- А ты не грабишь?
- Значит, можно убивать невинных людей?
- А ты не убиваешь?
- Значит, можно расстреливать за молитву?
- А ты веруешь?
- Значит, можно предавать, как Иуда, Россию?
- А ты не предаешь?
- Хорошо. Пусть. Я граблю, убиваю, не верую, предаю. Но я спрашиваю, можно ли это?
Она твердо говорит:
- Можно.
- Во имя чего?
- Во имя братства, равенства и свободы... Во имя нового мира.
Я смеюсь:
- Братство, равенство и свобода... Эти слова написаны на участках. Ты веришь в них?
- Верю.
- В равенство Пушкина и белорусского мужика.
- Да.
- В братство Смердякова и Карамазова?
- Да.
- В вашу свободу?
- Да.
- И ты думаешь, что вы перестроите мир?
- Перестроим.
- Какой ценой?
- Все равно...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Она чужая. Мне душно с ней, как в тюрьме.
21 февраля
- Итак, довольно прочитать десять книг, чтобы истина стала понятной?
- Смотря каких книг.
- Евангелие?
- Нет, Евангелие для детей.
- Итак, довольно крикнуть с балкона "режь", чтобы поднять за собою стадо?
- Не стадо, а русский народ.
- Народ-богоносец?
- Нет, свободный народ.
- Итак, довольно поверить какому-то Марксу, чтобы отречься от родины, от родного гнезда?
- Ты мучаешь меня, Жорж...
- Чтобы исковеркать язык, растоптать отцовскую веру, разорить голодных и нищих и расстреливать беременных баб?
- Жорж...
- Чтобы унизить русское имя и служить проходимцам, для их корысти, их лжи?
- Жорж...
- Ты помнишь, Ольга: "Если Ты поклонишься, то все будет Твое..." Иди и поклонись. Нет, ты уже поклонилась... Теперь все твое. Все ваше. Тебе, вам дана власть.
Она упала грудью на стол. Она рыдает навзрыд. Меня ждет Федя. Я ухожу.
22 февраля
Федя докладывает:
- Убили вас, господин полковник, ей-богу, убили... Вчера донесение: вернулся, мол, из Одессы в Москву. Сегодня утром другое: приедет в 8 часов в Петровский парк, на "машине". Батюшки мои!.. Захлопотали, засуетились. Сейчас роту к Тверской заставе. Ну и я, многогрешный, тут. Верно: слышим стучит "машина", "Стой!.. Вылезай!.. Документы!.." Вылезает так себе господин. "Я, - говорит, - Алексюк, на службе в Госбанке". - "Алексюк?.. На службе в Госбанке?.. Знаем. За нами!.." Тот - туды-сюды, и уже побледнел: караул! Прошел шагов пять, да со страху в кусты. Раз-раз... Из всех винтовок стали палить. Я наклонился, а в нем и дыхания нет. Тогда старший и говорит: "Собаке собачья и смерть". Это то есть про вас... Вот так и убили.
- Федя, ты донесения писал?
- Никак нет. Что вы? Разве бы я посмел?