Когда первого октября все собрались праздновать двадцать шестой день рождения Светланы, за столом и об этой компании разговор зашел, но еще до того, как все собрались, Гуля, оставшись вдвоем со Светой на кухне, вдруг поинтересовалась:
— Свет, а у тебя со здоровьем всё в порядке?
— Вроде да, а ты чего спрашиваешь-то? Я как-то плохо выгляжу?
— Выглядишь ты великолепно, но вы с Петрухой уже больше года женаты, а с детьми у тебя всё никак не получается.
— Гуля, мы же для получения подлинного документа расписались только!
— Ну ты и дура, мало что здесь и сейчас подходящего мужа не найдешь, так еще и документом от мужиков отгородилась, а ведь большинство нынешних к браку подходят очень ответственно. Мы зачем вообще на свете живем? Вот то-то! Ире с месяц до родов осталось, Аня тоже весной… А ты что, в старые девы метишь? Выкинь всю дурь из головы и срочно займись. Мне с Петрухой поговорить?
— Не надо… я сама как-нибудь.
— Ладно, поверю тебе. Но учти, через неделю проверю! Ну ладно, через две.
А когда уже подняли тост «за новорожденную», Оля задала Пете давно волновавший её вопрос:
— Ты мне про эту американскую компанию поподробнее рассказать можешь? Чтобы мне планировать наши зарубежные закупки поточнее.
— Да чего там подробного-то? Я, когда в Филадельфию приехал, случайно завалился в ресторанчик, в котором эмигранты русские, оказывается, собирались. Но я-то аргентинец, по-русски ни бум-бум… в общем, там наши беглые дворяне упомянули, что какой-то там экс-поручик разорился и теперь ему остается лишь повеситься. Причем они это так радостно обсуждали, видать очень поручика не любили. В общем, фамилию я запомнил, потом узнал, что живет сей господин в городе Честер, заехал к нему, поговорил… Нормальный мужик оказался, за веру, царя и отечество задницу не рвал и вообще воевал во Франции. Откуда его, раненого, просто в Америку и увезли в военный госпиталь, причем по ошибке увезли, а насчет вернуться — так денег у него не было. В общем, договорились так: его компашку я выкупил, название поменял — это, оказывается, очень просто там делается. А самого его нанял директором с окладом в сотню долларов в месяц.
— А это много или мало? — спросила именинница.
— Это, можно сказать, овердофига — если ничего делать не требуется. Ну, раз в месяц в банк сходить, собственно зарплату получить, иногда на телеграммы ответить… Я мужику пообещал, что в качестве премии заберу его обратно в Россию через три года, если он захочет.
— А захочет? На сотню в месяц, как я понимаю, там довольно сладко жить можно. А если он сразу много денег со счета снимет…
— Сразу не получится, там просто столько нет: межбанковские переводы еще в прошлом веке придумали, а сейчас, оказывается, уже и телекс работает. А насчет захочет, так у него здесь, оказывается, жена и дочка оставались… Дочку я уже нашел, она теперь у нас в школе преподает и с отцом переписывается. Он скоро к ней в гости приедет: сейчас фирма выросла изрядно, там уже целых три человека у него пашет, не отрывая задниц от стульев, так что теперь он и в отпуск может сюда съездить. Я вас с ним познакомлю.
— Всё это очень интересно, — заметила Оля, — но я о другом спрашивала.
— А… Сейчас аппарат телекс у нас стоит в Ленинграде, официально — в отделе международных расчетов ВСНХ, а физически в выделенной нам комнатухе в управлении ОГПУ — это Киров распорядился… Кабельную линию уже почти до нас протянули, к ноябрьским поставим к тебе в кабинет — ну, это если с постройкой здания Управления не затянем. Тогда ты прямо отсюда сможешь управлять счетами всех наших зарубежных компаний.
— Всех?
— Ну да. Европейским счетом Yellow Brick Road в Schweizerischer Bankverein, то есть в Швейцарском Банке, счётом нашей Svensk-argentinskt handelsbolag в Swiss Bank Corporation и ААA remède в Societe Generale de Belge. Но самое главное, ты всегда будешь знать, сколько у нас импортных денег.
— А эта, бельгийская — это что? Название у нее какое-то подозрительное.
— Французский язык — он такой забавный! Название можно расшифровать как «лекарства Аугусто Антонио Альвареса», а можно перевести как «ну, типа ресурсы». Официально мы, в смысле YBR, через неё лекарства Анины там продаем, но на формально компания любой экспорт-импорт в Бельгии проводить может. Сейчас через неё я станки для Вали заказал…
— А почему в Бельгии? Мы вроде на германские договаривались… — удивился Валентин.
— Проснулся! В нынешнем мире бельгийцы металлообрабатывающие станки делают лучше всех, к тому же бельгийцы принимают нашу оплату по бартеру, а немцы — нет. Я понимаю, для нас этот мир выглядит вообще как страна непуганых идиотов: банковские транзакции через телекс проводятся, но бельгийские промышленники искренне убеждены, что станки они для Аргентины клепают.
— Да прикидываются они, все они прекрасно понимают!
— Не прикидываются. Мы зачем эти ржавые галоши покупали? Аргентинский карго-шип «Мирафлорес» грузится в Антверпене и не спеша так чапает в Буэнос-Айрес. А в Мурманск приходит вообще «Комсомолец Мордовии»: спутникового трекинга пока в природе-то не существует!
— Кстати, а настоящий «Комсомолец»-то как сейчас?
— В Усть-Луге на мелком ремонте. Капитан Вартенбург сказал, что ремонта хватит лишь на то, чтобы калоша эта за зиму не потонула прямо у причала, а пока металла на обшивку не будет, для работы его не починить.
— Да, разруха… А станки, как я помню, мы сразу хотели электрические. Так что у нас с этим самым электричеством?
— Ты слишком много времени проводишь на механическом, и просто не заметил, что у нас в микрорайоне не просто котельная, а теплоэлектростанция. Фирмы Ася, между прочим.
— Какой-какой?
— ASEA, Петруха электростанцию у шведов купил, — тут же уточнила Светлана. — Котлы нам в Нижнем Новгороде, на Сормовском заводе сваяли, стокеры ты сам, если не забыл, на механическом у нас сделал. А дрова мужики в лесу рубят.
— У нас что, весь микрорайон дровами отапливается? — удивилась Ира.
— Сейчас дровами вся Москва отапливается, и вообще почти все города в стране, не говоря уже о деревнях. Но мы — самые умные, то есть благодаря твоему мужу, который в этом деле умнее всех. У нас котлы пеллетами греются, а их мы из мусора тоже сами делаем. А мусора-то деревянного у нас много, ведь вся зона затопления первой ГЭС от леса чистится и все ветки на пеллетные станки отправляются. Что потолще — на уголь для домны нашей, а мелочь тоже напрасно не гниет.
— С мусором понятно, а на всё намеченное электричества-то хватит?
— Нет конечно, — снова в разговор вступил Петя. — Однако некто Прокофьев уже, из штанов выпрыгивая, пытается скопировать шведский генератор, с большим успехом конечно.
— Он наизобретает…
— И вот как раз в этом лично у меня сомнений нет: Викентий Станиславович перетащил к нам в Боровичи семерых своих… не одноклассников, а выпускников того же института. Далеко не все они электрики, но нам это даже на пользу. Один Аристарх Угрюмов чего стоит!
— И чего же?
— Он как раз турбинами паровыми занимается, еще до войны опыта набирался в Англии. Набрался: на нашей ТЭЦ как раз его турбина крутится. Правда он матом кроет всех за то, что на турбину овердофига всего у буржуев закупать приходится, но тут уж пусть Валя старается всё импортозамещать. Хотя пока у нас для новых заводов электричества нет…
— А когда оно будет?
— Ну, постройку здания ГЭС уже начали: пока межень, то самое оно его строить. Конечно, только фундамент в этом году поставим — но ГЭС уже следующим летом запустим. С одним трехмегаваттным генератором, опять от Аси, а остальные, надеюсь, еще за год пустим.
— Долго…
— Да уж, не быстро. Однако пока у нас есть источник денег и никто нам не мешает делать что хотим, то мы сможем года за три, как раз на этой станции опыта поднабравшись и репутацию среди специалистов заработать, весь каскад выстроить. И вот тогда у нас будет семь двадцатимегаваттных и две двенадцатимегаваттных станции, что в сумме даст примерно сто семьдесят мегаватт только с реки. Столько тебе хватит?
— Наверное…
— Ир, а зачем тебе-то много электричества? Алюминий для самолетов добывать будешь? — поинтересовалась Света.
— Алюминь тоже лишним не будет, но лично мне нужен титан!
— А личико… — начал было Петя, но спохватился и перефразировал свой вопрос: — А алюминием никак не обойтись?
— Видите ли, бамбино… — произнесла Ирина нарочито-ласковым голосом, — если бы мне был нужен алюминий, я бы сказала «алюминий», — и, сменив интонацию на максимально жесткую, продолжила: — но мне нужен титан, поэтому я и говорю «титан». А люнинь все равно вам делать придется, ведь тянуть высоковольтки медным проводом, как это принято сейчас — полный… несколько недальновидно.
— Саш, а бетона-то у нас хватит на все эти стройки?
— Бетона хватит, и, что характерно, арматуры тоже хватит.
— А хорошо, что Георгий Нилович уже две пиритные печки запустил, — высказала свое мнение именинница, — теперь стали сколько хочешь… ну, достаточно, чтобы все нужное строить. Забавно мы тут устроились: уголь из дров получаем, руду из пирита жжем…
— Свет, пиритный огарок в качестве руды никуда не годится, — поделилась «химическими знаниями» Аня, — пока не годится, то есть пока у нас электричества нет. Мы в домне руду из Белого переплавляем…
— Это откуда?
— На нашей карте называется Любытино.
— Охру на железо переводим? — удивилась Ира. — Там же чуть ли не лучшие охряные глины!
— Охру не трогаем, там и чистого лимонита много. Конечно, в качестве руды лимонит… четверть угля в домне фактически уходит на удаление воды из гидроокиси железа, но пока другой руды у нас нет. И вообще, пока в Советском Союзе сейчас со сталью так паршиво, что без своего производства мы бы ничего построить не смогли, так что уж лучше так, чем никак.
— Я вот одного не понимаю: если ничего нет, то как мы-то все построить смогли? — несколько удивилась Света.
— Не мы, — поправила её Оля, — мы только добыли немножко денежек, людей правильных смогли в нужные места поставить, и вот они-то все это и выстроили. И дальше строить будут: Георгий Нилович сидит ждет, пока Угрюмов новые турбины не сделает: его-то печки уже готовы пар на турбины подавать. Аристарх Евгеньевич обещал к Новому году обе сделать, а это сразу почти пять мегаватт электричества нам обломится.
— То есть пирит у нас в качестве топлива только?
— Ну, если не считать десяти тонн серной кислоты в час с его печей, то да. А я это электричество себе заберу… — решила уточнить Аня.
— А на титан его никак? — снова завела свою шарманку Ирина.
— Титан тебе со второй ГЭС пойдет, — хмыкнула Аня. — А с первой электричество все уйдет на новую металлургию: я им из соли сделаю соляную кислоту, кислотой из пиритного огарка вытащу хлорное железо, потом его восстановлю в водороде — и вот из этого чистого железа Валера сварит любую сталь.
— А потом придет товарищ Киров… или, скорее, товарищ Куйбышев придет и всю сталь заберет, — поделился своим видением перспектив Василий.
— Алконавт Валериан Владимирович ничего у нас не заберет: мы ему ничего не скажем про то, что у нас спецстали имеются, — хихикнул Валентин. — Нам они самим пригодятся. Но в принципе Ира-то права: одного железа маловато будет.
— Ань, а почему ты собираешься так сложно железо из пирита вытаскивать?
— Потому что в тонне нашего огарка кроме железа есть и другого довольно много. Меди шесть кил, цинка уже десять килограмм, килограмма три свинца, кобальта полкило. А еще тридцать грамм серебра и полтора грамма золота. Я же уже говорила: я специалист по извлечению чистых веществ, и вот все перечисленное и еще немаленький список всякого вредного я из огарка вытяну. Откровенно говоря, при нынешних ценах на медь даже чистое железо пойдет за отходы производства…
— Ань, ты на самом деле медь из него добудешь? Сколько? — с внезапным интересом в разговор влез Петруха. — А то я сейчас как раз думаю над тем, как бы меди у буржуев подешевле купить…
— Когда Иванов четыре печки запустит, то выход будет чуть меньше тонны в сутки. А что, у бельгийцев медь трудно купить?
— Как металл медь нам вообще никто в Европе не продает, только в изделиях, причем в дорогих изделиях типа паровозов. Европа же сама почти всю медь покупает — и они успели почти всё законтрактовать. Бельгийцы даже закон такой приняли, что за границу медь только в изделиях продавать можно. К тому же и янки свою выгоду тоже блюдут: Борзиг, по информации из источников, близких к осведомленным, для паровозных котлов покупает за океаном или в Бельгии не медь, а готовые медные трубы. А бельгийцы, конечно, медь из Африки возят, но у них просто металл купить даже посложнее будет чем у янки.
— Я понимаю, тонна в сутки погоды не сделает…
— Ань, на генераторы и на городскую разводку нам пока хватит, а там посмотрим: нам дальше, чем до двадцать девятого года, всяко загадывать не приходится.
— А потом наступит Великая депрессия и нас всех убьют… — меланхолично заметила именинница.
— Нет, просто начиная с двадцать девятого у нас все завертится гораздо быстрее, но денег из-за рубежа уже не будет и нам придется всё делать уже самим. Вот Вася моторчик Карлу Юльевичу сделал…
— Вася уже несколько моторчиков сделал, — усмехнулся тот, — и на достигнутом останавливаться не собирается. Сейчас у Васи трое инженеров, охреневших от увиденного мотора, срочно трактор на его базе изобретают. А всего у товарища Бредиса уже больше полусотни человек работает, как Валя станки до кондиции доведет, то по моим прикидкам у него ежесуточно будут делать по паре тракторов. И по одному автомобилю!
— Это уже интересно, — заметила Гуля, — а то мне по больным на лошадке кататься уже надоело.
— Ясно, нужно будет озаботить Воропаева изготовлением легковушки, а то он пока грузовички делать собирается.
— У тебя мотор, если я не ошибаюсь, меньше двадцати сил получился? Какие грузовички-то?
— С дизелем только тракторы делать будем, а грузовики… Этот Воропаев — мужик интересный. Я ему только намекнул насчет газогенераторного питания моторов — а он уже и эксперименты всякие провел на старом моторе от Руссо-Балта Бредового, и почти рабочий мотор доделал. Ну, после того, как я сказал, что для такого мотора компрессия в пределах десяти будет нормой. Он думает, что мотор получится сил слегка за сорок, а на таком даже трехтонку делать не стыдно. Причем он больше всего доволен, что кучу сложных в изготовлении деталей покупать не потребуется, хотя бы тех же карбюраторов…
— А свечи уже в СССР для моторов делают?
— Делают. Ты не поверишь, их в Боровичах делают! Плохо что один рейс гужевой за бокситом пять суток занимает, но мужики уже пару телег завезли, производство на полгода сырьем обеспечили, так что у нас свечи есть. А делают ли еще где-то — я не знаю. Правда Валера сказал, что свечи делаются плохие, и пока мы какую-то хромтитановую сталь не сварим, они плохими и останутся. Но ничего: раз свечи сами делаем, просто сделаем побольше, будем их почаще менять.
— Все это хорошо, — несколько сердито заметил Валя, — но где мы будем хотя бы масло для моторов брать? Карл Юльевич говорит, что на все местное ОГПУ они раньше получали одну бочку в год, поэтому даже его драндулет не каждый день использовали.
— Вот как раз это пусть тебя вообще не беспокоит, — отозвалась Аня, — мы же уже привезли два пушечных ствола из Питера.
— Не вижу связи…
— Немецко-фашистские гадины в войну массово делали синтетическое топливо по процессу Фишера-Тропша. То есть большей частью по процессу Бергиуса делали, но нам пока его не потянуть. Так вот, в зависимости от давления и типа катализатора на выходе получается в разных пропорциях бензин, керосин, дизтопливо, газы разные горючие — и, при некоторой фантазии, искомое масло. То, что в народе именуют «синтетикой». Причем лично мне из этой пушки гораздо нужнее не бензин, а этан-бутановая фракция, и у нас с тонны угля выйдет, кроме всего прочего, бутана под сотню килограмм, триста литров солярки и литров сто лучшего на сегодняшний день моторного масла. Жалко даже, что в моторы современные его лить нельзя…
— А тогда зачем…
— Поэтому Васины дизеля без масла не останутся, он их все же по чертежам двадцать первого века ваял. А вот с Володей Воропаевым нам предстоит долгий и, надеюсь, плодотворный разговор.
— И на какую тему, позволь поинтересоваться?
— Позволяю, интересуйся. Я уже посмотрела на его мотор, который он делает для генераторного газа, и мне кое-что не понравилось, по части как раз смазки. То есть мотор ему придется переделывать довольно серьезно…
— Ань, Владимир Тихонович родился и учился в веке девятнадцатом, ты уверена, что он хотя бы понять в состоянии то, что ты ему сказать хочешь?
— Ну, судя по списку станков, которые он через Петруху заказывать собрался, он уже понял, и вообще, мне кажется, нынешние инженеры более понятливые, чем в двадцать первом веке. Знания у них, конечно, пониже, но зато они заметно поширше. Так что вопрос лишь в том, как быстро Петруха денежки на эти станки нароет…
— Ань, я не могу там денежки добывать быстрее, чем здесь народ творит матценности. Причем по части огнеупоров мы свою квоту в закордонье уже, похоже, выбрали, так что только твои ребята могут поток наличности расширить. Как с левомицетином дела?
— Пока всё так же. А как с тетрациклином?
— Ну, Yellow Brick Road к процессу готова, мы даже поле, на котором нужная плесень была обнаружена, выкупили. Так что теперь просто ждем, пока Гуля не подготовит спецов, которые смогут плесень эту с поля выковырять…
— Специалистов мне готовить не нужно, — ответила майор медслужбы, — их в Россиюшке как грязи. А вот как среди них человека найти достойного? Ему же придется рассказать, что искать и зачем — ну, чтобы объяснить как. А ведь результат даже не в миллионах прибыли может исчисляться, а в миллиардах! И кто тут гарантированно не соблазнится? Я уже не говорю, что все эти изучатели природы с младенчества о мировой славе мечтают…
— Я, вообще-то, так и подумал. Поэтому решил светлого будущего не ждать особо, и скоро уже в Антверпен придет груз из сотни бочек с американской землей.
— Интересно, как эту землю на таможне декларировали… — пробурчала про себя Гуля, но Петр её услышал:
— Во исполнение последней воли недавно усопшего американца, который завещал похоронить себя в американской земле. А YBR как раз и занимается всякими дурацкими транспортными контрактами, — рассмеялся он. — Я это завещание даже в американском посольстве зарегистрировал…
— Ребята, а мы здесь на производственное совещание собрались или для того, чтобы Свету поздравлять? — прервал все «застольные разговоры» Саша. — Мне кажется, что на производственные темы мы можем поговорить и после тоста за именинницу. У кого-то есть возражения? Тогда предлагаю всем налить и поднять бокалы за Свету…
В конце октября удача по части кадров улыбнулась и Петрухе. В разговоре с каким-то военспецом в ленинградском военном училище он в очередной раз поинтересовался, не слышал ли тот о поручике Лаврове — и получил довольно обнадеживающий ответ:
— Михаил Васильевич? Знал его, знатный скорохват был. В Галиции, помню, он за языком ходил, один ходил — и приволок полковника-австрияка. За это должен был Егория получить, но не судьба: пока полковника этого в штаб везли, накрыло конвой артиллерия и полковника сразу насмерть. А потом Иванова сразу на Варшаву бросили, впопыхах-то представление и похерили.
— Скорохват? Это кто быстро языков хватает?
— Да нет, это была и Иванова рота особая, командовал ей ротмистр Скорохватов — вот его людей скорохватами и прозвали. А так-то да, рота та как раз разведкой занималась да языков от врага таскала.
— А вы не знаете, что с поручиком этим случилось? Я слышал, что он вроде до конца войны был жив и здоров.
— Мне это неведомо, но вы можете у самого Скорохватова спросить, он наверняка знает.
— Так, а этот Скорохватов где?
— Сейчас вроде как на Соловках. Но вы же ОГПУ? Вам-то с ним встретиться несложно будет.
Разговор с Василием Федоровичем Скорохватовым, которого через две недели доставили в Боровичи, оказался для Петрухи очень непростым: экс-ротмистр к представляемой Петей организации относился очень специфически и даже не старался это скрывать. Но спустя всего лишь неделю он все же скатался с Петром в «командировку» в Ленинград и вернулся оттуда с совершенно другим отношением к Петиному предложению. Правда, по поводу Лаврова многого он сообщить не смог:
— Насколько я знаю, в конце восемнадцатого он уехал в Верный, там у него вроде как родственники были, а вот далее судьба его мне неизвестна. Одно знаю точно: к Колчаку он не пошел, считая его откровенной мразью.
— А вы? Я насчет Колчака.
— Я понимаю, что дело мое вы не читали.
— Мне это неинтересно, я сужу о людях по делам, а не по бумагам.
— Да уж… просто я знал куда как больше, чем Лавров, а потому считаю, что он к Колчаку был слишком снисходителен. Вам такого ответа достаточно?
— Вполне. А сейчас о делах: есть мнение, что в Пскове кое-кто ведет себя не слишком вежливо…
Весь ноябрь погода стояла удивительно теплая: только в ночь с двенадцатого на тринадцатое случился морозец около минус пяти, но уже тринадцатого днем температура поднялась до плюс семи. С осадками тоже было странно: после сильного дождя второго числа до пятнадцатого вообще не выпало ни капли, а следующий сильный дождь начался лишь двадцать седьмого. И вот под этим холодным дождем два человека неторопливо прохаживались по единственной относительно чистой улице древнего Пскова.
— Петр Евгеньевич, вы были абсолютно правы, этот, извините, товарищ Поличкевич действительно редкостная мразь. Но вы уверены, что сами хотите с ним разобраться?
— Василий Федорович, вы мне все же показали и рассказали всё, но если я не попробую, то как могу быть уверен, что удар освоил? А Вацлав Феофанович мне кажется исключительно подходящим манекеном. Тем более, что вы сказали, что сможете меня подстраховать.
— Вероятно в лагере я сильно отстал от быстрых изменений в русской речи: вы вроде всё понятно говорите, но слова все же используете по-новому. Когда вернемся, вы мне не посоветуете подходящего учителя? А то если в работе возникнет недопонимание… Да, я… подстрахую: в любом случае после такого удара он сознание потеряет и расслабится. Главное, чтобы вы слишком слабо не ударили, а сильно — ну, останется синяк небольшой, да и то если удар сердце не остановит, а даже если вы и ребра сломаете… хотя через пальто это кожаное даже вам так не пробить. Впрочем… Миронов и сквозь полушубок пробить мог.
— Вы и от моды отстали: краском от офицера отличается тем, что ходит в шинели нараспашку… а вот и он, кстати, идет. Интересно, он в монастыре губотдел ОГПУ разместил потому что тут дорожки мощеные?
— Тут ОГПУ разместили еще в двадцатом, если не ошибаюсь. Ну, удачи вам!
Вацлав Феофанович в губотдел шел в наилучшем расположении духа: этого старикашку из пограничной стражи удалось спихнуть в цепкие лапы Мессинга, и даже если тот ничего не накопает, должность начальника Псковского погранотряда у него уже не отберут. Конечно, работать сразу на четырех должностях…
Додумать эту мысль начальник Псковского губотдела ОГПУ не успел: шедший навстречу чекист поскользнулся на мокрой мостовой и, взмахнув руками чтобы сохранить равновесие, несильно ударил товарища Поличкевича в грудь. Извинился и пошел дальше, но Вацлав Феофанович вдруг понял, что дышать у него теперь не получается. И это было его последней мыслью…
— Я все же вас не понимаю, — уже в поезде недовольно прокомментировал «мероприятие» Скорохватов. — Теперь эту мразь похоронят с почестями, еще его именем улицу какую-нибудь назовут или даже город переименуют.
— Не волнуйтесь, Василий Федорович, ничего его именем не назовут. И даже почестей на могилку не принесут: у Станислава Адамовича на столе уже лежат очень интересные материалы по контрабанде через Псковскую таможню. И по тому, кто эту контрабанду крышевал.
— Вы насчет учителя нового русского языка все же озаботьтесь. А по контрабанде… вы меня научите, как такие материалы находить?
— Видите ли, господин ротмистр, кто-то из великих говорил, что революции задумывают идеалисты, совершают их фанатики, а плодами пользуются отпетые мерзавцы. А мерзавцев возможно победить лишь их же оружием, так что моя задача — перемерзавить мерзавцев. И я вас этому научу, если вы согласны стать таким мерзавцем.
— Тайным Робин Гудом точнее. Я согласен.
— А вы знаете почему Робин Гуд грабил только богатых? Потому что у бедных было нечего взять…