение их все откладывали, так как, где разместить воинство, я не продумал. Нужно строительство казармы, нанятая артель обещали завершить стройку не раньше середины лета, так как не только одной казармой ограничивалось сооружение мест отдыха и тренировок личного состава.
Артель плотников прибыла после того, как Глеб Всеславович потратил немало своего влияния для уговоров. Строители были не голодными, они неплохо зарабатывали на строительстве Нижнего Новгорода, могли там же взять подряды. Кроме того, чуть южнее от Унжи отстраивался Городец, где так же были востребованы строительные артели. Но получилось уговорить, а мне необходимо сделать так, чтобы средневековые зодчие со своими строителями были не просто удовлетворены договоренностями, но и заинтересованы в долгосрочном сотрудничестве.
Я собрался строить целый военный городок — плац, казарму в виде большого дома, склады, конюшни, изгородь, столовую, кухню, баню. Мужики, согнанные на это строительство, уже, по словам Шиноры, стройку называют боярской блажью. Но работаю, так как я положил им в уплату процентов на двадцать больше, чем они могли бы заработать в Новгороде.
Шинора осваивался, и его бурлящая энергетика, в купе с незаурядным умом, создавали первого на Руси ревизора по совместительству аналитика социальной мобильности в обществе. Парень умел читать и самую малость считать. После нескольких разговоров с ним я сумел описать принципы проверок хозяйственной деятельности.
За прошедшие три недели я занимался описаниями и разъяснениями уходом за посевом, потом уходом за рассадой. Результатом моего труда и моих холопов стала посадка в корзинах томатов, перцев как жгучего, так и сладкого, а так же баклажанов. Солнца в доме для рассады не хватало, поэтому были целые ритуалы выноса земли перед открытыми дверями. Я боялся холода, но побеги уже показались. Так же я попробовал выращивать в корзинах картофель из глазков, что получится еще не понятно, но это некоторая перестраховка — вдруг украдут клубни, или черви какие поедят после посадки в грунт.
Разметили и землю под мои посевы. Это будет огород, который почти примыкает к усадьбе. Поставили примитивный забор, в основном из плетня. Землю разбили на семь частей. Четыре части пойдут на попытку создания четырехполья, когда часть земли оставлялась под яровые, часть озимые, часть картофель, часть горох. Читал в той жизни, что такой способ оказался весьма продуктивным и практиковался в Англии. Так как непосредственно гороха было мало, будут там и бобы, и кукуруза, последней я взял достаточно много, поскольку очень желал уже на второй год иметь силос. Я бы и картошки взял мешка два, но и пятнадцать килограмм был максимум, что влезало в мои просторные, но не бездонные сани. Пятая делянка была под сахарную и кормовую свеклу — тоже много хочу. Шестую, но самую большую, под другие овощи — лук, чеснок, морковь, редис, тыква, арбуз, кабачки, патиссоны, даже семена репы взял. По границам грядок посажена зелень — руккола, петрушка, укроп. Седьмая делянка — это уже под огурцы и высадку рассады — капусты белокочанной, красной, брокколи, китайской, перцев, томатов. Вдоль забора подсолнечник. Ну а на территории усадьбы гладиолусы, хмель (куда же без него) и назло будущим голландцам — тюльпаны!
Почти три гектара засевать буду. Да, если урожайность будет хотя бы не хуже, чем на дачах огородников-любителей из XXI века, то мы с Бажаной и еще с полсотни человек перезимуем только с этого.
Еще по плану — мельница, маслобойня, сыры, сахар. Ох и развернулся я! Страшно становится, но лучше делать, чем говорить, что это не возможно. Желай большего, чтобы получить необходимое!
Погонял я своих управляющих и холопов изрядно, под вечер уже язык заплетался от частых разговоров. Целые семинары были — они меня учили премудростям своим, я им объяснял принципы сельского хозяйства, что только будут внедряться в последующие шестьсот лет.
Вот и сегодня я собрал старост и двух тиунов. Такого ритма работы они не выдерживали, и я приказал взять помощников, тем более, что кадры нужно взращивать еще раньше, чем сами сельскохозяйственные культуры. Вот и хоть кого обучат. Но все были воодушевлены. Особенно украдкой усмехались глупостью хозяина, когда я сказал: «Если с пуда соберем десять, то тиунам по три гривны дам, а старостам по одной». В понимании местных — сказка, но мы еще поборемся, чтобы она стала былью.
— Сторговали в городе четыре коровы и пять свиней, да кур и гусей. На конец зимы корма у люда мало, избавляются от скотины, кто бьет, кто продает. Потому и сторговали. А так в Унже мало скота, наши нужды не покрыть, даже серебром, — отчитывался тиун Макарий.
А у меня слюна текла. Великий пост только что начался, а мне уже мясо сниться. Отчитал меня отец Михаил — настоятель церкви, что была единственной на все поместья вне города. К своей пастве священник причислял и меня и всех моих людей. Я аж проникся напору служителя культа. Наговаривают на батюшек XXI — го века — не правда! Вот этот батюшка напрямую не говорил, а кричал, что и свечей нет, и сруб церкви новый нужен, и зерно у него кончается. А вот, если не будет всего этого, то и не сладятся отношения. Вот и езжу теперь церковь по воскресеньям, выказывая покорность. Зачем множить сущности? Не конфликтовать же мне со священником? Если есть возможность избежать проблемы, то и покоримся. Пока Михаил особо в мои дела не лезет. А вот нахождением в церкви даже проникся и искренне помолился.
— Марфа разродится на седьмице, Лада через две седмицы, — продолжал докладывать Макарий.
Я потребовал знать всех людей — чем живут, как растят детей, когда рожают. На свадьбу и рождение ребенка начал давать по пять кун. Конечно, так можно разбазарить все то богатство, что имею, но я хочу жить в окружении верных мне людей, пусть и холопов, чтобы работали от души, не пакостили. Ну, верю я еще в людей как в Бога — есть грех, прости Христос за имя твоя всуе!
Да и есть на Руси свободные люди, может и большинство их. Так могут прийти и заключить ряд. Тогда можно заселять земли рядовичами. Прознают, что тут такой боярин живет, да своих подпитывает серебром, гляди и кастинг устроим, заселю свободные ляды грамотными и работящими рядовичами.
— А зерно все перебрали? — спросил я после окончания доклада.
— Якоже говорено. Здоровое и великое семя на посев, другие на корм, токмо мало доброго семени, — ответил тиун Речного.
— Добрать с недоброго и того, что на прокорме осталось — оно же не перебрано. У меня только пудов десять зерна жита. Договорись с Мышаной, чтобы передала, — дал я распоряжение, и Мышана кивнула в знак согласия.
Странно, но между Мышаной и Макарием никакой конкуренции не наблюдалось, сплошное взаимопонимание, если бы можно было Макарию иметь две жены — уверен, сошлись бы.
— Плывут! — Шинора вбежал в горницу, где шло совещание.
— Шинора! Ты чего орешь? Кто плывет? — спокойно сказал я.
— Так это, Градята плывет! Там два ушкуя плывут! Он с Вышемиром в доле, — уже степенно объяснил Шимора.
Я посмотрел на тиуна Речного.
— Он товары привозил в Унжу, да по Волге ходил и Оке, может и от ватажников грабленое сбывал, — рассказывал Макарий.
Понимают меня уже только по взгляду. Даже ничего не спросил, а ответ получил.
— Ратники? — спросил я и Шинору и Макария.
— По реке хлюпы не ходят, все мужи ратные, да разбойные, — пожал плечами Шинора.
— Божана, любая, я в Речное, — сказал я тихо сидящей в уголочке жене, которая почти всегда слушает вместе со мной доклады, иногда шепотом повторяет цифры, но не вмешивается в процесс.
Глаза у любимой заслезились, она ничего не сказала.
С собой я взял Далебора, его сына Николу, благо они дежурили в моем доме, взял арбалет, Шаха, а то уже скучает, все матереющий пес, без дела, и поехали. До Речного добрались быстро и обнаружили, что в усадьбе остался только один новик из десятка Филипа и один ветеран, у которого проблемы с ногами, и он с трудом держится на коне, но лучник от Бога!
— Где все? — крикнул я с седла.
— На подоле, — ответили мне, и я пришпорил коня.
Подолом звали место возле причала, где я планировал добывать песок. Уже на месте я увидел только причалившие два ушкуя. Ушкуи? Как по мне, так большие, широкие, ладьи.
Отсутствие на причале Филиппа и других воинов насторожило. Но они не могли пройти мимо такого события, поэтому могут и прятаться. Да хотя бы и в кустах, что в метрах ста от причала в заводи. Следовательно, и мне нечего вылезать.
Резко развернув коня, я отъехал в лесок на возвышенности вдоль поймы реки. Наблюдать за прибывшими варягами можно было не вооруженным глазом.
Вот на причал вылезли три человека и растерянно стали мотать головой в разные стороны. Странным для них могло показаться, что ни одного рыбака, ни человека шатающегося у пристани, не было. А рассчитывают, наверняка, на встречу, да на высоком уровне.
Пять, одиннадцать, семнадцать — считал я выбиравшихся из ушкуя людей. Только некоторые из них за поясом имели топоры. Лучников видно не было. Я растерялся. Что делать было не понятно, напади я на прибывших, это было, по сути, разбоем, но и действовать как-то было нужно.
— Шинора! — позвал я своего сподвижника. — Иди к ним и расскажи, что Вышемир заболел.
Пусть и Градята поразмыслит, как ему быть. Если решит проявить агрессию, то и решится дальнейшее. Отвечать на выпад легче, чем первому нападать. Да и право, какое бы оно примитивное не было, но «русскую, ярославову правду» никто не отменял.
Филипп с людьми стоял в ста пятидесяти метрах, с возвышенности я смог их увидеть, и сможет отрезать пиратов или торговцев от ушкуев, я же сделаю наскок и наутек.
Стояние группы людей возле пристани продолжалось еще минут двадцать, после чего из компании выделились пять человек и пошли в сторону усадьбы Речной, а Шинора остался с приплывшими.
Ну, хоть какое-то движение. Я устремился наперерез, как только ходоки вышли из зоны видимости для ушкуйников. Пять мужиков шли, веселились и не ожидали никакого подвоха. Направив коня в группу людей, я сбил с ног двоих и одному ударил ногой в лицо, отчего тот присоединился к своим товарищам, лежащим на земле.
— Стоять, на колени, или засеку! — проорал я, добавив в голос металл, при этом мой голос чуть не дал петуха.
Ошарашенные люди на колени не встали, но и вытягивать топоры из-за пояса не спешили. Мои сопровождающие так же успели подскакать.
— Кто такие, пошто на землях моих хаживаете? — властно проговорил я.
— Так-то земли не твои! — сказал мужик матерого вида со шрамом на левой щеке.
— Кто таков? — спросил я его, предполагая, что именно он командует этой пятеркой.
— Жадоба! А ты кто будешь? — с вызовом ухмыльнулся тот.
— Я хозяин этих земель Корней Владимирович! — выделяя каждое слово, сказал я.
— Сколько вас на ушкуях? — задал я вопрос, спешиваясь.
— А ты, малец, пошто пытаешь у меня? От мамкиной цыцки так далеко отошел? Не страшно? — усмехнулся мужик и оглядел уже поднявшихся своих сотоварищей, ища в них реакции на свой юмор.
Я не стал отвечать словами, а резко приблизился, благо, было метра три до него, и ударил ногой в голову. Шрамированный слегка пошатнулся.
Четверо мужиков рванули на меня, по путь им преградил конь Далебора. Я выхватил саблю.
— Стоять! — прокричал я.
После такой демонстрации намерений, мужики слегка опешили, постоянно осматриваясь на своего предводителя, но тот, держась за ухо, с задумчивым интересом рассматривал меня, не предпринимая действий.
— Охолони! — негромко, но властно сказал Жадоба одному мужику, который попытался достать топор.
Послышался топот копыт, и я обернулся — галопом к нашей дружной компании мчался Еремей с тремя ратниками.
— Корней Владимирович, все добре? — подъезжая, спросил Ерема.
— Да! — скупо ответил я.
Жадоба все это время смотрел то на меня, то на Еремея и сопровождающих его ратников, как будто что-то решая.
— Так что, Жадоба, будем разговаривать, или скоморошничать станешь? — спросил я.
— Поговорим, — уже спокойно ответил ушкуйник, сплюнув кровь. — И сколько вас таких удалых воев?
Разговор был достаточно долгий не меньше получаса. Одного из ратников я отправил к Филиппу, который притаился у пристани с остальными бойцами, даже пятерых рекрутов, которые еще и обучение то толком не начали, взяли с собой. Жадоба рассказал, что на ушкуях их пятьдесят два человека, нарвались неделю назад, когда решились по ледоходу идти на Унжу, на купцов с охраной, чуть ушли. Из-за этой передряги в их команде начались распри. Жадоба был из тех, что были против пиратства. В целом-то он и не особо бы сопротивлялся, не моральными принципами руководствовался пират. А тем, что Градята командовал ошибочно, и полегло пятнадцать человек. А как бы без потерь взяли тех купцов, так и нормально все было. И в той бойне был убит родной брат Жадобы. Восстать тогда он не решился, не готов был, с людьми не переговорил, да и дела нужно было закончить с Вышемиром, который мог и не понять смену власти на ушкуях, которые частью принадлежали ему.
— А сколько людей, что за тобой пойдут? — спросил я.
— Так асьмнадцать будет, есть еще те, чьи намерения не ведомы, — ответил Жадоба. План действий сам собой вырисовывался. — А в доле уже со мной будешь?
Потенциальный компаньон понимающе оскалился. Он, наверняка и сам рассматривал вариант захвата с нашей помощью ушкуев, а тут уже и что не наесть деловое предложение. Само собой тот согласился.
План был ситуационный, то есть действовать, большей частью, по ситуации. Проблема в нем была только в том, чтобы выявить людей Жадобы и Градяты. Я предложил будущему компаньону и всем его людям надеть белые повязки на руки, чтобы можно было разобрать кто где. Дополнительную информацию принес через некоторое время Шинора, который представился посланником Вышемира, и который додумался вывести часть ушкуйников под предлогом ожидания Вышемира. Шинора утверждал, что Вышемир заболел и слег, прийти сам не может. Пронырливый помощник подтвердил, и количество приехавших, и что с десяток из них так или иначе ранены.
Сообщив план Филиппу, мы начали реализацию задуманного.
Жадоба пошел вперед, чтобы организовать своих людей, которые должны были с момент реализации плана одеть повязки. Сам же предводитель восстания должен был любым способом показать на Градяту, так как ни Филипп, ни его ратники не знали наверняка, как тот выглядит. Лучший лучник десятка должен был вогнать стрелу в главаря и это начнет горячую фазу операции.
Говорят, что план любой операции сразу ломается, как только начинается его реализация. Но сегодня было исключение из правил. Люди Жадобы растеклись по толпе сошедших на пристань ушкуйниках и начали некоторым из них шептать на ухо. Будущий мой компаньон подошел к мужику, который мало чем отличался от остальных и что-то тому сказал, после чего просто и примитивно, отойдя на метра три, показал на мужика пальцем. Стрела вонзилась Градяте в шею, после чего из кустов с криками выскочил десяток Филиппа с Еремой впереди всех, позади неуверенно держались пятеро юнцов.
Я пришпорил своего коня и помчался к пристани, за мной последовали и мои сопровождающие.
Сопротивления особого не было. Жадоба сам зарубил одного мужика, еще троих убили десятники Филипа. Остальных всех без исключения — на повязки, поставили на колени. Трое лучников взяли под прицел ушкуи, чтобы оттуда никто не вышел.
— Я Корней Владимирович — хозяин этих земель. Вышемира в честной сшибке одолел. Тот пришел убить меня и всех моих людей. Тысяцкий дал мне эти земли, а сына Вышемира я взял себе. С вами наряд держать хочу, такой, что был с Вышемиром. Товар будет, торг вести станем на долях с вами и вашим старшим — Жадобой! — определил я весь расклад.
Я отъехал в сторону, так как началось то, чего я видеть не желал. Сделал вид, что мне просто неинтересно. Люди Жадобы и некоторые другие без повязок стали просто резать и убивать других, которые и не пытались оказать сопротивление, так как сразу же получали стрелу в грудь, только пытались встать с колен. Поражало только, как ратники умудрялись разобрать своего и чужого.
Ну, а после начался торг. Дележ выручки за последние рейсы. Первоначально Жадоба хотел скрыть сам факт необходимости дележа, но Шинора выручил меня и здесь. Он шустро нашел себе информатора, которого отвелв сторону, вложил что-то тому в руку и внимательно слушал. Оказалось, что выручили пираты-торговцы за последний рейс всего около ста пяти гривен серебром, а так же привезли вино, ткань, зерно на посев, да две семьи в холопы. То-то было мало посевного зерна в закромах Вышемира, видимо расчет был на привезенное сегодня.
После торга разделили так: шестьдесят гривен я оставил ушкуйникам, как и большую часть вина, а вот ткань, зерно и холопов забрал себе. Довольны были все, тем более, что количество людей-речников резко убавилось.
— Так как дальше жить будем? — спросил Жадоба.
Вопрос был закономерный. И предложить серьезный товар и направить куда-нибудь, пока я не мог. Но лишь «пока». Однако меня волновала моя захоронка. Там еще столько вкусного, что было необходимо срочно ехать, однако и пропускать посевную никак нельзя.
— Поля засеем и пойдем, — подвел я итог своему рассказу о поездке к схрону.
Конечно, там, в месте схрона, близко не было реки, но притоки и сама Волга были недалеко, судя по карте, которая имелась и на которой я смог приблизительно выявить место, где состоялся переход из будущего. Да, эта карта показывала и леса там, где их нет и степь, где ее нет и в помине, но вроде бы как получилось.
Новгород, который позже станет Нижним, не был вдали от места. Так что решил я разделиться — ехать частью верхом на конях без телег, так как проехать на них от Унжи до места не предполагал. Сани по снегу шли с трудом, а телегам еще сложнее. Телеги возьмем на ушкуи, подплывем параллельно месту, где должны будут ждать конные, телеги соберем и в путь. По моим расчетам день-два до места от реки. Потом грузимся, и к ушкуям, спокойно и размеренно возвращаемся домой.