- Ты инвалид? - ласково спросила Эльмира. - Скажи, не скрывай?!. Тогда почему же ты должен играть Гедике? И вообще, почему в классе, где учится, кроме тебя, пятнадцать человек, ты должен считаться самым отстающим?
- Ничего подобного! - возмущенно сказал я. - Самые отстающие Васиф Мамедов и Гюля Алибейли!
- Возможно. Но и тебя, дружок, считают бесперспективным.
- Кто?!
- Педагоги. Поверь, я не придумала. Мальчик он неплохой, говорят, даже неглупый, но не очень способный!
Я почувствовал, что она говорит правду, и мне стало неприятно.
- А ты знаешь, что я на это ответила?.. Промолчала. Говорить-то пока нечего. Но у меня появился план. - Она разложила на пюпитре ноты, села за рояль, сыграла сонату. Окончив, повернулась ко мне.
- Понравилось?
- Здорово!
- Ты эту сонату сыграешь на концерте! Что это с ней сегодня? Я засмеялся.
- Ты представляешь? - мечтательным голосом сказала Эльмира. - Ты выходишь во фраке... Ладно, фрак отменяется, - согласилась Эльмира после того, как я хихикнул. - Все ждут. Ничего хорошего, конечно, не ждут. Все знают, что ты сейчас с грехом пополам сыграешь этюд Гедике, который ты зубришь уже два месяца... И вдруг ты подходишь к роялю, садишься и начинаешь. - Она ударила по клавишам. - Ты представляешь? Какое у всех будет лицо. У всех. - Она неприметно кивнула на дверь в соседнюю комнату.
Я смотрел на нее завороженным взглядом. Картина показалась мне прекрасной.
- Молодец! - похвалила Эльмира. - Все понял! Будешь играть?
Я еще раз поглядел на ноты.
- Нет. Я не сумею. Правда.
- Балда! - в сердцах сказала Эльмира. - Я же!.. Я же сыграла ее, когда была в пятом классе! Пятерку получила!
- В пятом! - я обрадовался. - А я-то еще в четвертом учусь.
- Иди сюда, - она снова ухватила меня за кисти рук. - Я тебе скажу одну вещь... Обещай, что никому не расскажешь! Обещаешь? Это я ее сыграла в пятом классе. Но ведь ты гораздо способнее меня. Понимаешь? Даю тебе честное слово, я тебя не обманываю. Ты гораздо способнее меня, всех своих товарищей и всех педагогов в нашей школе.
Я сразу же понял, что это педагогический прием.
- У тебя нет самолюбия, ты мне поверь, - уже сердито сказала она. - Ты удивительно музыкален, у тебя абсолютный слух, - она больно потянула в разные стороны пальцы моей правой руки, - посмотри! Ты уже берешь полную октаву...
- Почему же тогда я плохо играю?
- Потому что ты ненавидишь музыку, вернее, учебу. Не знаю, откуда это берется. Ты злой! Всех ненавидишь! Слава богу, хоть ко мне хорошо относишься.. Или я ошибаюсь? Разучим сонату?
- Я же знаю, что не сумею. Ты только посмотри, какая там левая рука, я и за два года это не разучу!
- Я думала, - сказала Эльмира, - что ты меня любишь. И захочешь сделать мне подарок. Прощальный подарок.
- Прощальный? - я переспросил, еще только смутно ощущая смысл этого слова.
- Да, Ушки, - сказала Эльмира. - В апреле мы расстанемся. Ты же знаешь, у меня есть жених, в апреле я выхожу за него замуж. Я приглашаю тебя на свадьбу, ну а ты сделаешь мне подарок. Я очень хочу, чтобы на экзамене ты выступил лучше всех!
- И ты больше не будешь со мной заниматься?
- Да тебе уже и не нужен репетитор, - сказала Эльмира.- Лишь бы ты не ленился. - Она говорила с улыбкой, а я уже не слышал ее, потому что понял одно, что она уходит.
- А как же я?
- Ушки, - ласково сказала Эльмира, она попыталась меня обнять, но я отвел ее руки, встал и отошел в сторону. Мне не хотелось с ней разговаривать.
Все два месяца, оставшиеся до экзамена, я упорно занимался.
И на экзамене впервые за все время учебы я получил пятерку по специальности.
Я с трудом дождался конца ужина и, когда тетка принесла чай, протянул дяде табель.
- Молодец, - сказал дядя. Он передал табель тетке. - Ты видела, ни одной тройки!
Она начала его изучать, и тут я сказал, что хочу поехать к маме. Они оба сразу забыли о моих отметках и уставились на меня.
- Я хочу видеть маму! - сказал я.
Дядя ничего на это не ответил и смотреть на меня перестал, положил себе из вазы в блюдце варенье и начал пить чай.
- Если вы меня не отпустите к ней, я сам поеду!
- Если бы ты был ей нужен, - сказала тетка, - то она не бросила бы тебя двухлетним.
- Подожди, - сказал тетке дядя, - ты не то говоришь. - Потом обратился ко мне: - Ты мне уже второй раз говоришь об этом. Ты действительно очень хочешь поехать к своей матери?
- Никуда он не поедет! - сказада тетка, но дядя не обратил на ее слова, внимания, я видел, что он ждет моего ответа, и я, кивнул.
В воскресенье мы с дядей, поехали на вокзал. Дядя подошел к пятому вагону и поздоровался с проводником, оказывается, они знакомы, отдал ему мой билет и. попросил его за мной присматривать. Мы некоторое, время посидели с дядей в купе. Он сидел молча и о чем-то думал, но несердито, потом, когда раздался звонок, погладил меня по голове, положил во внутренней карман моей куртки конверт, сказал, чтобы я передал его маме и ушел. Не стал дожидаться отхода поезда, а сразу ущелья из окна видел. Я вынул конверт, он был незапечатанный, там были деньги. Утром поезд пришел в. Ростов. Как только мы с проводником вышли на перрон, к нам сразу же подошла моя мама. Она меня сразу узнала, обняла, сказала, что я ужасно вырос, сперва улыбалась, а потом заплакала, но сразу видно было, что от радости. С ней рядом стоял мужчина, он, как только увидел меня, сразу же подмигнул мне, протянул руку и сам познакомился. Это был дядя Виктор, и он мамин муж. Очень веселый и хороший человек.
Пока я был в Ростове, дядя Виктор почти каждый день водил меня в свой театр. Я там со всеми быстро познакомился, забирался в оркестровую яму и смотрел спектакли с участием дяди Виктора, мне больше всех понравились "Финист - ясный сокол", "Вей, ветерок!" и "Анжело". Маму мне на сцене увидеть так и не удалось, и я очень об этом жалел, потому что в театре все говорили, что она очень хорошая актриса. Дело в том, что у нее месяц назад родился ребенок дочка. Я ее увидел сразу, как толькo мы приехали с вокзала. С ней на это время оставалась мамина подруга - Вера Степановна, она тоже работает в мамином театре. Мама сказала, что девочку назвали Леночка и что я ее должен любить, потому что она моя сестренка.
Мне поставили раскладушку, дядя Виктор ее принес, и мне очень нравилось на ней спать. Жили мы все в одной комнате, но дядя Виктор сказал, что театр скоро получит квартиры для актеров и тогда им дадут отдельную квартиру.
В Ростове я прожил целую неделю, а потом уехал. Мама сказала мне, что она меня очень любит и ждет не дождется того дня, когда мы будем жить вместе, а пока, год или два, нам придется пожить отдельно. Она очень переживала, когда я уезжал, все время плакала, и я ее успокаивал, а потом не выдержал и сам заплакал, но это уже чуть позже, в вагоне, после того, как тронулся поезд.
Глава V
Во время чтения любого письма, независимо от качеств его содержания, стиля или почерка, я всегда испытываю чувство, похожее на зависть. Несколько раз я сам пытался написать письмо, но ничего из этого путного, кроме начала: "Здравствуй, дорогой такой-то...", у меня не получалось. Через пять-шесть первых строчек - на мучительный процесс их сочинения у меня уходило не меньше часа - я непременно останавливался для того, чтобы пробежать глазами запись убогой увертюры, каждая нота в которой невыносимой фальшью резала слух, и после этого, сгорая от нетерпения, немедленно приступал к исполнению, форма, манера и ритм которого предельно точно гармонировали с содержанием партитуры, - сперва аккуратно сложив лист в несколько слоев, я медленно, стараясь растянуть удовольствие, начинал разрывать его на мелкие клочья.
Вот так и получилось, что за всю жизнь я не написал ни одного письма. Должен сказать, что никаких особых неудобств в связи с этим я ни разу не испытал, с избытком довольствуясь в чрезвычайно редких случаях необходимости телефоном или телеграфом для связи с еще более малым числом своих абонентов.
Несмотря на мелкий убористый почерк дяди, письмо с трудом разместилось на четырех тетрадных листах. Я его нашел только сейчас, случайно заглянув в чемодан, куда я его второпях забросил перед самым отъездом из Баку. Дядины письма напоминают дневник, оттого что все события в них независимо от степени их важности располагаются в строгом соответствии с их реальной хронологической последовательностью.