— И все же… — настаивал Август. — Радзивилл Черный советовал мне…
— Он опять он? — бросила она с презрением. — Что же он тебе советует?
— Для блага династии вступить в третий брак, чтобы сын мой, Ягеллон, занял сперва великокняжеский, а потом и польский престол.
Бона облегченно вздохнула.
— Наконец-то! Ну что же. Следует как можно скорее отправить послов — просить руки французской принцессы.
— Французской только в том случае, если папа и римский король послушают Ивана. Если Литва окажется под ударом. Но если царь Иван с папой не сговорится, тогда, хочешь не хочешь, краковский престол займет дочь…
Она отгадала его мысль и испугалась.
— Дочь Габсбургов? Только не это! Только не это!
— Видит бог, мне сама мысль о новом браке противна, — с горечью отвечал он. — Но для блага династии, ведь это ваши слова, я готов сделать все… Из ваших слов и донесений лазутчиков я заключаю, что… Да, выбор падет на эрцгерцогиню Катерину…
Бона сорвалась с места.
— Нет! Нет! Нужно найти другой выход. Это предательство, твоя сестра Изабелла тебе верит, а ты… Отдаешь Венгрию Вене на растерзание. Фрич со всей шляхтою тебе доверился, а ты его тоже предал ради магнатов, сенаторов. О боже! Ты и меня предал. Меня, а я так мечтала, что ты сделаешь это королевство великим и сильным. Заключишь новые альянсы… А ты… Кто твои советники? Радзивиллы — Рыжий да Черный? Граф-гетман? А отчего бы не Станьчик? Он по крайней мере шевелил бы мозгами, искал выхода. Сказал бы правду — что тебя уже сейчас называют «Королем-Завтра», потому что ты вечно откладываешь решения. Делаешь то, чего хотят другие — Габсбурги, Радзивиллы. Не паришь в небе, как орел, а ползаешь!
Король побледнел, вскочил с места, направился к дверям.
— Не желаю больше вас слушать! — сказал он матери уже с порога.
— Сигизмунд! — умоляла Бона, хотя в покоях никого уже не было.
Губы у нее дрогнули, и она прошептала:
— Ни слова. Ни единого взгляда…
Они расстались в ссоре, но еще несколько дней провели под одной крышей. Королева больше не видела сына, хотя и знала обо всем, что происходит в его покоях. Ей первой сообщили, что доктор Ланг прислал из Вены лик дочери Фердинанда.
Небольшой портрет этот принес в комнату к королю Радзивилл Черный и велел камердинеру поставить на пол, накрыв белым пологом. Когда король вошел в опочивальню, канцлер сказал:
— Гонец от австрийского посла доктора Ланга привез…
— Лик? — спросил Август. — Чей? Катерины? — Да.
Король подошел ближе и быстрым движением сорвал полог. Он смотрел на изображение дочери Фердинанда так долго, что Черный, обеспокоившись, сказал:
— Портрет не слишком удачен. Должно быть, делали в большой спешке.
— Вижу.
— Но доктор Ланг уверяет, что принцесса здесь ничуть не приукрашена.
— Неужто? — спросил король с иронией в голосе и с досадой швырнул полог, который держал в руках.
— Но, государь… Я хотел бы сказать… — начал было канцлер.
— Нет, милейший князь, теперь скажу я, — резко прервал его Август. — Кто вы? Враг мой или друг и наперсник? Вы любили Барбару. Разумеется, ваша любовь была не похожа на мою, но я не знал человека, более нам преданного. Ни Рыжий, ни Ян…
— Ох, про Яна лучше и не говорить, — пробурчал Радзивилл.
— Пан кравчий по крайней мере действует открыто. Называет меня самодержцем, врагом унии. Но чего добиваетесь вы оба? Зачем вам понадобился третий брак сейчас, когда я еще своей любимой не забыл? Каждую ночь во сне ее вижу в жемчугах, в накидке из распущенных волос, в короне…
Канцлер только руками развел.
— Нам тоже несладко. Но я со всех сторон попреки слышу, что из-за сестры моей вы, государь, без наследника остались. Мол, и сейчас новому браку противимся, который не дал бы угаснуть роду Ягеллонов… Вот мы и спешим заверить вас, что благополучие вашего королевского величества нам всего дороже. Еще не успев забыть о Барбаре, мы думаем о той, которая займет ее место…
— Только не в моем сердце, — резко прервал его король.
— Но на троне, — закончил свою речь Черный.
Август кружил по комнате, словно зверь, загнанный в клетку.
— Новый брак? Я должен жениться? Я, который клялся ей в любви до гроба? В любви, столь непохожей на все прежние, в любви вечной…
Подумав немного, Радзивилл Черный решил сделать вид, что раскаялся.
— Простите, господин мой. Провинился я перед вами, — сказал он, собираясь покинуть опочивальню.
— Постойте, князь! — остановил его Август.
— О прощении молю! — склонился в поклоне канцлер.
— Ах, полно! Не все ли это теперь равно! Один раз в жизни я вознамерился стать обыкновенным человеком, любимым и счастливым, но теперь… К несчастью своему, я, будучи королем, далеко вперед заглядывать должен. Быть может, бог меня за измену эту не покарает… Ну что же… Коль скоро вы мне друг… Любезный князь, поезжайте с посольством. на запад.
— С посольством? — удивился Черный.
— Да, и с весьма представительным. Сначала в Вену, доложите там, что последует, коли они пойдут Ивану на уступки, про Турцию напомнить не забудьте. У нас с полумесяцем мир, но, если турки на Европу нападут, мы против них выступим. Да еще скажите, что все мы, а особливо вы, князь, готовы ратовать за реформу церкви.
— Оттуда мне сразу в Краков возвращаться?
— О нет! Сделайте вид, что собираетесь в Италию. Уразумели? Разыграйте их, но ненароком выдайте цель тайной миссии: вы-де должны там встретиться с посланцами французского короля, потолковать о моей невесте.
— В самом деле вас сватать или только немчуру попугать? — допытывался Радзивилл.
— Если Вена заодно с папой царю Ивану сразу не откажет — во что, впрочем, поверить трудно, — то и вы не спешите, попугайте их хорошенько. Но ежели Москве уже дано обещание, шлите ко мне вестника, а сами во Францию поезжайте, к Карлу Валуа за невестой.
— Мне ехать сейчас, государь?
— Против нас столько сил объединилось, что медлить нельзя. Выезжайте завтра. Скажу хоть раз, как королева-матушка говорить любит: быстро, быстро, быстро!
Королева раздевалась в своей опочивальне, камеристки Марина и Сусанна помогали ей снять драгоценности, высвободили из-под бархатного чепца ее пышные, почти не тронутые сединой волосы.