Как не старалась, ничего стоящего в голову не приходило. Осознав, что сейчас я, возможно, потеряю последний шанс на благоприятное развитие событий, окончательно приуныла, повесив голову.
С момента моего попадания в этом мир с каждым днем ком моих проблем стремительно увеличивался. Куда ни глянь — везде было печально: обратного пути домой нет; в этом мире моя жизнь висит на волоске и может в каждую минуту оборваться; даже в бывшем доме Владиары — обители ей (а значит и мне) была рада только Вери, а настоятельница мечтала от меня избавиться; в довершении ко всему теперь я непонятное неповоротливое животное. И так мне стало себя жалко, что расплакалась. Крупными такими слезами, скатывающимися по морде на кончик носа, а оттуда большими каплями в траву. И хотя морда была опущена вниз, настоятельница это все же заметила.
— Она что, плачет? — по голосу было заметно, что брюнетка очень удивилась.
— Я думаю, она не может перекинуться назад. — вместо ответа, пояснила Вери (умничка моя). — Она ведь память потеряла.
Повисла пауза, а потом настоятельница накинулась на мою подругу:
— А чего же ты сразу не сказала?!
— Так вы меня сами выгнали…
— А ну-ка пойдёмте в здание, — скомандовала настоятельница.
Стоило нам зайти, как она сразу переключилась на меня:
— Владиара, представь себя в облике человека. В мельчайших подробностях. И сильно-сильно пожелай стать этим образом.
Я перестала скулить, и взялась за дело. Пыхтела минут пять. И когда уже была готова снова расплакаться, по телу прошла знакомая горячая волна, и я оказалась в облике девушки. Почему-то стоящей на четвереньках.
Увидев меня в интересной позе, сьера Шарнель хмыкнула, но комментировать не стала. Я быстро приняла вертикальное положение и кинулась благодарно обнимать сначала настоятельницу, а потом и подругу. Брюнетка от таких нежностей опешила настолько, что не оказала никакого сопротивления, отстояв все мои объятия без движения, как чурбан посреди двора. Вери же обнимала меня в ответ.
— Всё, хватит нежностей, пойдёмте поговорим, — скомандовала всё еще растерянная начальница.
— А куда же мы пойдем? — я виновато посмотрела на брюнетку, — Я ведь вам весь кабинет разнесла. Нечаянно.
— В мою комнату пойдем. Чаю попьем, заодно всё и расскажешь.
Мы прошли на второй этаж, в другую сторону от кабинета. И остановились перед такой же дверью, как вели во все комнаты этого этажа, только вот за нею оказалась неожиданно просторная гостиная, обставленная не только с комфортом, но и с шиком. Впрочем, я этому особо не удивилась, так как и сама настоятельница монастыря мало походила на наших земных монахинь.
За чаем я рассказала заготовленную историю, стараясь сильно «не светить» пегаса, сказав лишь что он мне очень помог и доставил до обители. А теперь ждет за воротами.
— О том, чтобы оставить этого кобеля здесь, не может быть и речи! — сразу отрезала суровая сьера, — Здесь девичий монастырь, а не дом терпимости!
— Да как же я его одного оставлю на ночь за воротами? — возмутилась я, — Он ведь меня в беде не бросил.
— А он не в беде. Справится. Пусть летит к своим.
— Я так не могу. Не по совести это. — уперлась я. — Пусть он хотя бы одну ночь в здешней конюшне переночует, а завтра я что-нибудь придумаю.
— Ну хорошо, — неожиданно уступила настоятельница. — Но завтра чтобы духа его тут не было. И чтобы ни одна живая душа не знала, что он провел ночь на нашей территории… Теперь об этих девицах, что ударили тебя магией до потери памяти. Ты сможешь их узнать по голосу?
— Думаю, да.
— Значит сегодня после ужина проведем опознание.
— Так если они меня увидят, могут изменить голос. Может мне в виде зверя прийти?
— Данвиморт. — напомнила брюнетка. — Твой зверь — данвиморт. Ты и его не помнишь?
Я отрицательно мотнула головой.
— Вообще ничего не помню. — уточнила на всякий случай. — А как так оказалось, что моего зверя не знает даже моя лучшая подруга?
— Твою вторую сущность мы держали в секрете. Поэтому на тебе и стоял блок. — разоткровенничалась настоятельница. — Если бы кто-то узнал, тебя бы забрали во дворец. И не факт, что на службу. Могли просто в каземате сгноить.
— За что? — удивилась и возмутилась я.
— На всякий случай. Данвиморты очень опасны. Поэтому испокон века находились на строгом контроле у самого короля.
— И чем же мы опасны?
— Название произошло от словосочетания: dans vitam et mortem, и говорит само за себя.
— И что это значит? — я непонимающе смотрела то на рыжую, то на брюнетку.
— Ах, да… все никак не могу привыкнуть, что ты вообще ничего не помнишь, — спохватилась настоятельница. — Это значит: дарующая жизнь и смерть.
— Как это? — удивилась и растерялась я.
— Ты одним своим словом можешь как продлить жизнь человека, так и сократить её. — вставила Вери.
— Ох… — только и смогла выдать я. Теперь мне стала понятна реакцию людей, когда я их благодарила, и извозчика — когда на него ругалась.
— А как люди понимают, что я данвиморт? Меня несколько человек в городе без труда опознали, хоть я и не оборачивалась в зверя.
— Когда ты испытываешь сильные эмоции, неважно положительные или отрицательные, твой зрачок вытягивается и становится похожим на драконий. — Пояснила настоятельница.
— А как же теперь быть, ведь сегодня все видели моего зверя?
— Ты не единственный данвиморт. Так что я что-нибудь придумаю.
— А остальные рарадонумы в кого превращаются?
— Да в кого только не превращаются! — взялась пояснять Вери. — Есть русалки, пантеры, медведицы, волчицы, даже драконы. А есть те, кто просто обладает редким даром, но ни в кого не оборачивается: говорящие с разными животными, читающие по звездам, видящие болезни. Я, например, дарующая любовь и богатство.
— Ого! Да ты могла бы в любви и золоте купаться, а ты ведешь аскетический образ жизни, — я непонимающе посмотрела на девушку.
— Не всё так просто. Сама себе я ничего не могу пожелать. Да и другим тоже не особо пожелаешь. За каждый дар я рассчитываюсь днями своей жизни.
У меня от удивления аж рот открылся.
— То есть если ты пожелаешь кому-то любви или достатка, у тебя сокращается жизнь? — подруга кивнула. — Ничего себе дар!
И тут меня словно током шибануло:
— А я тоже так же рассчитываюсь?
— Нет. — вступила в беседу настоятельница. — Тем ты и опасна. Для тебя ничего не стоит ни увеличить человеку жизнь, ни сократить.
Жуткий дар. Особенно для окружающих. Теперь понимаю, почему меня так все боятся.
— И много нас таких?
— Нет. От силы — пять. Но точно я не знаю. Данвиморты стараются особо не афишировать свою сущность.
— А почему вы меня покрываете, ведь наверняка это опасно для вас, и чревато каким-то наказанием.
— Ты права. Если король узнает об этом, мне не сносить головы.
— Тогда почему вы сами не сдадите меня королю?
Настоятельница посмотрела на меня нечитаемым взглядом…