- Сознательность работников… вера в необходимость их труда… заработок… поощрения… - принуждённо подыгрывал профессору-самородку вынужденный студент, не зная, как вернуть коммунистического философа с глобальной идеей к прямым чиновничьим обязанностям.
- Опять мелко, - поддел начальник ОК. – С этим мы до коммунизма и за 100 лет не доплетёмся. Запомни: в основе жесточайшей дисциплины лежат, как нас учат товарищ Ленин и товарищ Иосиф Виссарионович Сталин, лежат надзор и контроль. Контроль – основа основ всего.
- Да как же за всем и за всеми углядеть? – невольно начал раздражаться оппонент, теряя время на начальническую тряхомудию. – Сколько же контролёров надо? На каждого по одному?
Бильярдный шар удовлетворённо качнулся навстречу наконец-то по-настоящему взбудораженному слушателю-работнику, ради благоденствия которого приходится разрушать драгоценные мозговые клетки.
- Вот тут ты прав.
Владимир от неожиданности опешил.
- Контроль и надзор должны быть… - теоретик-самородок изобразил движениями рук нечто вроде шара, - так сказать… со всех сторон, наскрозь, ну… как бы это лучше сказать?
- Тотальным, - подсказал Владимир, не задумываясь и стараясь побыстрее добраться до финала полицейских размышлений народного благодетеля.
- Как ты сказал? – тут же насторожённо переспросил крепыш, внимательно вглядываясь в неожиданно оказавшегося чересчур умным простого работягу.
Кляня себя за нечаянно вырвавшееся нерусское определение, Владимир нехотя повторил:
- Тотальным.
- Это по-каковски?
- Ни по-каковски. – Владимир попытался объяснить: - Так называют, когда что-либо делают в полном объёме, охватывая всё целиком.
- Так, - удовлетворённо кивнула голая голова, потерявшая растительность, очевидно, от чрезмерного напряжения мыслей. – Тотальный, - повторил начальник, - значит – полный. Ты вот что, напиши мне это слово и дай полный перевод, такое тебе задание. Через два дня принесёшь, понятно?
- Ладно, - покорно согласился будущий шофёр.
- А как его, как ты говоришь – тотальным сделать, знаешь? – снова принялся за своё знаток рецептов быстродействующих лекарств для больной страны.
Владимир молчал. Он надеялся, что апатией прервёт нескончаемый словесный энтузиазм строителя быстрого коммунизма. Но тому и не нужен был ответ, достаточно оказалось безмолвного и покорного присутствия.
- Только если будет всеобщим, со всех сторон, - повторил неутомимый теоретик-пропагандист своё заскорузлое и понятное определение. – Спросишь, как всеобщим?
Владимир не спрашивал.
- Объясняю. Сверху и снизу. Основной контроль будет по-прежнему сверху – администрацией, парткомами, профкомами и НКВД. К ним добавим группы общественного контроля, состоящие из передовых рабочих без служащих, которым дано право немедленного наказания без права обжалования. И тут же контроль снизу, как правильно ты выразился – постоянный контроль над каждым. Только своими контролёрами станут сами работники, для чего всего-то надо вменить в обязанность составлять суточные отчёты-рапорта о проделанной работе, затратах времени, материалов, причинах и виновниках простоя и невыполнения плана. Чуешь, как просто? Тут уж не вырвешься, от себя не скроешься. А если кто и попытается, то добавим народный контроль, для чего поставим в цехах и конторах почтовые ящики, и пусть трудящиеся кидают туда свои замечания о всех замеченных халатностях, растратах материалов и времени, вредительстве и лодырничанье, о всех, кто мешает слаженной производительной работе, прямо называя конкретные фамилии. Вот и будут все под трудовым рентгеном. Как тебе идея?
- А если в контролёры проберутся не те люди, будут контролировать не так, как надо? – подпортил идею потенциальный подконтрольный.
Разработчик тотального контроля озадаченно посмотрел на него и растерянно произнёс:
- Что же делать? Как исправить?
- Мне кажется, - с затаённой иронией помог разработчику массовой колючей проволоки Владимир, - нужно добавить контроль над контролем, создать контрконтрольную службу по типу СМЕРШа. - «Или – Гестапо», - добавил он мысленно. – Тогда все лазейки уж точно будут запечатаны.
Начальник восхищённо поднял то редкое, что у него было бровями, облегчённо откинулся на спинку стула и почти прошипел в экстазе и даже в уважении:
- Ну, ты… умник! Как это я сам не допёр, как затянуть последнюю дырку.
Он помолчал, осмысливая дополнение к своей идее, и решил заняться ею самостоятельно, для чего нужно было освободиться от посетителя.
- Слушай, тебе чего?
Владимир протянул заявление.
- Чего ж молчишь? Время тянешь. Мне ещё доклад для партактива писать, давай пошевеливайся.
Владимир смолчал на незаслуженное обвинение.
- На, заполняй анкету, а я пока оформлю приказ на тебя. Значит, к Поперечному Алёшке идёшь?
- Не знаю, - ответил Владимир, просматривая вопросы анкеты.
Он заполняет уже третью, и все похожи друг на друга как две капли воды. Так и кажется, что где-то кто-то, собрав вместе, сравнивает, выискивая несовпадения, чтобы уличить тех, кто, пытаясь скрыть прошлое, нечаянно расходится в ответах. Владимир свои ответы запомнил хорошо, они трижды теперь будут повторяться точь-в-точь, и с этой стороны ему ничто не грозит.
- А кто это?
- Начальник 2-й автоколонны, твой непосредственный хозяин. Вот уж кому фамилия досталась по характеру: ничего не сделает без пререканий. Хорошо, Шендерович терпеливый, а то давно бы уж с базы вылетел. На любое распоряжение у него тысяча отговорок. А ведь хороший организатор, шофера его любят, горой за него. План выполняет, в передовиках, хотя я бы за язык с доски почёта снял. Дисциплину расхолаживает. Заполнил? Давай сюда с документами. Так… родился, учился. Ого! 9 классов. Тот-то, я гляжу, больно грамотный: всякие слова знаешь. Как это? Ага, у меня записано: тотальный. Не забыл про задание? В среду принесёшь расшифровку, как раз доклад буду кончать, может, и для твоего слова местечко найдётся. Ладно, пойдём дальше. Стоп! Почему беспартийный?
У контролёра сверху от неожиданного открытия ещё больше отвисли дряблые щёки и ещё больше отекли мешки под глазами, а глаза заволоклись влагой, и всё лицо выражало обиду за обманутое доверие.
- По возрасту подходишь, образование есть, воевал честно – награды есть, в плену и окружении не был, родственников за границей не имеешь, врагов народа в роду нет, не судим, из пролетариев, всё как надо… Чего ж ты не в партии?
В легенде об этом ничего не было, и Владимир не знал, что ответить, мысленно кляня за явное упущение легкомысленных янки, не придавших значения важному здесь пункту биографии.
- Так уж получилось, - промямлил он, лихорадочно соображая, что бы ещё добавить для оправдания, и понимая, что от незнания предмета ничего путного не придумает. – В этом моя вина меньшая, - добавил, вспомнив, что лучшая защита – нападение.
Дотошный начальник ОК не стал настаивать на немедленном разъяснении непонятной детали биографии нового работника, решив отложить выяснение до более свободного времени.
- Ты вот что, напиши-ка мне подробное объяснение, почему ты не в партии, ясно?
- Может, мне заодно объяснить, почему я не был в плену, не судим, не женат, не калека, не… - вспылил Владимир, уставший от дикой нечеловеческой демагогии коротышки, которому почему-то доверили судьбы работников базы. – Хорошо, только я попрошу помочь Поперечного.
Теперь дряблые щёки и подглазные мешки партследователя подтянулись к глазам, которые разом высохли и с ненавистью впились в слегка покрасневшее от бессилия лицо подчинённого, оказавшегося недисциплинированным.
- К концу рабочего дня зайдёшь в бухгалтерию за продовольственными карточками. Иди… умник! Теперь понятно, почему ты не в партии.
- 3 –
Выйдя из административного барака, Владимир глубоко и облегчённо вздохнул, чуть ли не по-собачьи встряхнулся, очищаясь от удушающих миазмов развёрнутой перед ним системы тотального полицейского контроля, которыми будто вымазал душу разговорчивый неприятный и очень похожий на борова-военкома начальник ОК. С трудом, буравя бюрократически-НКВД-шную броню подозрительности и недоверия, он всё же, хотя и нестерпимо медленно, внедрялся в чужую жизнь, мысленно гордясь своим упорством, терпимостью и целенаправленностью. Уж такой-то полноценный набор арийских качеств характера явно свидетельствовал о немецком происхождении. С русской расхлябанностью он давно бы уже кормил вшей в каком-нибудь из сибирских лагерей. Всё. Все оформления вроде бы позади, хотя червоточина партийной принадлежности осталась. Надо приступать к работе, он выходит напрямую к цели.
- Ну, што, захомуталси? Или заерепенилси?
Владимир оглянулся на знакомый уже голос. У своей сторожевой будки стоял, улыбаясь, приподняв края длинных усищ, дед Водяной.