- Морозы были тогда страшенные, - оправдывался герой повествования. – Температуру держать не будешь – трубы враз заморозит.
- Не мог порыв сам починить? – спросил кто-то из рабочих.
- Чем? Пальцем, что ли, заткнуть? Горячая.
- Зачем пальцем, - посоветовал задним числом тот же рабочий, - чем-нибудь другим. Или у тебя уже усох?
- У него вместо члена язык работает, - сообщил другой слушатель.
Бригадир выслушал, не перебивая, дополнительные комментарии к полярной истории и невозмутимо продолжил рассказ, сочетая сразу три приятных дела: отдых, курево и трёп.
- У дверей котельной огромная лужа парит. Стало как в Сочи: из печи южный жар пышет, а из-за открытых дверей доносится плеск и запах тёплого моря.
- Точно, - подтвердил Полярник, - как в чёртовом санатории.
- Ему бы надо сбегать позвонить ремонтникам, а отлучиться нельзя.
- Объект государственной важности, - определил причину «нельзя» один из рабочих.
Бригадир сурово взглянул на неудачливого подсказчика и объяснил сам:
- Бутылёк у него прохлаждается у двери с вечера. Компенсация за вредные условия работы.
- А чё, нет, что ли? – возмутился истопник-полярник.
- Ежели ремонтники придут, придётся делиться, глядишь, и самому не достанется.
- Они такие, - подтвердил кочегар-полярник.
- Какой выход? – спросил бригадир у слушателей и, не ожидая само собой напрашивающегося ответа, продолжил: - Взял он заначку и вместо того, чтобы растянуть на всю вредную смену, нажрался из горлышка по горлышко, закусив луковицей с хлебом. Согрелся окончательно и снаружи, и изнутри, можно и безбоязненно идти звать на помощь. А вода уже у входа булькает, сверху тёплым паром подёрнутая, а снизу холодным льдом подстеленная. Но подручному дьявола и море по колено. Шагнул за дверь, поскользнулся и шмякнулся, подняв кучу южноморских брызг. Попытался подняться – никак. Лежит в луже, балдеет: тепло, мысли всякие приятные кружатся, совсем сомлел и отключился, выставив в морозное небо небритую чёрную рожу.
- Убей – ничего не помню, - сознался Полярник.
- Под утро пошёл снег, лужа, наморозив льдину с впаянным зимовщиком, стекла в сторону, и когда пришла смена, то, если бы не дымящийся окурок, торчащий из-под снега, его бы ни за что не нашли до весны.
- Во, заливает! – восхитился герой.
Кто-то недоверчиво хохотнул, но тут же смолк под строгим взглядом рассказчика.
- Кое-как вырубили его изо льда…
- Живой? – непроизвольно спросил Владимир, забыв, что Полярник рядом.
- А то! – гордо выпятил тот грудь.
- И не испортился, - добавил кто-то. – Только лишнее между ног вырубили, жалко, что язык был во рту.
- …привалили спиной к кочегарке, - продолжал бригадир, - влили через воронку стакан спирту…
- Хорошо пошёл, - вспомнил перенёсший ледяной анабиоз.
- …подождали, пока отдышится, и отпустили домой.
- От спирта растаял, - объяснил сидящий рядом с Полярником работяга, облизав пересохшие от вожделения губы.
- Пошёл наш зимовщик, звеня сосульками, словно новогодняя ёлка с обломанными ветками.
- И не заболел? – ещё спросил Владимир, удивляясь стойкости русского организма.
- Даже насморка не было, - похвастал зимовщик.
- А дома что было? – спросил тот же рабочий.
Герой микроледникового периода засмущался.
- Известно, что: баба оставшиеся сосульки скалкой обломала.
Все дружно засмеялись, затаптывая окурки, и принялись за опостылевшую трамвайную линию.
Вырваться от них, оставшихся на сверхурочную работу, удалось только в седьмом часу, но зато с приличной припиской тонно-километров. Возвращаясь на базу, он вдруг решил заехать к Лиде и узнать, нет ли новых случайных известий от Шатровой. Надежды, конечно, никакой, но… чем чёрт не шутит! Тем более что реальных способов добраться с вестью до Оренбурга не придумывалось.
Проезжая мимо дома Шатровых, он не мог не посмотреть на него, но там было пусто. У дома Лиды остановился, призывно посигналил, проверяя, дома ли хозяйка, и вспомнил, что, вероятно, у неё квартирует Зося. Так и оказалось. Рыжая первой выбежала на крылечко, радостно улыбаясь и светясь тёмно-синими глазами и мелкими веснушками, скопившимися у переносицы, почти бегом устремилась к машине и вспрыгнула на подножку, просунув в окошко кабины смеющееся девчачье лицо.
- Здравствуйте! Как вы узнали, где я живу?
Врать не хотелось, и он, поздоровавшись, выбрался из кабины и вошёл в знакомую калитку следом за квартиранткой.
- Володя! Какими судьбами? – появилась и хозяйка дома, обрадованно глядя на нежданного гостя.
А Зося, услышав, что они знакомы, и значит, он приехал не к ней, обманул, вспыхнула до коней волос, как это бывает у рыжих, взбежала на крыльцо и, не оборачиваясь к нему, звонко выкрикнула хозяйке, еле сдерживая ярость и горе, что ей надо уходить на кружок, и убежала в дом, громко хлопнув дверью.
- Что это с ней опять? – с тревогой спросила Лида. – Вы что-то сказали не так?
- Я даже поздороваться толком не успел, - смущённо ответил Владимир, догадавшись о причине девичьего взрыва.
- Вчера тоже вернулась сама не своя, да, к тому же, поздно, и пахла вином. Закрылась в комнате и горько плакала навзрыд, ничего не объясняя и не впуская к себе. Я вся испереживалась, а она молчит.
Пришлось сознаться, что вчера Зося была у них, и он проводил её почти до дома.
- Вы её обидели?
Он понял подспудный смысл вопроса и покраснел в свою очередь, обвинённый в том, чего быть не могло и никогда не будет.
- Что вы! Она же ещё девчонка. Разве можно?
- Простите, - повинилась Лида за напраслину, - тревожусь как за дочку.