Вилли не замедлил с ответом:
- Конечно. Мы обрабатывали картотеку русских агентов: надо было исключить провалившихся и зафиксировать законсервированных, новые задания, резиденции, связи, пароли, коды, радиопозывные и так далее.
Гевисман согласился, не снимая головы с рук:
- Правильно. Вот эта картотека и будет нашим вкладом в общее с американцами дело.
Кровь медленно приливала к вискам и как тысячами мелких иголок колола лицо. Вилли выпрямился – вот и прозвучал приговор, стало легче. Он пошарил глазами по столу, выпил сразу полкружки, захотелось есть. Не обращая больше внимания на Гевисмана, он хватал ложкой свинину с салом и жадно жевал, заедая большими кусками хлеба. Вдруг, вспомнив, поперхнулся:
- Так ведь она же упрятана под развалинами виллы?
Гевисман едко захихикал, почти не разжимая рта и глядя задобревшими глазами на медленно дожёвывающую жертву.
- Вилли, Вилли! Неужели вы считаете меня безмозглым идиотом, способным оставить картотеку в доме, в который придут русские?
«Вот это предусмотрительность: и картотеку убрал, гад, и мину установил под сейфами, мерзавец! Что за падальная душонка!» - мысленно выругался Вилли.
- Я как-то нечаянно спросил вас о бассейне, что во дворе, - сказал Гевисман, - помните? Она там.
Вилли непонимающе уставился на него.
- Я её спрятал на дне, - объяснил хитроумный шеф, - замуровал в нише. Только железные штыри знают о её присутствии.
Он всё так же хитро посматривал на Вилли, пьяно довольный собой. А тот вспомнил эти штыри, которые помогли ему выбраться из бассейна. Он ещё не мог сообразить тогда, зачем они там.
Гевисман отнял руку от лица, крепко сжал ею руку Вилли ниже локтя, вперился в него остекленевшими глазами, тихо и твёрдо произнёс, наконец, свой приговор:
- Вы должны её оттуда вытащить и доставить сюда. Вы просто обязаны это сделать.
Он продолжал смотреть, не мигая, застывшими расширенными зрачками в глаза Вилли, и тот, как ни хотел, не мог отвести своего загипнотизированного взгляда.
- Но там же русские! – сдавленно воскликнул он.
Гевисман медленно отпустил его руку, снова откинулся на спинку стула. Ему можно и расслабиться, основное – сказано.
- Я знаю, - спокойно проговорил он. – Я бы и сам пошёл, но меня не выпустят, - слукавил тут же, - а вас, с моим ручательством, - да. – Начал горячо убеждать: - Поймите, другого выхода для нас нет. Всё, что я знал, я уже выложил янки, но этого, возможно, хватит только на свободу, да и то не на скорую, да на чёрный хлеб с крупной солью. Мне этого мало! – Пообещал: - Да и вы не останетесь внакладе. Выбравшись отсюда, я вытащу и вас.
«Ой, ли!» Вилли опять вспомнил мину в ящике с боеприпасами и заминированный бункер. Картотека в руках Гевисмана – это верная смерть. Что делать? Удав верно рассчитал все дохлые возможности зайца: ему только одна дорога – в пасть удава.
- Вас будут прикрывать парни из морской пехоты, - продолжал уговаривать Гевисман.
«Вот это ручательство» - решил Вилли.
- Жалко, конечно, что это не немцы, - посетовал Гевисман, - но на это американцы никак не согласны, боятся осложнений с русскими. Возможно, и не особенно многого ждут от картотеки, а зря! Там много найдётся занимательного для их разведки против русских.
Он помолчал, что-то обдумывая, и тихо добавил:
- И для вас, Вилли, тоже.
- Я знаю, - ответил тот, давно не сомневавшийся в том, что в картотеке есть материалы и на него.
- Вы видели своё досье? – удивился Гевисман.
- Нет, просто догадываюсь, - невольно успокоил он шефа. – Но не думаю, что там есть что-либо, чего я не знаю о себе.
Гевисман широко осклабился, расширив щёки в складки и растянув тонкие губы.
- Вы ошибаетесь!
Слегка помедлил и резко бросил, как выстрелил:
- Вы не знаете, например, что вы – русский.
Вилли даже шатнуло. Он медленно поднялся на ватные ноги, оперся о стол ладонями, боясь упасть, исподлобья смерил взглядом ненавистное лицо, сказал зло:
- Всяким шуткам есть предел, господин Гевисман!
Тот мгновенно стёр деланную улыбку, как будто её и не было, и надменно прошипел:
- Я никогда не шучу, господин Кремер.
Он рассчитывал, что своим открытием заставит Вилли добывать картотеку, чего бы тому ни стоило, чтобы избавиться от досье, в котором запечатлено чёрное пятно его биографии. Вилли обмяк, сел.
- Расскажите, - попросил разбито, - если можно, подробно.
Определив, что помощник морально сломлен, Гевисман спокойным деловым тоном поведал:
- Вас взяли малышом у русской четы, уличённой в шпионаже. Их расстреляли, а вас оставили платить по долгам. Мы не признаём тезиса, что дети не отвечают за грехи родителей. Должны отвечать и расплачиваться. Остался последний взнос, и вы его сделаете.
Это была уже угроза.
- Я всё сделаю, - горячо согласился Вилли, - но только возьмите свои слова обратно. Я умоляю вас! Это неправда! Скажите, что это неправда! – умолял он палача.
Тот брезгливо скривился:
- Успокойтесь. В конце концов, какая вам разница, кто вы? – ему-то, точно, не было разницы. – Что, от этого мир рухнет? Что вы русский, знаем только мы вдвоём, пока картотека не попала в чужие руки. В ваших силах и желании этого не допустить. Оставьте же свои эмоции при себе. Подумаешь – русский, немец! – Может быть, для него и впрямь не было разницы. – Для меня речь идёт о большем – о жизни.
Он вскочил со стула.
- Если эта проклятая картотека не окажется у меня в руках, мне ничего не останется, как только покончить счёты с жизнью.
«И я бы тебе, ой, как помог!» - подумал Вилли.
- Прозябать в лагерях, потеть от страха в судах, а потом вкалывать где-нибудь в толпе милых сограждан? Нет, это не по мне! – отказывался Гевисман от того, что делали тысячи таких же, как он, немцев.
Вилли спросил, уже смиряясь с новым для него положением: