- Ну, как?
- Теперь не отвертится, - пообещала невеста, всё ещё любуясь мечтой многих послевоенных женщин.
- А он ещё вертится? – вознегодовал добровольный сват.
- Говорит, что партийным неудобно ходить с кольцом.
Сводня фыркнул и иронично посоветовал:
- Скажи ему, что неприлично зачерствелому солдафону жениться на молодой и очень красивой девушке и ещё неприличнее жалеть для неё приличные украшения.
У приличной девушки расширились неумеренно подведённые глаза, и приоткрылся кровавый ротик, а на бледном припудренном лице проступили чуть розовые пятна возбуждённого румянца.
- Я не могу тебя чмокнуть, - осторожно указала оттопыренным мизинцем-шилом на помаду, - завтра утром приду.
Искуситель чуть слышно рассмеялся, с любопытством разглядывая ребёнка, неведомо как собирающегося жить по-взрослому.
- Учти: если ты будешь ему изменять, я перестану с тобой встречаться.
Она ещё больше округлила глаза и раскрыла рот, пытаясь освоить непостижимую мысль о совмещении несовместимого, и, наконец, сообразив, что он шутит, задорно рассмеялась, прикрыв рот узкой ладошкой и ощущая себя матёрой, развратной и привлекательной.
- Что там? – спросил Владимир, указывая на дверь директора, чтобы отвлечь её от скользкой темы, для которой не было вдохновения.
Она сразу сделалась секретаршей и вполголоса выдала административную тайну:
- Вместе с Поперечкой и Филоновым готовят списки передовиков и награждённых премиями к празднику, - и, не удержавшись, выдала самый важнейший секрет: - Ты там тоже есть.
Потенциальный передовик не ожидал, что ему будет приятно об этом услышать, и мысленно посмеялся над собственным дегенеративным честолюбием, зародившимся вдруг непонятно из чего, а Ирине, выдавшей тайну, пообещал:
- Пожертвую на свадьбу.
Ему не удалось услышать бурного ликования и потока благодарности, так как дверь тайного кабинета приотворилась, и в щель выставилась голая голова Емели, подозрительно оглядела парочку водянисто-голубыми глазами и небрежно кивнула везде и всюду сующемуся не к месту шофёру. Затем над головой просунулась рука с бумагами, рассыпавшимися веером, и строгий начальник ОК распорядился, прекратив неуместный адюльтер в приёмной директора, решающего с помощниками важнейшую задачу обновления клока сена, повешенного впереди напрягающейся упряжки трудящихся:
- Срочно, в трёх экземплярах. Посторонним делать нечего.
Сообразительный шофёр понял намёк и, попрощавшись с невестой, вышел. Бедный одурманенный директор! Если бы он догадывался, какой обманчиво красивый и ядовитый сорняк собрался пригреть. Таня обязательно отговорила бы, а больше некому. Два взрослых ребёнка. Интересно, кто первым разобьёт хрупкую игрушку под некрасивым названием «брак».
Пора было отметиться у майора. Тот не считал для себя возможным оставить рабочее место раньше руководителя предприятия и, конечно был на месте, в бывшей фирсовской каморке.
- Здравия желаю, - бодро поздоровался Владимир.
Начальник был явно не в духе – вероятно, не попал в тайный список. Кивнув – везёт сегодня Владимиру на кивки – сухо похвалил:
- Хорошо, что сообщил о задержке: дисциплина - прежде всего, - протянул руку, требуя путёвку.
Поощрённый водитель подал документ, отмеченный Сосновским.
- Туда-сюда под завязку. Прекрасно, - снова похвалил начальник. – Сосновский не зря тебя нахваливает… или не даром? – угадывающе исподлобья посмотрел на расторопного и умного шофёра, может быть, подозревая, что не всё чисто в успешном альянсе торгового директора и рядового перевозчика. Но успокаивали, умиротворяли весомые тонно-километры, одинаково нужные и шофёру, и майору, и бригаде, и автобазе в целом.
- Однако придётся вас разлучить. – Он откинулся на спинку расшатанного стула, устремил строгий взгляд на подчинённого. – Организуется колонна из 15-ти машин за мукой в Харьков. От нас пойдут пять машин, ты – старшим. Столичному городу нужен хлеб, чтобы в праздничные дни не было очередей, драк и слёз. Задание чрезвычайное, срочное. Невыполнение в срок приравнивается к преступлениям против советского государства и грозит самым суровым наказанием всем, включая директора. Выезд завтра в 12.00. До этого времени – самая тщательная подготовка. Вопросы тоже завтра. Свободен.
Владимир вышел. То, чем пугал начальник, мало волновало. Больше всего тревожила непонятная заминка с арестом. Что-то скажет Марлен? Запросто может отменить участие передовика производства в чрезвычайном государственном мероприятии по причине перевода в разряд врагов государства. Придётся тогда подполковнику с майором снова уходить в отставку, а то и куда подальше.
Марлен застал Владимира за выправлением крыла и бампера. Был он в новенькой, ладно подогнанной к фигуре форме, длинной шинели и гладких сверкающих сапогах, на каблуки которых так и напрашивались серебряные шпоры. Прыщавое лицо под пугающей сине-малиновой форменной фуражкой излучало самоуважение и уверенность в значимости обладателя почти гвардейской формы элитных войск. Они молча поздоровались за руку, и Владимир ощутил несолидность ладони щуплого народоохранителя, решившего противостоять московскому следовательскому молоху.
- Залезем, чтобы не маячить, - предложил слишком яркий смершевец, и первым влез в кабину студебеккера, тщательно расправляя шинель, чтобы не помять.
Уселись.
- Дело против вас с хозяином закрыто, ты – чист, - обыденно сообщил защитник о том, что занимало дни и ночи, бросало в холод и в жар, в панику и в прострацию.
И говорить больше было не о чем.
- Как это тебе удалось? – выдавил из себя Владимир ненужный вопрос вместе с жалкой улыбкой, а в душе нарастало, ширясь и заполняя всего, великое чувство освобождения и возрождения, хотелось затормошить доброго вестника, но… останавливала форма и спокойное отвлечённое лицо соседа.
- До генерала допёр, до начальника Управления, - не удержался от хвастовства прежний друг. – Дал неопровержимые доказательства. – Последние два новых для себя слова произнёс с явным удовольствием, наверное, хранил всю дорогу до базы, стараясь не забыть, и дотерпел.
Выходит, Владимир недооценил новоиспечённого стажёра-следователя.
- Ты спас меня, спас мне, может быть, жизнь, понимаешь? – сказал он чуть дрогнувшим от волнения и благодарности голосом.
На строгом лице Марлена ничего не отразилось.
- Ты – меня, я – тебя: квиты, - как будто подытожил их прежние взаимоотношения.
И добавить, и возразить было нечего.
- А что Вайнштейн? – чуть не забыл поинтересоваться Владимир судьбой главного режиссёра в его драме, едва не кончившейся трагедией.
- Хана Вайнштейну! – и опять нечистое лицо то ли знакомого, то ли ещё друга стало прежним – мальчишеским, задорным и нагловато-жестоким. – Який-то жмурик мастацки продырявил яму печёнку, - от волнения он стал вставлять родные слова. – Гэта цябе не Москва! – похвастался своей малой столицей, не удержался и удовлетворённо хохотнул, ничуть не жалея о нелепой и безвременной кончине наставника. – Больно был вумный, но нашлись и вумнее.
Так вот почему прекращено дело, а не потому, что прыщавый хвастун убедил генерала неопровержимыми доказательствами. Не верилось сразу, что недоучке, не осилившему средней школы и чуть не свихнувшемуся на стрельбе по живым мишеням, удалось облапошить профессионала.
- Слухай, нам нельзя больше ручкаться на людях, - огорошил вдруг старый друг. – И вообще лучше стать незнакомыми, - ещё больше удивил странным пожеланием. – Я теперь следователь.
И опять Владимир недооценил следовательского самородка, практично отказавшегося от дружбы с недавним подследственным. Так просто следователями в любых контрразведках не назначают. Что-то там у них случилось экстраординарное, о чём новоиспечённый следователь распространяться не хочет. И не надо, главное он сделал, и за это ему огромное спасибо.
- Понятно, - коротко согласился Владимир.
- Бывай, - сразу заторопился бывший друг, ставший незнакомцем, открыл дверцу, и руки на прощание не подал.
- Бумагу отдай, - попросил вслед униженный шофёр.
Осторожно поставив блестящий сапог на подножку, смершевец обернулся:
- Какую такую бумагу? – но было хорошо видно по лицу, что знает, о чём речь. – А-а, эту? – улыбнулся, широко растянув лягушачий рот и глядя прямо в глаза шофёра. – Так она уже проштемпелёвана и подшита. – Он аккуратно опустился на землю обеими ногами и прежде, чем захлопнуть за собой дверцу, приказал, чувствуя неизмеримую силу за узкой спиной: - Будешь раз в месяц присылать донесения о контриках в вашей организации, - резко хлопнул дверцей и пошёл, прямой и почти не хромающий.