Вообще-то Сергей Викентьевич Вальтер должность свою получил в известной степени случайно. С родителями он покинул Россию еще в семнадцатом году — и до тридцатилетнего возраста «ровесник века» даже и предположить не мог, что когда-либо он вернется на Родину. Но судьба иногда такие фортели выкидывает!
Небольшая компания, занимающаяся изготовлением оборудования для зернохранилищ, получила крупный заказ именно из советской России, причем заказ на изготовление оборудования, к профилю компании отношения вроде бы не имеющего: конвейерной линии для нового завода в Минске. То есть в принципе чего-то похожего на элеваторные подъемники, однако и ему — получившему инженерное образование в Льеже — пришлось максимально свои инженерные знания применить. Ну а затем — изготовленную линию на Минском заводе и смонтировать. Ну да, он был далеко не самым грамотным инженером в компании (точнее, самым «малограмотным» среди пяти работавших там инженеров), но у всех остальных с русским языком было совсем плохо — и Сергей Викентьевич оказался в Минске. А спустя полгода принял предложение «заказчика» в Минске и остаться, причем в должности директора этого завода.
Причин для принятия этого решения было всего две, и первая заключалась в том, что владелец «родного» завода где-то за пару месяцев до этого предупредил, что у компании других заказов практически нет и скорее всего по возвращении в Бельгию он останется без работы. А второй причиной было то, что без работы он рисковал остаться при молодой жене: Ольга Вильчевская, работавшая на строительстве этого же завода чертежницей, приняла предложение «приятеля детства». На самом деле была лишь некоторая вероятность того, что юный Сергей встречался с еще более юной Ольгой: по воспоминаниям его матери последний раз они встречались с владельцами соседнего поместья году так в четырнадцатом, когда будущей супруге было шесть лет…
Собственно, именно «прошлое соседство» привело к одобрению родителями Сергея с Ольгой — вдовой с маленьким ребенком, ну и то, что оба рода были записаны в шестой части Родовой книги тоже какую-то роль сыграло. А уже настойчивость супруга подвигнуло «юную чертежницу» поступить в Минский политехнический институт… точнее, попробовать закончить прерванное восемь лет назад образование. И здесь Сергея Викентьевича поразило лишь то, что его в деле «просвещения супруги» сильно поддержал лично руководитель Белоруссии товарищ Пономаренко. Не лично Ольгу Вениаминовну, конечно, поддержал, а вообще всех женщин, рискнувших обучаться на инженеров — но супруге «досталось больше всех» потому что до заветного диплома ей предстояло доучиваться всего полтора года.
Ну а сейчас жена занимала должность главного технолога в главном (на сегодняшний день) пятом цехе завода — просто потому, что дефицит кадров был страшный и другого инженера для этой должности не нашлось. А цех оказался главным потому, что в нем из старых Т-26 делали новенькие и очень нужные ЗУ-2-23, срезая с «жестянок» верхнюю половину и устанавливая вместо этого двуствольные зенитные автоматические пушки. Еще изношенные моторы меняли на новенькие дизели — но в целом переделок было не очень много и из цеха ежедневно выходило больше двух десятков зениток. Вообще-то «по плану» предполагалось выпускать по одной зенитке в час, но иногда получалось и три десятка столь нужных стране машин собрать…
Правда Ольга Вениаминовна считала, что «главным» цехом завода сейчас является одиннадцатый — тот, в котором привозимые на завод танки разбирались и из получившихся в результате разборки «запчастей» отбирались годные. И ремонтировались «не совсем годные, но ремонту подлежащие»: все же танки обслуживались отвратительно и заметно больше половины из них кроме как на металлолом, вообще ни на что не годились. Впрочем, и металлолом тут же шел в дело: его на заводе переплавляли в индукционных печах и в центробежных формах отливали из получившейся довольно качественной стали корпуса снарядов…
Одиннадцатым цехом командовал приглашенный лично Сергеем Викентьевичем Василий Петрович Кривоногов — старый, еще «с царских времен», друг отца. В отношении него у Пономаренко, который лично курировал завод, возник лишь один вопрос:
— А его-то как занесло в эту вашу Бельгию?
Но Сергей Викентьевич в ответе своем слукавил и не стал объяснять первому секретарю большевистской партии, что Кривоноговы — старинный дворянский род. Ну а тот углубляться в историю не стал: фамилия-то явно «пролетарская», а куда кого судьба забросила в смутное время революции — сие часто вообще разумному объяснению не поддается. Например, лучший газосварщик пятого цеха, бывший путиловец Иван Иванович Савин сам не мог внятно объяснить, какой черт занес его аж в Южную Африку.
А вот орден Василию Петровичу объяснить было просто: в цеху разбирали не только Т-26, но и БТ — на которых там же монтировали изготавливаемые на автозаводе ракетные установки со смешным названием «Солнцепек». Название-то смешное, но тем, кто увидел, как установка работает, было вовсе не до смеха. А раз установку на полигон под Москвой руководству страны доставил как раз Василий Петрович…
Поздно ночью третьего ноября (а, скорее, уже четвертого) в кремлевском кабинете четыре смертельно уставших человека закончили обсуждение очередного плана. Нескольких планов, но тесно друг с другом связанных…
— Ну хорошо, — откинувшись на кресле высказался Лаврентий Павлович, — я тоже согласен с тем, что план наступления выглядит многообещающе. Но у меня остался вопрос: почему кроме них никто ничего похожего вообще не предложил?
— Потому что они к войне заранее готовились, причем очень давно уже готовились.
— Ну, не одни они к войне готовились…
— Но они готовились именно к этой войне, — ответил Борис Михайлович, поставив на стол чашку с недопитым чаем.
— Что значит «именно к этой»? — удивился Берия.
— Из института Слащева мне прислали все документы, связанные с подготовкой. То есть все, которые в институте были — и вот там офицеры тщательно разбирали десятки, сотни сценариев войны именно с Германией и её сателлитами, и выдаваемые институту установочные данные еще с тридцать шестого года, а возможно и раньше, содержали именно те данные по численности нападающих на нас армий, которые мы сейчас видим на фронтах. Разве что в конце тридцать девятого в сценарии были добавлены войска уже британские. То есть они уже тогда просчитали, кто и на каких условиях войдет в союз с Гитлером.
— Ну, допустим. А почему же…
— Погодите, я еще не договорил. И вот на основании данных о противнике они разработали — еще тогда разработали — полсотни различных сценариев будущей войны, включая сценарии, мягко говоря, катастрофические. Например, полную блокаду Ленинграда, потерю всех территорий до Волги — и даже к таким сценариям они полностью подготовились. Например, на случай блокады Ленинграда прорыли железнодорожный туннель под Ладогой, проложили под озером кабели, способные передать в город двести мегаватт электричества, три трубы, чтобы качать при необходимости в Ленинград бензин, керосин, дизельное топливо.
— Какая-то больная у них фантазия…
— Сценарии разработаны с указанием причин таких потерь, причем с поименным перечислением тех военачальников и партийных руководителей, действия которых к подобным результатам могут привести. В частности, у них предусматривалось, что в случае потерь, аналогичных нынешним, на Украине… формулировка была забавная, сейчас поточнее вспомню… вот: «принудительная смена командования фронтов и руководства УССР».
— Просто «смена руководства»?
— Там и расшифровка была: «если руководство СССР не произведет требуемых перестановок, на пятнадцатые сутки войны ликвидировать Жукова и Хрущева», и еще человек двадцать…
— То есть они еще в тридцать шестом знали, что мы потеряем половину Украины?
— Нет, Лаврентий Павлович, правильнее было бы сказать, что они предполагали и такое развитие событий. В числе многих других вариантов. Так что этот план наступления разрабатывался — как и многие другие — в течение нескольких лет, и были заранее проведены все подготовительные мероприятия… где они смогли их провести. Как, например, в Белоруссии и в Ленинградской области. А теперь они просто в соответствии с текущей обстановкой достают заранее подготовленный план…
— Да, с подготовительными мероприятиями они точно постарались. Выстроить четырнадцать заводов по выпуску боеприпасов, да так, что о них никто и не подозревал…
— Я по этому поводу разговаривал с Ольгой Дмитриевной, — в разговор вступил Струмилин. — Она сказала, что у них была информация о возможном предательстве среди наших военачальников, и они просто не хотели, чтобы все это стало известно немцам.
— Почему? — возмутился Сталин. — Ведь если бы в Германии стало бы известно о наших возможностях, то они бы просто не рискнули напасть на нас!
— Ольга Дмитриевна сказала, что в этом случае на нас бы напала не только Германия, но и Британия, и США. А наша экономика такую войну просто не потянула бы, и я, пожалуй, с ней полностью в этом согласен.
— Ты всегда с ней полностью согласен, — хмыкнул Иосиф Виссарионович. — Даже если бы она сказала, что дважды два равно пяти, ты и тогда бы с ней согласился. Кстати… — он поднял трубку телефона, дождался ответа: — Александр Николаевич, пригласите ко мне сюда Ольгу Дмитриевну, в любое удобное для нее время. Но чем раньше, тем лучше. Да, спасибо, жду, — и, повернувшись к сидящим в кабинете, закончил совещание:
— На сегодня, думаю, достаточно. Наверное, Слащев все же прав: фашист от нас неприятностей будет ждать к празднику, а мы его возьмем и удивим. Лаврентий, ты что-то еще обсудить хочешь?
— Пожалуй, это не срочно. Завтра получу побольше информации, тогда и обсудим…
Ночной звонок Ольгу не удивил: не первый раз за недолгое время войны такое случалось. Правда раньше звонил в основном Струмилин, уточняя свои программы распределения мобилизованных и эвакуированных, а со Сталиным ей пришлось встретиться лишь один раз, когда он «попросил объяснить причины срыва мобилизации». Вообще-то в тот раз Оля сама примчалась в Москву, «чтобы объяснить Сталину политику партии», и разговор тогда вышел очень плодотворный:
— Это хорошо, что вы ко мне пришли. А раз пришли, объясните мне, почему вы саботируете указ о мобилизации?
— Мы не саботируем, а просто запретили — пока, до выяснения, так сказать — его публиковать.
— И пообещали расстрелять редакторов газет, которые все же указание Ставки выполнят…
— Тимошенко с Жуковым решили провести мобилизацию семи с половиной миллионов человек в приступе паники, совершенно не понимая происходящего. А зачем нам эти миллионы? В армии у нас пять с половиной миллионов служат, но пять из них вообще воевать не готовы. Сейчас фронт держат — по всей границе, между прочим — чуть меньше трехсот тысяч пограничников и около двухсот тысяч наших ополченцев. На Украине, конечно, полная жопа — но это потому что Жуков наше ополчение туда просто не пускает… неважно.
— Так, продолжайте…
— И продолжу. В Белоруссии мы — я имею в виду девятое управление — вынуждены отвести в тыл полтора миллиона человек. Вынуждены, потому что не сделай мы этого, эти полтора миллиона через месяц были бы поголовно убиты. За пару недель мы постараемся подготовить из этой толпы — именно толпы, не армии — тысяч триста бойцов, уже способных воевать в обороне, а месяца за три подтянем и остальных до уровня, позволяющего им не только обороняться, но и наступать. План по Украине вам уже, насколько я слышала, предоставлен, и там та же ситуация: к осени получится подготовить тысяч шестьсот умелых бойцов. Не раньше, и это время нужно чтобы обучить уже как бы обученных красноармейцев. До конца года мы, армия в целом, способна обучить еще миллиона два человек, то есть половину из уже имеющихся солдат. Так нахрена стране еще семь миллионов неумех? Своими трупами вражеские окопы закидывать? Нет, а страна должна своих граждан беречь.
— Вы считаете…
— Но кроме боевых действий, бойцы могут — и должны — сделать очень много всякого другого. Дороги прокладывать, грузы доставлять, в конце концов просто кормить, одевать и обувать тех, кто в окопах сидит. Поэтому мы подготовили список нужных армии специалистов, которых можно и нужно быстро мобилизовать. Получается, правда, не семь с половиной миллионов, а даже чуть меньше одного — но из-за этого требования к военкоматам по мобилизации необходимо существенно уточнить и, я бы сказала, ужесточить. А на фронт — стране людей пока хватает, а если учесть немаленький поток добровольцев, то хватает с избытком. Избыток — это те, кого страна просто физически не в состоянии сейчас должным образом обучить…
В тот раз Сталин, правда после дополнительного обсуждения всех вопросов с Шапошниковым, срочно вызванным в Москву Слащевым и несколькими (рекомендованными Светланой) генералами предложения Девятого управления принял. Но раз возникли новые вопросы, то решать их следовало незамедлительно — и ранним утром Ольга вылетела в Москву. С Ирой, у которой свои вопросы к Сталину появились.
Сталин, увидев входящих в кабинет женщин, тяжело вздохнул и поинтересовался:
— Ирина Алексеевна, а у вас какие вопросы ко мне появились?
— Доброе утро, извините, что так рано, но время не ждет. А вопрос у меня не очень срочный, просто случаем воспользовалась. Я подготовила постановление о прекращении производства штурмовика Ил-2 на восемнадцатом заводе…
Сталин аж поперхнулся:
— Прекращении производства чего?
— Сергей Владимирович — он конструктор шустрый, я его весной попросила, а он уже закончил проектирование нового бомбардировщика. Реактивного, но под него требуется серьезное переоборудование завода. Мы тут долго считали, почти неделю, и получается, что быстрее и дешевле всего переоборудовать завод в Куйбышеве.
— Сколько?
— В деньгах переоборудование потребует миллионов триста — триста пятьдесят, а по времени месяца за три справимся.
— То есть армия не получит минимум тысячу самолетов, так?
— Не так. На первом заводе производство вырастет минимум на треть, а если мы с комплектующими поможем с пятого экспериментального, то и наполовину. Недобор составит от силы машин пятьсот, зато к весне у нас будет новый бомбардировщик на смену Аркам. Хороший, очень нужный бомбардировщик: скорость под девятьсот километров, до трех тонн бомб, потолок тринадцать километров и дальность чуть меньше трех тысяч.
— И цена как у крейсера, знаю я ваши замашки.
— Нормальная цена получается, сейчас из Боливии Судоплатов поставляет по несколько тысяч тонн тамошнего монацита в месяц, неодима получается достаточно для того, чтобы на новые сплавы хоть весь авиапром перевести за очень вменяемые деньги. Так подпишите постановление?
— От своего имени его выпускайте если считаете нужным. И если фронт не будет испытывать недостатка в штурмовиках.
— Не будет, штурмовики Сухого каждый заменяет два десятка Илов, а ребята в Комсомольске их уже по два десятка в месяц собирают.
— Поверю… у вас всё?
— У меня всё. Но я Ольгу Дмитриевну подожду, если вы не возражаете, нам всяко домой вместе лететь.
— Хорошо. Ольга Дмитриевна, у меня вопросы по поводу предстоящего нашего наступления. Точнее, по его результатам. По планам, в выполнении которых у наших военных сомнений практически нет, до конца года будет освобождена большая часть оккупированной территории Украины, и там придется восстанавливать и промышленность, и сельское хозяйство.
— Быстро восстанавливать смысла я не вижу.
— Но ведь фашисты там разграбили практически полностью…
— Я не договорила. Нам и на нашей территории очень много чего нужно выстроить и запустить, так что я просто не вижу резерва хотя бы станочного парка. Но когда мы очистим от фашистов ту же Чехословакию и тем более Германию, то тогда можно и нужно будет воспользоваться трофеями. А какими именно, мы узнаем лишь когда фашистов разобьем.
— То есть до окончания войны, вы считаете, восстанавливать промышленность и сельское хозяйство республики нецелесообразно?
— Я считаю, что само понятие «Украинская республика» должно исчезнуть. Экономически выделение этой территории в качестве отдельной республики себя не оправдало, а политически… Сами же видите: местные, то есть республиканские, власти использовали статус отдельной республики лишь в личных шкурных интересах, политическая работа велась так, что половина населения с радостью бросилась помогать фашистам. И зачем стране такая республика?
— Украинский народ…
— Украинский народ — это политическая диверсия австрийского генштаба времен первой мировой. А с диверсантами, особенно в условиях войны, разговор должен быть коротким.
— Ну хорошо, я понимаю ваши соображения, хотя и не разделяю их. А как бы вы отнеслись в тому, чтобы возглавить эту… территорию? Станислав Густавович считает, что вы лучше кого-либо другого можете справиться с этой работой.
— Струмилин и сам справится. В особенности, если территория будет и юридически, и фактически частью РСФСР. Ну и Петруха ему в помощь, конечно: там много кого почистить придется.
— Ну, в последнем с вами Лаврентий Павлович полностью согласен, он уже готовит кадры для республиканского НКГБ.
— А давайте я вам быстренько, скажем, за неделю, подготовлю все материалы с объяснением, почему Украина должна исчезнуть как понятие?
— А давайте мы вас лучше назначим Первым секретарем республиканского ЦК и вы уже в этой должности на практике свои идеи опробуете?
Оля открыла было рот, чтобы ответить, но громкий смех Иры этому помешал.
— Ирина Алексеевна, что вас так в моих словах рассмешило? — очень недовольным голосом поинтересовался Сталин.
— Да так, ничего особенного. Разве что абсолютная невозможность реализации вашей уже идеи.
— Какой идеи?
— Назначить Олю Первым секретарем.
— И в чем же заключается эта, как вы говорите, абсолютная невозможность?
— Ну… чтобы стать секретарем ЦК, пусть даже не первым, а последним, нужно хотя бы членом партии быть.
— И при чем…
— Вам что, никто раньше не говорил? В руководстве «девятки» все сугубо беспартийные. И Ольга Дмитриевна, и я, и вообще все.
— А Светлана Юрьевна? Ее же ЦК назначил куратором Пономаренко…
— Ну да, назначил. Она и курировала, но в работу Пантелеймона Кондратьевича не вмешивалась. Просто пальцем показывала на проблемы, которые Пономаренко стоило бы решать, ну и помогала советами при необходимости. При чем тут членство в партии?
— Все беспартийные… — как-то растерянно проговорил Иосиф Виссарионович. — Беспартийные… а как же вас Дзержинский назначил в руководство управления?
— Честно говоря, — ухмыльнулась Ира, — он нас и не назначал. Приказ об учреждении «девятки» написал Петруха, Света его подписала — у нее хорошо подписи подделывать получается. Мы просто воспользовались бардаком, который возник после его смерти.
— Так это вы Феликса…
— Нет, конечно. Железный Феликс самостоятельно сдох, и очень вовремя это сделал. Правда, если бы он не помер, то у Петрухи план по его ликвидации был уже готов. Потому что если бы этот мерзавец и ярый троцкист остался жив, то вот вы бы двадцать седьмой год точно не пережили бы.
— А вы считаете…
— Да, мы считаем. Света, например, абсолютно убеждена, что без вас — лично вас — СССР скатился бы в сраное говно еще в середине тридцатых. А Оля просто просчитала, как вам лучше и эффективнее всего помочь в развитии Советского Союза и в укреплении оборонной мощи. У нас просто выбора не было…
— Да… неожиданно.
— Но, согласитесь, неплохо получилось. Оказывается, чтобы помогать процветанию страны, вовсе не обязательно вступать в партию.
— Тогда может вы мне объясните, почему вы стали помогать… Советскому Союзу?
— Чисто шкурный интерес.
— То есть?
— Ну, знаете ли, у нас семья, дети. Хочется, чтобы они жили по-человечески. Росли в мирной, сильной и процветающей стране. Потому что жить в стране, где другие дети мрут от голода и болезней, просто не комфортно — а душа-то требует радости и покоя.
— Да уж… радости и покоя у вас…
— Зато на пенсии мы будем просто сидеть на крылечке, пить чай из самовара и не бояться, что какие-то импортные сволочи потревожат наше мирное небо.
— Я обдумала ваше предложение, — прервала Иру Оля, — и кое-что в нем мне подходит. Но сначала я подготовлю небольшой список условий, при которых я буду готова его принять. Через неделю, если вы найдете пару часов свободного времени, я приеду и мы сможем эти условия обсудить, только будет лучше, если при обсуждении будут присутствовать Струмилин и Молотов.
— А предварительно вы не хотите мне их высказать?
— Нет, мне нужно кое-что уточнить. И кое-что подсчитать. Мы сможем встретиться четырнадцатого, в пятницу?
— Договорились, жду вас в следующую пятницу. Часа в два вас устроит?
— Лаврентий, вот ты в состоянии поверить в рассказ Лукьяновой? — спросил Сталин у наркома Госбезопасности на следующий день.
— Они врут, но они всегда врут.
— Что ты имеешь в виду?
— Феликс забрал в канцелярии десять удостоверений четырнадцатого июня, и номера этих удостоверений именно те, которые проставлены у руководства «девятки». Одно из них, а именно удостоверение Светланы Юрьевны, было сдано двадцать четвертого июля в канцелярию из-за смены фамилии, и мои эксперты его нашли и проверили: оно подлинное. Единственное, что может вызвать некоторое… смущение, так это то, что приказ об учреждении управления напечатан на двух машинках, точнее сам приказ — на одной, а приложение — на другой. Но и это вещь довольно обычная, когда документы готовятся срочно, то разные части и печатаются разными машинистками для скорости. То есть о том, что управление создано не Феликсом, они почти наверняка врут.
— То есть ты считаешь, что верить им нельзя?
— Я считаю, что они врут лишь тогда, когда хотят чтобы им кто-то не мешал делать то, что сами они считают необходимым. Вот Кирову они наврали про метро в Ленинграде, и выстроили туннели под Ладогой, которые в случае… в общем, невозможно разбомбить в принципе, и сейчас почти треть грузового сообщения с Ленинградом идет по этому туннелю. Ему же наврали про дорогу к Усть-Луге — а сейчас вдоль этой дороги выстроен мощнейший оборонительный рубеж. Пока не используемый, но если армия не удержит рубеж вдоль Нарвы, то на нем фашист точно остановится. Я уже не говорю, как они всему миру наврали про уран…
— Но в таком случае зачем они врут мне… нам?
— Скорее всего, опасаются, что у нас где-то окопались шпионы. И, к сожалению, имеют для этого веские основания. Вот Артузов, например, вообще с абвером сотрудничал…
— Я не знал…
— А они знали.
— Так это они?
— Артузова исполнил лично Петр Евгеньевич… что смотришь, я сам об этом узнал только позавчера. Кстати, было бы неплохо ему за это орден дать.
— Пиши представление, я подпишу. И попроси его ко мне зайти, мне уже интересно, кого он еще…
— Мне тоже интересно, но я даже спрашивать не собираюсь. Опять же наврет, — Берия рассмеялся.
— Вот мне и интересно, о чем он врать будет, — усмехнулся Сталин.
— Ну тогда когда он вернется, приглашу. Только чуть позже: он сейчас сильно занят. Накрыл в Ташкенте довольно большую законспирированную сионистскую организацию, причем серьезную, с зарубежным финансированием, с несколькими подпольными хедерами, с парой десятков меламедов. Ведут антисоветскую пропаганду среди эвакуировавшихся в Ташкент евреев — и Петр Евгеньевич с командой туда поехал разбираться. Дело-то серьезное, нам только еврейского бунта не хватает.
— Судя по тому, как он раньше работал, бунта не будет.
— Это точно, никто даже и не узнает, куда эта организация исчезла. Но в Москве он окажется, думаю, где-то к концу ноября.
— Хорошо, это не к спеху, я же хотел расспросить его о том, что уже сделано. А как у нас сейчас дела?
— Из штаба Толбухина в полдень сообщили, что все идет по плану. У Рокоссовского тоже никаких неожиданностей. А вот у Фролова интересно получается: норвеги с британцами решили в войну влезть.
— Почему не доложили?
— Там пока вроде не о чем докладывать. Голованов сказал, что пришлось немного вне плана побомбить Киркенес, и если противник в бутылку не полезет, то можно будет все списать на случайный инцидент.
— А могут полезть?
— Британцы — могут. Норвежцы, скорее всего, нет: они лишь территорию англичанам предоставили, да и то исключительно подневольно. В нападении на Петсамо только британские самолеты участвовали, а из Киркинеса к нам перебежало несколько русских рыбаков, которые сказали, что норвежских солдат в городе нет, а рыбаки и рудокопы категорически против войны. И против британцев тоже. Так что Ильюшинские бомбардировщики просто аэродром разбомбили, город не трогали. Но торпедоносцы по заливу прошлись, и в Мурманске ходят слухи — именно слухи, подтверждения нет — что там потопили британский линкор и с полдюжины кораблей поменьше…
— Если Англия вступит в войну с нами, это будет очень плохо…
— Да уж, хорошего тут мало. Однако у Слащева и на такой случай план припасен.
— План — это лучше чем ничего, но легче нам от него явно не будет. Шапошников в курсе?
— Да. В Генштабе как раз план Слащева и изучают сейчас. Забавно: план номер 26–17. Интересно даже, сколько всего там планов уже составлено? И замечу: пока все их планы шли по плану, что дает определенные надежды.
— Да, надежды. А что думаешь насчет присвоения Слащеву звания маршала?
— Давно пора, пусть старичок порадуется.
— Старичок? Да он нас переживет! Если мы победим, конечно.
— Конечно победим — так правильно говорить. Ладно, пойду дальше работать, сейчас совещание Ставки, если я не путаю, так что мешать не буду. Если что, так я у себя…