Это было правдой. Ещё раньше он решил, что если агента не будет дома, заехать к нему вечером на обратном пути. Она слегка покраснела, опустила погрустневшие глаза и, отступая, сухо и безнадёжно предложила:
- Заезжай, если хочешь, на обратном пути, - и, не дожидаясь очевидного или обманного ответа, ушла следом за сыном.
- 5 –
До Витебска он спешил так, что ничего вокруг не видел. Да и смотреть было не на что. Всё те же торфяники, смешанные засорённые леса, редкие луга и обширные пахотные земли под осенним паром. В редких селениях радовали глаз яблони с разноцветьем яблок. В городе, похожем на Оршу, только с другой речкой, долго искал мясокомбинат, чтобы сдать трубы, зато быстро нашёл огромный ИТЛ, известный всем. И, хотя появился там в пятом часу, зэки, у которых рабочий день не кончался в четыре, как на воле, отчаянно матерясь, быстро загрузили кузов любимой ими колючкой, попросили закурить, и он отдал «Приму», приобретённую в городе, подцепил старенький компрессор с изрядно изношенными шинами на колёсах и ещё до пяти выехал из города, повеселев, как будто главное сделано. За городом остановился у родничка, помеченного оставленными ящиками для сидения и неубранным мусором, среди которого преобладали окурки и промасленные газетные клочки, перекусил картошкой, помидорами, яйцами и ломтиком сала с хлебом, заботливо завёрнутыми Сергеем Ивановичем в газету и чистую белую тряпочку, полежал на пожухлой холодной траве минут десять, расслабляя ноющую спину, и, совсем успокоившись, двинулся в Оршу для главного дела.
Через два часа въехал на знакомую Речную. Стояли светлые предвечерние сумерки, расцвеченные оранжево-красно-фиолетовым закатом, опалившем края высоко вздыбленных облаков, вытянутых вдоль горизонта, обещающим завтрашний сильный ветер.
На этот раз машину оставил на улице, поодаль, так, чтобы видна была от дома 22, и пошёл к нему, ощущая тревожное биение сердца. На осторожный стук щеколды калитки ответил бешеным сиповатым лаем огромный лохматый пёс, тщетно пытающийся вытянуть цепь до незваного гостя. Вышел и тот, кто был нужен. Хотя было сумеречно, но Владимир сразу узнал его, в первую очередь, по деревянному протезу, торчащему копытом из-под коротковатой штанины.
- Що за чоловик? – спросил хозяин недовольным баском, безбоязненно приближаясь к калитке.
Теперь, разглядев хорошенько, Владимир понял, что пришёл точно по адресу. Словно с хорошо запомнившейся фотографии на него внимательно смотрели тёмные глаза, оголённые редкими белёсыми бровями. Чётко очерченные высокие скулы и широкий подбородок с небольшой вмятиной выдавали неуравновешенный характер, а большой, слегка вислый нос с горбинкой, почти нависающий над большим ртом, обозначали вместе страсть к земным наслаждениям, в то время как высокий лоб с широкими залысинами свидетельствовал о незаурядном уме. Некрасивое, можно даже сказать – неприятное, лицо притягивало своей неординарностью, излишней для хорошего агента.
- Зубр? – уверенно спросил Владимир.
Тот резким движением подался ближе к калитке, разглядывая гостя, опустившего козырёк фуражки почти на нос.
- Не правда ли сегодня приятный вечер? – пароль вполне соответствовал действительности.
- Зъявився! – не отвечая на пароль, пробурчал хозяин, и довольная улыбка раздвинула губы, а глаза продолжали насторожённо вглядываться в связника.
- Я жду, - напомнил Владимир.
Зубр наморщил лоб.
- Дай вспомню. Ага: вот только бы немного больше тепла и света, так? – ответил, медленно выговаривая слова. – Долгонько пришлось тебя ждать. Што, опамятовали фрицы? Ожили? Гроши принёс?
Неуёмная жадность агента была одной из его характерных черт, отмеченных в досье.
- Не так скоро, Василий Романович, - улыбнулся облегчённо и Владимир, чувствуя, что и с этим подонком он договорится. – Сначала поговорить надо.
- О чём попусту балакать? – недовольно пробасил Зубр. – Начальник всё сказал: война закончится, сиди – не рыпайся, придёт связник, принесёт гроши, даст связь и задание. Запамятовал его фамилию… - он подозрительно и требовательно посмотрел в глаза связника, решив устроить дополнительную проверку. – Заткнись, - приказал псу, и тот, ворча, заполз в конуру.
- Гевисман.
- Точно, - улыбка вновь вернулась на лицо Зубра. – Он! Живой, значит?
- Погиб.
Зубр мелко и небрежно перекрестился.
- Пусть пухом будет ему могила.
Владимир не возражал, хотя у него на этот счёт было своё мнение, и он бы сказал: «Да будет земля ему пухом, чтобы собаки могли легче раскопать».
- Вот была голова! – продолжал Зубр. – Ему бы у немцев фюрером быть, а не этому горлопану с усиками. Айн, цвай, драй! Только и знал, что пёр буром на большие города, вот и допёр… до Берлина. Гевисман учил всё делать хитростью, с подвохом, подлавливать коммуняков на их дурости. Упокой душу его, господи! – сказал, но не перекрестился. – Хто вместо него?
- Американцы.
Зубр, не сдерживаясь, громко захохотал, но быстро смолк, опасливо прикрыв рот рукою.
- Не зря кажут, что худшего врага взрастишь в друге своём. Давно?
- Нет.
- У них што за гроши?
- Доллары.
- Не знаю. Нехай платят в карбованцах.
- Будут, не сомневайся, много будут платить – богатые. Присядем здесь, - предложил, указывая на аккуратную скамеечку у калитки.
Хозяин, очевидно, уверившись в подлинности человека «оттуда», не возражал, привычно усаживаясь на самим сооружённую для раздумчиво-наблюдательных посиделок в скучные вечера скамью, выкрашенную, как и забор, в вагонный цвет.
- Ты – один?
Владимир насторожился и на всякий случай соврал:
- С напарником-подстраховщиком.
- Понятно, - поверил Зубр. – Ваша машина?
Кроме студебеккера, никаких машин в поле зрения не было.
- Наша, - сознался связник, грубо врать не стоило.
- Не помню, чтобы какая-нибудь машина ночевала у того дома, - сказал Зубр, и Владимир похвалил себя за осторожную правдивость.
Он уместился рядом, справа, чтобы иметь возможность, если понадобится, выхватить вальтер из подмышечной кобуры под телогрейкой и направить без лишних движений на соседа, достал из бездонного кармана гимнастёрки приготовленные пять тысяч рублей и расписку-обязательство и подвинулся, освобождая часть скамьи.
- Меня послали, чтобы найти тебя. Если согласен сотрудничать с американской разведкой, к которой перешли от немцев все твои документы, подпиши бумагу и бери пять тысяч аванса. Следом придёт резидент, принесёт ещё и даст задание. С ним и связь будешь держать.
Зубр пожевал тонкими губами, поиграл скулами. Быстро темнело, лиц почти не было видно.
- Маловато даёшь, да ладно: с паршивой овцы хучь шерсти клок. Кажи гумагу.
Владимир подал заготовленную расписку, где сам поставил сумму аванса, и посветил фонариком. Зубр изучил короткий документ на продажу души новым хозяевам, крякнул, очевидно, недовольный началом содружества, и сердито спросил:
- Чем пидмахнуть?
Связник протянул чернильный карандаш, агент цепко захватил его крепкими узловатыми пальцами, положил бумагу на скамью и решительно расписался.
- Пусть поторопится, а то я не удержусь и подсуну пару «липучек» под составы с военной техникой.