Бона расхохоталась.
— И вы не могли сказать этого при всех? Или же мне принять эти слова как выражение тайно питаемых вами чувств?
— Наияснейшая госпожа, вы шутите… слишком жестоко. Тогда она спросила с оттенком нежности в голосе:
— Неужто?
— Уже столько лет… С давних пор… Еще в Неполомицах… — взволнованно стал говорить Кмита.
— Довольно!.. — прервала она его. — Поговорим о чем-нибудь ином. С чем еще вы пожаловали ко мне?
— Государыня! С горечью и сожалением вынужден заметить, чинится мне великая обида. Уже долгое время дожидаюсь я должности краковского старосты. Это звание надлежит мне и по возрасту, и в признание заслуг моих, перечислять которые не стану. А меж тем король откладывает назначение, подыскивает иного старосту. Неужто владелец замка в Висниче для Кракова недостаточно хорош?
— Вы знаете короля, — спокойно ответила Бона, — он не любит, чтобы его торопили. Но попытаюсь узнать и дать вам надлежащий ответ. Тогда и продолжим нашу беседу.
— Государыня, вы готовы мне помочь?..
— Да. О да! Краковский староста — это защитник замкового града. А на Вавеле живут два дракона. Оборона будет поистине нелегка. И их, и замка… Разве не так, ваше преосвященство? — добавила она, увидев входящего примаса Кшицкого.
— Говорю «да», потому что вижу ваше величество веселой. Впервые с того дня, как объявлено бракосочетание королевны Ядвиги.
— Садитесь, прошу вас… Должна признать, что нашла Краков сильно изменившимся. Я не чувствую себя здесь столь уверенно, как прежде. Отовсюду слышу о внесенной якобы мною в Литве сумятице. Будто королева не должна ни управлять страной, ни вмешиваться в заграничные альянсы.
— Трудно найти льстецов по убеждениям, — заметил при мае. — Но платных…
— Да, да. Это я знаю. Но на сей раз речь идет о чем-то большем, нежели подкупленные сторонники, особенно теперь, когда мы столь близко породнились с курфюрстом, мне надобно иметь верных сторонников при дворе.
— На меня, как и на примаса, вы можете полагаться полностью, ваше величество, — заверил ее Кмита.
Я сумею оценить это. Однако я на нашу беседу пригласила и епископа из Пшемысля…
— Гамрата?
— Да. Он много лет провел в Италии. Обучался там искус ству правления. С некоторых пор разумно и достойно управ ляет королевскими угодьями в Мазовии. Приняв сан Краковского епископа, он вместе с нами составил бы сильную партию, которая нам столь необходима.
— Вы полностью доверяете ему, ваше величество? — спросил Кшицкий.
— Как себе самой. Герцогу Альбрехту не удалось его подкупить в споре о прусско-мазовецкой границе. Помимо того, он покровительствует гуманистам, известен как большой ценитель книг и различных искусств.
— Одним словом — само совершенство, — пошутил по ста рой привычке поэт и священнослужитель.
— Епископ пшемысльский Гамрат, — доложил слуга — А вот и он сам! Мы говорили тут о вас, почтеннейший епископ. И можем сразу же приступить к существу дела. Но, возможно, у вас есть какие-нибудь вопросы?
— Да. Первое: на ком, собственно, вы, ваше королевское величество, намерены опираться в своем правлении?
— В свое время нашего Августа возвели на трон магнаты…
— Вот именно. Много лет назад. Ныне, государыня, вы в ссоре с Тарновским и не перестаете судиться с литвинами. Я слышал, что Радзивиллы…
— Знаю. Но они незаконно владели многими королевскими землями в Подлясье. Это правда, обвиняла их я, но судил — сам король.
— Несмотря на это… Значит, не они. У вас, ваше величество, были одни цели со шляхтой: отнять земли у магнатов. Но сейчас и самой шляхте не по вкусу все эти обмеры, выкорчевка леса, дерзость крестьян.
— Крестьяне называют госпожу нашу «доброй государыней», — запротестовал Кмита.
— Это вы о простонародье? Оно не в счет… — вздохнул Гамрат.
— Стало быть, — заметила королева, — после стольких лет усилий и трудов мне не на кого опереться?
— Ну, отчего же… Есть еще шляхта, требующая совершенствования Речи Посполитой. Есть также Фрич…
— Он давно выступает за исполнение законов, — вставил Кмита, — за введение справедливых кар за убийство. Я говорил с ним, но…
— Но и он, как все, за назначение на высшие должности только… скажем прямо — только по повелению короля. Вы это хотели сказать? — смело спросил Гамрат.
— Любопытно, — вмешалась Бона, — что только по повелению короля… А вот сейчас как раз вакантен епископский престол в Кракове. И у меня было намерение… Я думала…
Она смотрела на Гамрата, но отозвался Кшицкий.
— Мы собрались здесь, дабы вести речь о сильной партии при дворе. Ни о чем ином.
— Разумеется, — тотчас же ретировалась она, не будучи уверена в приязни Кшицкого к Гамрату. — Давайте поговорим!
Им казалось, что все происходит втайне, но у двери, плотно прижавшись к ней, подслушивал Паппакода. Проходивший мимо Станьчик спросил:
— Постучать… или лучше забренчать бубенцами?
— Тсс… — шепнул Паппакода. — Вечно вы являетесь некстати…
— Такова привилегия шутов. Скажите, что это? — показал он на свой нос.
— Нос.
— Поглядите внимательнее, — настаивал шут.
— Вижу. Обыкновений нос!
— Ну, нет! Орган обоняния. Верное средство! Потянешь раз и сразу учуешь, откуда идет чад — из покоев королевы. Дымится драконья пасть.
— Смотрите, как бы вас первого не слопал дракон, — предостерег казначей.
— А зачем я ему? — продолжал насмехаться Станьчик. — Ни скоморохи, ни карлики ему не нужны. Сперва он сожрал грозных великанов, теперь черед крикливой братии с гербами. Скорее вам следует бояться.
— Я верно служу королеве.
— Подслушивая у двери? — Шут состроил уморительную рожу.