— Кого же? — Кмита весь превратился в слух.
— Епископа хелмского…
— Станислава Гозия? — удивился маршал.
— Да. Он не благоволит к иноверцам, вот его и выбрали, чтобы не сердить ревностного католика Фердинанда. Ох! — вздохнула она. — Вы пускаете в ход слова, стараясь изобличить сожительницу короля. А он, по наущению Радзивилла, уже действовать готов. И свое поражение превратить в победу.
— Государыня, вы недооцениваете шляхетских глоток, — рассмеялся Кмита. — Они охрипли от крика, но стоит их смазать медом, и они опять орать горазды. Через несколько дней я устрою в Висниче славную попойку, и тогда поглядим, кто одержит верх на втором петроковском сейме — король или шляхта?
Бона знала, что слово свое Кмита сдержит, только это ее ничуть не успокоило. Она смотрела шире и глубже. Кмита, разумеется, сможет подкупить небогатых шляхтичей и крикунов, вечно горлопанящих на сеймах, но они ее мало заботили. От каштеляна Гурки Бона знала, что подлинная влиятельная оппозиция королю — это сенаторы, враги Радзцвиллов, и шляхетский лагерь, требующий проведения в жизнь реформ, соблюдения законности и справедливости в Речи Посполитой. Их благородное негодование должен поддержать не Кмита, а человек, бойко владеющий пером и королю желающий добра. Быть может, пригласить Фрича Моджевского, посвятить его во все, пусть узнает об интригах Радзивилла Черного. Изабелла… Как это могло статься, чтобы Август, любивший ее больше всех своих сестер, ей одной писавший письма, предал ее и ее сына, законного наследника венгерского престола? Чтобы согласился навсегда Габсбургам отдать Буду только за то, что они признали его брак законным и обещают поддержку? Сколь тяжка участь сына Изабеллы, юного Яноша Сигизмунда… Он унаследовал отцовский престол, и его мать ни на минуту не прекращает за него борьбу. Прежде на помощь Яношу Заполни, мужу Изабеллы, отправлялись польские рыцари, за него пришлось постоять даже Кмите. А теперь… Сам король готов выступить вместе с Габсбургами против родного племянника. Ма1е-ёшопе! Дождаться такого дня! Жить под одной крышей с человеком, который состоит в заговоре против Изабеллы, а ее избегает, считает врагом.
Бежать! Оградить себя от подобных оскорблений, от Радзивилловых интриг, бежать как можно дальше! В свои литовские поместья? Нет, там она не будет чувствовать себя полновластной государыней. Остается Мазовия… Она давно там не была, не знает толком с таким трудом полученных от мужа городов, селений, деревень. И прежде всего — Варшавы. Странно, что именно об этом городе на берегу Вислы она вспомнила сразу же, едва услышала о Фердинанде и его наемном войске. Надо спросить Паппакоду, что он знает о тамошнем замке, где столько лет жили мазовецкие князья. И сразу начать действовать. Тихо, незаметно для завистливых глаз. Август…
Как же он смешон, если не догадывается, что ей известен каждый его шаг, все переговоры и даже любой разговор… с глазу на глаз.
Несколько дней спустя Станьчик встретил на галерее выходивших от Боны Фрича Моджевского и Остою. Остановившись возле них, он сказал таинственным шепотом:
— Молодая королева еще далеко, а голова от новостей кругом идет.
— Новости столь важны или голова слаба? — пошутил Остоя.
— Шутить здесь подрядился я, а вы для того, чтобы игру вести, ловкую аль нет — это уж как придется. Первая новость такова: король у астролога побывал. Должно быть, никак не опомнится.
— Это не новость. А вторая?
— Может, вы и ее уже знаете? Дракон италийский ползает по вавельским стенам.
— Что ты хочешь этим сказать?.. — вмешался в разговор Фрич.
— Лучше спросите — зачем ему это? Кто его знает. Может, от жадности обезумел. Мало ему того, что живых людей пожирает, ковры и гобелены со стен срывать стал.
— Откуда тебе сие известно? — нахмурил брови Остоя.
— Не забывай, что с королевскими придворными говоришь, — добавил Фрич.
— Что хочу, то и говорю, — пробурчал шут, — потому что после смерти моего короля я сам себе хозяин. Ни его сыну, ни почтенной его супруге — не слуга.
— Ты слышал, что она уезжает? — спросил Остоя.
— Слышал, — кивнул головой Станьчик. — И скатертью ей дорога. Только пусть скатерка эта вся колючками устлана будет. Пусть едет что я дожил до той минуты, когда вавельскии дракон изгоняет из этих стен италийского, что я сей победы дождался…
Обе новости подтвердились. Уже второй раз король в сопровождении Лясоты входил в пустынный покой астролога. Над металлической пластиной, разделенной на равносторонние треугольники с изображенными на них знаками Зодиака, висела на нитке палочка из эбенового дерева. Астролог осторожно вращал ее, и она начинала выделывать над пластиной круги. Два круга… три. Наконец остановилась над знаком Водолея. Сигизмунд Август, как зачарованный, следил глазами за движением палочки.
— Все еще кружится… Вот, наконец-то. Остановилась.
— На знаке Водолея, господин.
— Что это значит?
— Многое, очень многое. Исполнение всех надежд и желаний, — спешил ответить астролог.
— Повтори еще раз — всех?
— Да, ваше величество!
— Слышишь, Лясота! Будет королевой и моей, и вашей! Будет счастливой, потому что sic УОШП аstrae!
Одного только не предсказали звезды. На другой день на половине вдовствующей королевы были приняты решения, говорящие о том, что ни одна из тайн короля не была скрыта от нее.
Бона вызвала к себе Паппакоду.
— Послан ли гонец упредить Изабеллу? Послан? Bene. А теперь слушайте со вниманием. Завтра с самого утра соберемся в путь. Тихо, никого не оповещая. Просто я вместе с дочерьми еду в Мазовию.
— А как же ковры, гобелены, купленные во Фландрии? — спросил Паппакода.
— Все, что мы привезли, со стен снять, увезем с собой. Погрузить на повозки все канделябры, кубки, серебряные блюда и всю мою казну.
— А что же оставить? — вмешалась в разговор Марина.
— Ничего.
— А колыбельку, что прислана из Бари?
— К чему? Пока нет никаких надежд! Никаких! Можете идти. А ты, — обратилась она к Паппакоде, — останься. Как же мне не хватает сейчас Алифио! Ты хотел быть бургграфом замка, а он им стал. Но в будущем, в Варшаве…
— Государыня, вы знаете, я предан вам душою и телом! — заверял Паппакода.
— Тогда проследи, чтобы после меня ничего здесь не осталось! И в покоях у принцесс тоже. Пусть он привезет Барбару в пустой дом.
— Но, государыня, если изволите выслушать… — сказал робко итальянец. — Зачем везти казну в Мазовию? Отправим золото к банкирам в Неаполь. Там надежнее будет.
— Правду говоришь! — вздохнула она. — Надежней, чем здесь, где, если хочешь добиться чего-то сделать по-своему, всех подкупить надо. Да и Август… Похоже, что он так же щедр и великодушен, как все Ягеллоны.
— Если бы не вы, государыня…
— Si. И подумать только, сколько податей, сколько пошлин я собрала… чтобы все этой девке досталось!
— Потому и советую я…
— Знаю, но не сейчас… Вдруг что-то изменится? Август отошлет Барбару обратно, как того требует шляхта? Я все еще хочу верить… Хотя следует поразмыслить, кому можно давать в долг с пользой для герцогства Бари. Не вздумай посылать в Игалию деньги без моего ведома.
Паппакода, казалось, обиделся.
— Государыня, да разве я… — сказала она и замахала рукой, прогоняя его.
Ей хотелось остаться одной, подумать еще раз над принятым решением.