Судя по молодым глазам, старуха не врала: глаза – зеркало души.
- Ты – немец.
У Владимира от неожиданности дёрнулась нога на акселераторе, и железный друг, словно подстёгнутый, обиженно взвыл и тоже дёрнулся, не заслужив грубого обращения водителя.
- С чего ты взяла?
- Я ведаю, и усё.
Напуганный неожиданным разоблачением Владимир сопротивлялся:
- Откуда ты ведаешь, когда я сам не знаю?
Захолустная прорицательница улыбнулась, собрав морщины в невидимых углах безгубого рта.
- Не злобись. Ты добры немец, не ворог.
Владимир никак не хотел поверить, что разоблачён, и кем? Как она догадалась? Сердце обеспокоенно рвалось наружу.
- Як Витёк.
- Кто? – он вынужден был сбавить скорость, чтобы справиться с управлением одеревеневшими вдруг руками. Бедное сердце совсем вышло из повиновения.
- Офицер немецкий. В сяле на постое с командой был. Добры. Ребятишек цукерками угощал.
Неужели Виктор через эту старуху-мумию напоминал ему о себе, а значит, и о сыне?
- Ап-чхи! – звонко чихнула старушенция, и сама себя поздравила: - Будь здорова! – Потом ещё: - Ап-чхи! – и снова: - Будь здорова!
Владимир, успокаиваясь, нервно рассмеялся:
- Чего это ты сама себя поздравляешь?
- Более некому. А здравие старой, ой как, нужно!
Не глядя на неё, боясь встретиться глазами, он жёстко произнёс, внушая не то, что думал:
- Никакой я не немец, ясно?
- Ну и ладно, - легко согласилась бабуля. – Будь, кем хочешь. Когда ко мне бабы приходят пытать судьбу, я николи не говорю о дурном. От него, як ни берегись, не свернёшь, так пусть лепш случится ненароком. Скажу тильки о добром. Яго ожидаючи, душа радуется.
- Так ты предсказывать умеешь?
- Бог сподобил. Ён моими устами извещает, кали захочет.
- Предскажи мне, - в шутку попросил он, надеясь услышать какую-нибудь галиматью, что развлекла бы и развеяла случайную догадку о немце.
- Лаяться не будешь?
- Обещаю. Ещё и второй «Беломор» получишь, - Владимир вытащил и положил рядом с собой оставшуюся пачку папирос.
- Тады останавливай, - приказала сельская прорицательница.
Владимир послушно подрулил к обочине и заглушил мотор. Носительница божьих уст поёрзала как улитка, подвигаясь ближе к желающему заглянуть в будущее, взяла иссушёнными, покрытыми тонкой пергаментной кожей, пальцами его руку и настоятельно попросила:
- Гляди мне в глаза.
Он погрузил свой взгляд в голубые перископы и… растворился.
- Подумай, чего ты больше всего жалаешь? – донёсся до затуманенного сознания журчащий голос.
Больше всего хотелось на родину.
- Подумай ещё, может, заблукаешься?
Нет, он не ошибается.
- Тильки гэтага али ещё чего-нибудь так жаж сильно?
Только этого.
Она отпустила его руку, и он как проснулся.
- Ты хочешь вернуться на радзиму, - угадала ведьма.
- Ну? – подстегнул он окриком к продолжению.
Но она не хотела говорить, опять отодвинулась в угол кабины и буркнула:
- Больше ничога ня ведаю.
- Как хочешь, - разочарованно протянул Владимир и, взяв пачку, демонстративно собрался положить в карман.
- Чакай! – остановила судьбоведаница. – Усе хотят ведать правду, а как скажешь, лаются, что оказалась не той, якую ждали.
- Я же сказал: не буду. Говори, что там тебе ещё бог наболтал.
Она укоризненно сверкнула на него синим пламенем, зябко поёжилась и попеняла:
- Не надо так. Зло в цябе на людын копится. Не возвернёшься ты, - и, пожалев, наверное, добавила: - Можа, кады в глыбкой старости.
Оглушённый несправедливым приговором, Владимир зло посмотрел на трухлявую предсказательницу, не веря ни слову, не желая верить, и еле сдерживая себя, чтобы не заматериться по-русски, зло прокричал:
- Зря каркаешь, чёртова перечница. Ещё как вернусь и тебе сообщу в ад. Не верю ни на полслова.
- И правильно, - встрепенулась пра-пра-зловестница, - не верь. Николи дурному не верь. Верь тому, чего чакаешь. Бог – он милостивец, измерив веру и усердие, можа, и поменяет твои карты.