- Я никого не видел, только убитого Рекса во дворе.
Гевисман расширившимися зрачками, не видя, в упор смотрел в глаза Вилли, перебирая, очевидно, что-то важное в памяти.
- Так вы говорите, пострадал только дом? А бассейн? – уточнил он.
Вилли оторопел от неожиданного вопроса.
- Какой бассейн? Я не знаю… - растерявшись, промямлил в ответ.
Штурмбанфюрер опомнился, резко спросил:
- А как вы сюда-то попали?
Стало легче, уже можно было не врать, и он рассказал дальнейшее так, как оно было, без изменений, добавив только на всякий случай, что переоделся в полуразрушенном гараже на вилле, в который зашёл случайно. Хотелось верить, что всё сошло гладко. Наверное, так и было, поскольку Гевисман после некоторого молчания слегка хлопнул Вилли по колену и произнёс:
- Вам повезло. Судьба явно вам благоволит.
Он встал, прошёлся.
- Ну, а со мной проще. Мы на танкетке сразу же рванули навстречу американцам и шли на предельной скорости, не обращая внимания на стрельбу своих и русских, до тех пор, пока не напоролись на американские танки. Тут же сдались. Сопротивление было бы бессмысленным.
Он снова сел напротив Вилли, накрыл ладонью его руку, доверительно улыбнулся.
- Вместе нам здесь будет легче. Вы не откажете мне в помощи?
Вилли вскочил, щёлкнул каблуками.
- Рад служить! Вы можете рассчитывать на меня, - с готовностью чуть не прокричал он.
Гевисман потянул его за рукав, приглашая садиться.
- Ну-ну, не надо так рьяно. Теперь вы вправе и отказаться.
Снова внимательно и оценивающе посмотрел на своего визави, помолчал, что-то обдумывая.
- Мы ещё успеем обсудить наше сотрудничество.
Он встал. Вилли тоже.
- Я не могу вас уберечь от уголовников Шварценберга, - предостерёг будущего сотрудника, - по-моему, он и сам этого не может, дисциплина падает с каждым днём, а вы чем-то крепко насолили им.
Вилли пояснил:
- Они мстят мне за смерть Блюмке.
- Возможно, - согласился Гевисман. – Охраной и помощником вам будет капитан Шмидт, что привёл вас сюда. Ему доверяйте полностью. Он получил указания, и Бог вам на помощь! До свидания!
Он протянул руку. Впервые Вилли держал руку шефа в своей. Она была холодной и мягкой, пожатие почти не ощущалось.
- До свидания, господин штурмбанфюрер! – с чувством попрощался он.
- Спокойной ночи, Вилли! – дружески ответил шеф. – Спокойной ночи.
Когда Вилли уходил, американца в коридоре не было.
- 7 –
Выйдя, он глубоко вздохнул, посмотрел долгим взглядом на далеко-далеко перемигивающиеся звёзды, поёжился от ночной прохлады и спадавшего чувства напряжённости и двинулся к бараку. Рядом оказался капитан, неслышно возникший из тени.
- Капитан Шмидт! – утверждающе приветствовал его Вилли.
Тот приветственно козырнул, уточнил:
- Вам говорил обо мне штурмбанфюрер?
- Да, - подтвердил Вилли. – Спасибо вам. Надеюсь, я не буду в тягость.
- Не беспокойтесь об этом, - успокоил капитан, - думаю, мы подружимся, всё утрясётся.
Вилли воскликнул с надеждой:
- Надеюсь, очень скоро!
Теперь они везде были вместе, спали по очереди, но эсэсовцы ничего больше не предпринимали, и чувство опасности проходило. На третью ночь Вилли снова был у Гевисмана, снова его сопровождал Шмидт мимо зевающего развалившегося американца, и снова ушёл, оставив вдвоём.
- Вы не удивляйтесь, Вилли, нашим ночным встречам. Нет необходимости привлекать чьё-то внимание: слишком много разных людей в лагере, неясно, кто чего стоит, с кем можно строить новую Германию, а кого надо избавить от этого.
Гевисман сидел за столом. Перед ним стояла кружка с дымящимся острым забытым ароматом настоящим кофе, рядом – другая.
- Присаживайтесь, - пригласил он. – Пейте кофе.
Вилли сел, отхлебнул. Блаженное тепло окутало голову, разлилось по всему телу, глаза заблестели, он уже по-свойски посмотрел на хозяина. Тот не возражал, спросил вдруг о неожиданном:
- Скажите, Вилли, как вы расцениваете исход войны? Что можете сказать?
Подумалось: «К чему это он? Ещё проверка?». Слегка замешкался. Вряд ли он созрел для оценки такого большого события как война, и вряд ли Гевисману нужны его оценки. Но кое-какие вопросы у Вилли, конечно, возникали, особенно в последние дни, и многие благодаря встречам и разговорам с Виктором и Германом, разбудившим его зашнурённый чиновничий ум, и он пытался ответить на них самому себе. Ясно, что отвечать надо честно, да по-другому и не хотелось даже Гевисману.
- Я… не знаю… - промямлил он, в который раз начиная с этого удобного признания в собственной несостоятельности. Слишком глубоко въелись в его душу и мозг уроки Геббельса и жизни, когда лучше ничего не знать и ничего не видеть.
- Мы, конечно, обсуждали с молодыми офицерами… - осторожно продолжал он, решив всё же не брать только на себя всей ответственности за то, что скажет.
- … что случилось и почему, но всё так, между прочим, эмоционально, применительно к себе, без серьёзного анализа, не вникая глубоко в причины, - плёл Вилли прозрачную паутину ничего не значащего ответа. – Это больше смахивало на одностороннюю критику и обругивание. Но кое-что мне запомнилось, - начал он говорить по существу.
- Что именно? – тут же спросил Гевисман, наклонившись к Вилли.
Тот призадумался. С чего начать? Ему и самому хотелось лучше понять собственные ощущения от последних дней войны и её неожиданного конца. Но он не чувствовал себя способным на серьёзный политический анализ, а потому изложил правдоподобные истины, лежащие на поверхности и удобные всем.