— Долго ли терпеть нам бесчестье?
— Наговоры людские? — бросил Рыжий.
— А что вы можете знать? — презрительно сказал король. — Быть может, мой сегодняшний приход — великая для вас честь, да и прибыль принесет вам немалую? И даже славу?
— Дай-то бог! — прошептал после раздумья Черный, но Рыжего уговорить не удалось.
— Мы уже слышали обещания. Сыты по горло. А теперь довольно — время пришло спросить Барбару: как долго можно с бесчестьем мириться? Или вовсе в грехах погрязнуть хочет?
— Нет, — прошептала она. — Только я… О боже! Боже…
— Слово сказано. Если эта ночная встреча обернется для нас не позором, а славой, коль скоро вы и впрямь любите сестру нашу, просим нижайше господина нашего и повелителя…
— Просим следовать за нами, — грубо перебил его Рыжий.
Сигизмунд Август грозно нахмурил брови.
— Я? За вами? Куда же?
— В домовую церковь, — пояснил Рыжий.
— В церковь? — повторил король. — Вот как? Насилие над королевской особой?
Барбара, испуганная, дрожащая, прильнула к нему.
— Вашей милости себя вверяю, господин мой. Клянусь! Поверьте… я ни о чем, ни о чем не знала!
Он посмотрел на нее внимательно, словно желая прочесть ее мысли, наконец сказал:
— Я вам верю. Но время наших общих молитв еще не наступило. Да у меня и нет охоты молиться.
Однако братья не унимались. Черный, не желая уступить Рыжему в лихости и уверенный в том, что царственная птица уже попалась в сети, сказал с нарочитым смирением:
— Ваше величество, коль скоро встреча эта не бесчестье, а честь для нас великая, униженно просим и просить не перестанем. Дайте клятву слуге божьему перед алтарем. Сегодня же.
— Ах так? Все готово? Вы следили за мной? Плели интриги? — возмутился Август.
— Помилуйте, ваше величество! — лицемерно возразил Рыжий. — Вы ведь дали королевское слово сестры нашей больше не навещать. Откуда нам было знать, что именно сегодня вы нарушите обещание?
— В сей, столь торжественный для вас день… — добавил Черный.
— Довольно! — крикнул король и обратился к Барбаре: — Я готов исполнить тайное желание ваше. Не их, а ваше. И по доброй воле своей, а не по принуждению дам нынче обет. А силой никому еще от меня ничего добиться не удалось. И не удастся.
— Да, государь мой, — сказала она, покорно припав к его ногам.
— Ну, а теперь… В часовню ведите… По доброй воле своей дам клятву…
— Перед лицом слуги божьего, — напомнил Рыжий, но король глянул на него с таким презрением, что он тотчас же отступил.
Чьи-то, невидимые до той поры, руки тем временем открыли тайные дверцы в стене, ведущие прямо в домовую часовню. Она была ярко освещена, а в глубине, на ступеньках алтаря, стоял на коленях ксёндз. Король глянул на обоих братьев с насмешкой.
— Как вижу, путь недалек.
— Все для пущего удобства вашего королевского величества, — галантно отметил Черный.
— Но венчание не здесь будет, — возразил Август. — Хоть и тайное, но у меня в замке и при свидетелях, которых выберу я сам.
— Нынче же ночью? — не отступался Рыжий.
— Нет. Завтра, послезавтра…
— Ну что же, подождем до завтра, — согласился Черный.
Август в бешенстве отвернулся от него, но Барбаре руку подал и, глядя на нее, улыбнулся. В ответ лицо ее тоже озарилось улыбкой. И так, с улыбкой на устах, Август вошел со своей возлюбленной в часовню.
Молодой испуганный священник при виде их поднялся и тотчас же снова опустился на ступеньки перед алтарем. Но король не преклонил колени, а, наоборот, заставил подняться Барбару. Теперь они стояли рядом, прямые, стройные и очень красивые, а за ними свидетели — перепуганные, потерявшие свою прежнюю уверенность Радзивиллы. Священник, сложив ладони, сказал вполголоса:
— Помолимся…
— Я пришел сюда не для молитвы, — возразил король. Ксёндз побледнел и, поднявшись с колен, стал объяснять королю:
— Это дом божий.
— И перед богом я, по собственной воле, никем и ничем не принуждаемый, хочу поклясться, что люблю и почитаю эту женщину и никому ее в обиду не дам.
— Государь! Ты ведь обещал… — начал было Рыжий.
— Я сказал все, что хотел. И что хотел, обещал, — ответил молодой король. — Оставляю вас под опекой братьев ваших, дорогая, — обратился он к Барбаре. — Встретимся очень скоро. В замке.
Сказав это, король вышел. И хотя Барбара осталась у алтаря одна, братья ни тот, ни другой не осмелились подойти к ней.
Но вот наступили зимние снежные дни, и во главе праздничного торжественного поезда на санях вдвоем с Барбарой ехал сам король в нарядной собольей шапке. О тайной его свадьбе ни в самом городе, ни в округе никто еще словом не обмолвился, хотя в замке люди потихоньку перешептывались. Барбара с королем сидели в санях, тесно прижавшись друг к другу, равнодушные к пересудам и потому не избежавшие их.
Лесная поляна была в белом убранстве, даже самые маленькие веточки опушил иней, а на верхушках елей лежали настоящие снежные шапки. Въезжая под такой белый навес, жена боярина Горностая спросила сопровождавшего ее Лясоту:
— Никто нас здесь не слышит, а я никому не скажу. Правда ли, что Гаштольдову вдову можно уже величать «ваше величество»?
— Врут люди, ей-ей, врут!
— Да ведь они вместе, всегда вместе, рядышком! Лясота, улыбнувшись, придвинулся ближе.
— Да ведь и мы вместе. А ежели супруг ваш, пан Горностай, спросит, не обвенчались ли мы тайно, скажу, что это ложь.
— Все шутите, ваша милость…
— А вы, сударыня, всякие сплетни повторяете! — заметил Лясота и, ударив рукой по заснеженной ветке, осыпал свою спутницу белым пухом. — Это все сплетни, сплетни, сплетни! — повторил он со смехом.