18097.fb2
Аргументы всех сторон были изложены и подтверждены повторно, наступило временное ничейное затишье. Затем раздался приятный юношеский бас-баритон, разрушивший статус-кво:
- Мать, Наташка за рубль рассердится, ей в кино захочется.
- Ничего подобного, - энергично возразила мать, почерпнувшая новые силы от недолгого молчания. – Наташенька – девочка умная. Зачем ей твои бедные гроши, когда у них своих куры не клюют? Не в деньгах счастье. Умной женщине нужен умный и заботливый мужчина, как ты. Мне не повезло, так пусть тебе подфартит, и достанется богатая невеста. Мы с их деньгами и с нашим умом станем настоящими людьми, уважаемыми в городе, а не часовщиками и керосинщиками. Ты, главное, побольше рассказывай, как ты знаешь, про звёзды, про поэтов, про то, как будешь много зарабатывать и дарить красивые украшения, замазывай ей уши, она и про кино забудет, а ты и рубль сэкономишь.
Владимиру опротивело быть невольным свидетелем привычной, очевидно, вечерней разминки дружной еврейской семейки, занятой в любое время добыванием средств к безбедному существованию, в отличие от русских, которые ждут, когда средства придут сами или их дадут, или безропотно претерпевают бедность в смирении, абсолютно неспособные вообще к какой-либо деятельности, включая мыслительную, особенно после ужина, и он обратился к осоловевшему любимому зятю:
- Пойду, наведаюсь по одному адресу.
- Куда это на ночь глядя? – зевая, вяло поинтересовался экспедитор, готовый после сытной кашки ко сну. – Разве у тебя здесь есть знакомые?
- Может, будут, если найду, и не выгонят.
Заинтригованный засоня безуспешно пытался прогнать вялую сонливость, вызванную расслабляющей несытной пищей.
- Девчонка одна в Минске, будучи наездом, дала адресок, приглашала по случаю в гости.
- Ага, иди: придёшь, а там – хахаль, - предостерёг опытный женовед, - вот и схлопочешь по случаю. А нам рано вставать и ехать.
- Не беспокойся, ещё тебя разбужу.
Разомлевший засоня сладко потянулся, не понимая кобелиных устремлений молодого шофёра, а вернее, не зная его истинных устремлений, и равнодушно спросил, пытаясь ещё раз остановить парня, теряющего самые приятные часы в жизни человека:
- И охота тебе переться в такую темень? Куда топать-то?
- На Пролетарскую. Знаешь?
- Нет. Яшка! – позвал он припёртого в угол младшего родственника.
Обрадованный возможности вырваться из материнского капкана, тот явился мгновенно.
- Хочешь ни за что заработать червонец? – спросил дядя, одновременно делая намёк Владимиру.
- Кто не хочет? – ответил Яшка, облизнув толстые губы.
- Пролетарскую улицу знаешь?
- Ту, где у третьего дерева под большим камнем лежит десятка, которую ты спрятал, чтобы я не нашёл? – заподозрил родственника в подвохе тёртый молодой калач.
- Отведёшь Володю, - не реагируя на дерзость недоросля, досказал прибыльное предложение дядя, - он заплатит, не я.
Повеселевший парень тут же предложил:
- Пошли.
- Мать предупреди.
- А-а, - отмахнулся гид и заспешил на улицу, увлекая туриста следом.
У студебеккера приостановились. Владимир влез в кабину, надел телогрейку, сунул в пришитый внутренний карман «Вальтер», проверил на всякий случай карманы гимнастёрки и только тогда почувствовал себя готовым к непредсказуемой и, очевидно, долгой и холодной встрече с агентом.
Яшка с ходу задал такой темп по знакомым улицам, плохо освещённым редким голыми лампочками на высоких столбах, что Владимир, часто спотыкаясь, скоро начал отставать и, наконец, взмолился:
- Ты можешь не торопиться?
Немного сбавив ход, Яшка объяснил свою поспешность:
- Мне надо ещё успеть картошку снять с вашей машины, а потом бежать к Наташке.
- К какой Наташке? – удивился Владимир, вспомнив недавний разговор об умной девочке.
- К той самой, - подтвердил молодой прохвост, - к Наташке Гнидиной.
Владимир чуть не шлёпнулся по-настоящему, услышав легко запоминающуюся неблагозвучную фамилию агента, к которому шёл. Он невольно замедлил шаг и, сдерживая волнение, стараясь не выдать голосом интереса, спросил как о чём-то несущественном, только ради продолжения разговора:
- И далеко к ней бежать?
- От нашего дома почти рядом. Они живут в одном из директорских коттеджей по Ленинской. Фатер у неё – шишка с портфелем, на эмке на работу ездит, вкалывает с утра до ночи, а дочь – шалава.
- Зачем ты тогда к ней идёшь?
Они продолжали ходко двигаться на Пролетарскую, хотя Владимиру уже верилось, что агент – именно тот шишка, у которого дочь – шалава. Из анкеты он помнил, что Гнидин перед войной и в войну занимался строительством стратегических оборонительных сооружений, но в какой организации и должности не запомнил. Чтобы убедиться в догадке, старый адрес надо было проверить.
- А чтобы любимчику Аркашке и муттер насолить. Она всё его способности нахваливает, вот и останутся оба с носом.
- Не стыдно?
Наглец даже приостановился, повернул голову и удивлённо посмотрел на дядю невинным детским взглядом тёмно-карих, как у матери, насторожённых глаз.
- А что тут такого? Мать сама непрестанно талдычит, что надо везде и всюду всех опережать. Я – примерный сын. Да ей, в конце концов, неважно, кто будет женихом Натальи, главное, чтобы та стала снохой с отцовскими деньгами. Зато, представляете, как вытянется тупая прилизанная морда умника-брудера, когда мы с его невестой, поплёвывая шелухой от семечек и слизывая тающее мороженое, под ручку пройдём мимо него в кино? Обалдеть можно! Хотел бы я посмотреть со стороны. Наташке до фени трепотня про звёзды и душещипательные стишки. Она, хотя и дура, но умная. Пришли, вот ваша Пролетарская, гоните деньги, побегу за картошкой.
- Зачем же ты так долго и рьяно отказывался? – спросил Владимир напоследок, подавая десятку подрастающему дельцу.
- А так. Всё равно, кроме меня, никто не полезет, а я сразу догадался, что можно часть бульбы заныкать, а потом сбагрить соседке. Умный фатер почти дотумкался. Сержу не продашь? Тебе ведь груз до лампочки?
- А ну, как его посадят за недостачу?
- Сержа-то? Его никогда не посадят. Во-первых, он наверняка загрузил с запасом, а во-вторых, у него знакомых пол-НКВД. Адью: дел масса, - и он исчез в темноте.
«Да-а, такой не пропадёт», - проводил его взглядом с неприязненным восхищением Владимир, - «что значит – бурлящая еврейская кровь».
Пролетарская оказалась земляной, заставленной частными домами с уютными палисадниками и садами, тёмной улицей, как и само пролетарское дело, не прояснившееся с тех пор, как его придумал и поднял на щит самый главный и самый умный пролетарий мира, никогда не державший в руках ни молотка, ни лопаты – еврей Карлуша Маркс. Гевисман не мог простить знаменитому защитнику угнетённых масс, прожившему всю жизнь в достатке, того, что тот присвоил немецкое имя, отчего многие причисляли известного недочеловека к великой расе. Пройдя несколько домов, Владимир определил направление нумерации и уверенно вышел к нужному. В окнах дома с обшитыми вагонкой стенами, выкрашенными в светло-зелёный цвет, чуть заметно светились щели между неплотными створками закрытых ставень. Поздний гость постучал железной щеколдой калитки, вызывая хозяев и опасаясь собаки. Но лая не последовало, и никто не вышел. Тогда Владимир решительно открыл калитку и, подойдя к окну, настойчиво постучал в ставень. Через минуту-другую из-за запертой входной двери послышался сердитый мужской голос:
- Кого черти впотьмах носят?
Принесённый нечистой силой подошёл поближе к двери и громко спросил: