— Ну, что, именинница, вот мы до тебя и добрались! — из распахнутой двери на Анну смотрел букет белых хризантем в бледно-салатовой обертке, бутылка красного и две пары улыбающихся женских глаз.
Катя и Лизавета шумно потопали на крыльце, сбивая с сапог налипший снег, и дружно ввалились в прихожую, протягивая Анне подарки.
— Не нужно было на вино тратиться, у меня с Нового года запасы остались, — женщина отступила, впуская подруг и холодный зимний воздух.
— Я целый месяц отбивала эту бутылку во время набегов к нам Генкиных друзей, зная, что ты красное любишь. Думала, уж, и не позовешь, — с легким укором посмотрела на Анну Катерина и потянулась к подруге с объятьями.
— Ладно ты, позже отмечать можно. Это заранее нельзя, — вставила Лизавета и тоже потянулась с объятьями.
— В моем возрасте теперь главное вообще не забыть, — отшутилась хозяйка, получив в ответ ироничный взгляд Катерины. — На работе настоящий дурдом был. Конец года же. Так что раньше — никак, — Анна направилась на кухню, уводя за собой подруг.
«Я — мыть руки!» — раздалось за спиной…
***
…- Я даже паспорт еще не поменяла. В последний раз, — грустно улыбнулась Анна, грея в руке фужер с остатками вина. — Сорок пять, потом пятьдесят, дальше пенсия и все.
— Не говори ерунды, еще полжизни впереди, — ответила Катерина, отправляя в рот оливье.
— Ну, да. Худшая ее половина, — констатировала Анна.
— Подожди, внуки появятся — по-другому заговоришь, — заметила Лизавета. — Дочь-то нашла жениха или все учится?
— Пока молчит. Значит, ничего стоящего, — вздохнула Анна. — Ребенок уже институт заканчивает, а я себя еще такой дурой чувствую, как будто мне не сорок пять, а двадцать. А иногда так накатывает… Хоть роман на стороне заводи.
— И что же тебя останавливает? — с интересом посмотрела на подругу свободолюбивая Лизавета. — Павел? Он, кстати, где сейчас? Снова в рейсе?
— Вот на тебя и «накатывает», — вторила ей жующая салат Катерина. — Мужа полжизни дома нет. И как не ревнуешь? Я б своего на пару дней, не то что на месяц, не отпустила. Мужчины, они ж без этого дела долго не могут — физиология, понимаешь ли.
— Ну не в рейсы же мне с ним ездить. Да и после той истории, что по молодости случилась, не вижу смысла следить. Да и не хочу. Вот интересно, не измени он мне тогда, любила бы я его с той же силой или время губит страсть даже там, где не было обмана?
— Какой-то юбилей у нас грустный получается. Ну-ка, Катерина, наполняй фужеры, — скомандовала Лизавета. — У тебя, Анька, сейчас вторая молодость начинается. Так что завтра приказываю тебе проснуться счастливой! С Павлом или без!
«Завтра» разбудило нудной головной болью и острым желанием попить, с которым Анна боролась всю ночь. Она нехотя поплелась по известным делам в ванную и по дороге с досадой обнаружила на дне коробки остатки порошка. «Вот тебе и постирала. Ладно, схожу в магазин. Но сначала — чай. Сладкий. С лимоном».
После вчерашней оттепели снова подморозило, и десять минут ходьбы до ближайшего супермаркета превратились в настоящее испытание на внимательность и умение балансировать. Проходить его еще раз не было никакого желания, потому одним стиральным порошком дело не обошлось. Заполнив пакет до краев и отстояв небольшую очередь, Анна, вздохнув, снова ступила на скользкий тротуар. Хорошо, хоть народу в это время было немного и никто не дышал в спину, подгоняя шагать быстрее.
Остановившись перевести дух, женщина поставила тяжелый пакет на скамейку и осмотрелась по сторонам. Взгляд задержался на невысокого росточка старушке у пешеходного перехода. Она беспомощно водила клюкой по обледенелой обочине, не находя надежной опоры. Небольшая пологая ступенька из снега стала для нее сложным препятствием, а сумка с продуктами в другой руке раскачивалась, мешаясь под ногами. Водители притормаживали, кто-то, нервно посигналив, продолжал свой путь, а бабушка все не решалась ступить на проезжую часть.
— Давайте сумку и обопритесь на меня. Анна приняла пакет и встала на переходе, всем своим видом показывая, что торопиться и перебегать дорогу ради сидящих за рулем «водятлов» она не собирается.
— Ой, дочка, спасибо тебе, милая, — бабушка двумя руками взялась за протянутые ей ладони и, наконец, сделала шаг. — Задерживаем мы их, наверное, — расстраивалась старушка, косясь на вставшие у перехода машины, — да быстрее никак не могу. Ноги болят.
— Ничего, подождут. А живете вы далеко?
— Через два дома всего. Скользко нынче больно. И не пошла бы, да у кошки молоко закончилось.
— Я до квартиры провожу, а то по такому гололеду еще ноги переломаете.
Спутницы вошли в небогатую, обставленную советской мебелью прихожую.
— Как же мне отблагодарить тебя, дочка? — старушка вопросительно посмотрела на гостью и задумалась. — Может, хоть чаю со мной попьешь, не побрезгуешь?
Анна заглянула в по-детски полные надежды глаза, и язык не повернулся отказаться от приглашения. Старческая фигурка на удивление ловко доставала из шкафов баночки с какими-то травами и наполняла ими старинный керамический чайник.
— Такого чаю, дочка, ты еще не пила. Я эти травки каждое лето собираю, когда у приятельницы в деревне гощу.
По кухне расплылся аромат летних лугов. Женщины грелись душистым напитком и разговаривали. Анне подумалось, что давно она не чувствовала себя так хорошо и спокойно. Еще год назад, когда мама была жива, они так же беседовали за чашкой чая. Но с ней она не позволяла себе быть настолько откровенной — расстраивать не хотела.
— Ты, дочка, не печалься, что чувства остыли. Настоящая любовь — она, ведь, редко кому дается. Хотя, я, наверное, плохой советчик, ведь нам с покойным дедом повезло — любили друг друга, как в первый день. Уж не знаю почему, но в нашем роду все душа в душу жили. И мама, и бабка моя покойная, и прабабка… — тут старушка на секунду задумалась. — Посиди-ка, дочка, я сейчас.
Бабуля в белых пуховых носках на теплые чулки мило заковыляла в соседнюю комнату. Вернулась она, прижимая к груди какую-то вещицу, и, загадочно улыбаясь, села напротив.
— Вот, Аннушка, возьми. Это тебе моей благодарностью будет, — она подвинула в сторону гостьи старинное складное зеркальце.
Анна хотела было возразить, вещь явно антикварная и дорогая, но хозяйка была категорична.
— У нас в роду оно по женской линии передается. Только вот деток мы с дедом так и не родили. Я старая уже, помру — так совсем затеряется. А тебе память останется.
Анна взяла зеркало в руки. Футляр из меди приятно тяжелил ладонь. Снаружи по его краям вился затейливый орнамент, перетекающий к центру в закрученную спираль. С другой стороны в крышку был впаян янтарь, а вокруг выгравированы какие-то непонятные символы. Гостья прикоснулась пальцем к камню и почувствовала легкий укол. Янтарь потеплел или ей кажется?
— Странная вещица, — задумчиво произнесла Анна.
— В нашей семье ходила легенда, что зеркальце это может показать тебе другую себя — ту, какой ты могла бы стать, если бы захотела. Я, конечно, всегда считала это бабкиной выдумкой. Пыталась как-то открыть его из любопытства, да не смогла — то ли замочек заржавел, то ли устроен хитро'. А потом закинула в комод и забыла. Только вот мало открыть, надо еще что-то там покрутить, чтобы зеркальце «заработало». Да за давностью не помню что. Да и не важно это, — махнула рукой бабуля. — Все одно — сказка.
Обменявшись с бабушкой телефонами и пообещав впредь еще не раз заглянуть на чаепитие, Анна засобиралась домой. Тащить обратно тяжеленный пакет уже не хотелось и, оставив под охи хозяйки часть своих покупок на тумбочке в прихожей, гостья сунула зеркальце в карман и вышла за дверь.
К «дарам» погоды на этот день добавился неприятный пронизывающий ветер. Анна повыше подняла воротник и зашагала дворами в сторону дороги. Пытаясь отвлечься от холода, она погрузилась в воспоминания о недавнем знакомстве, пока какое-то новое ощущение не вывело ее из раздумий. Пройдя еще немного, она уже отчетливо чувствовала, как из кармана с бабушкиным подарком исходит тепло. Она остановилась и рука сама потянулась за медным футляром.
Металл действительно нагрелся, а янтарь словно светился изнутри. Анна провела пальцем по камню, допустив, что это лишь игра солнечных лучей, но ее снова кольнуло током. На этот раз гораздо сильнее, так, что палец дернулся, надавив на гладкую выпуклую поверхность. Щелчок — и металлические створки разошлись.
— Так вот, как ты открываешься, — прошептала зеркальцу женщина и осторожно потянула за крышку.
На потемневшей и потрескавшейся по краям поверхности отразилось знакомое лицо. Те же зеленые глаза с легкими морщинками в уголках, разрумянившиеся на холоде щеки, знакомый, слегка усталый изгиб губ…
— Всего лишь старая версия меня. И чего ты ждала? — обратилась к своему отражению Анна, собираясь уже захлопнуть крышку, как заметила в ответ легкую улыбку на зеркальной поверхности.
От неожиданности женщина выронила футляр и какое-то время в растерянности смотрела себе под ноги. «Показалось? Стекло старое, наверняка просто исказило отражение». Отругав себя за впечатлительность, она потянулась поднять подарок и с нерешительностью вновь заглянула внутрь. Теперь собственное отражение не просто улыбалось ей, с лица в зеркале сошли морщинки, а взгляд стал более открытым и счастливым — таким, каким он был лет двадцать назад. На мгновение она залюбовалась другою собой, но мысль, что это лишь наваждение, кольнула горечью.
— Просто солнечный блик засветил отражение, — шептала себе под нос Анна, крутясь на месте и пытаясь поймать положение, при котором зеркальце не слепило бы так сильно. Но солнце было в зените и ничего не получалось. Она топталась по кругу, не замечая, как постепенно приближается к краю тротуара.
— Осторожно! — раздалось из-за спины, но ноги уже соскользнули с бордюра и она, не удержавшись, полетела на покрытый ледяной коркой асфальт.