- Служил у турецкого паши?
Перебирая в памяти вчерашние разговоры, я и представить не мог, что кто-нибудь из находившихся у Каравелова болгар согласился бы пойти на службу к турку.
Даже поверхностное знакомство с Ботевым не позволяло думать, будто он мог очутиться на службе у турецких оккупантов. Подробность придавала Ботеву какую-то загадочность.
- И долго он служил у паши?
- Нет, недолго. Там он познакомился с Левским и подпал под его влияние.
- А Левский - кто такой?
- Революционер, - кратко и как-то строго сказала Наталья.
У нее была удивительная особенность: говоря о разных людях, для каждого человека находить особую интонацию.
И добавила:
- Да вы попросите самого Христо рассказать о себе, он человек откровенный.
- А что он делает в Бухаресте?
- Я уже говорила, помогает Любену. Два последних года служил учителем в Измаиле, а теперь собирается учительствовать в болгарской школе в Бухаресте.
- А кто вышел от вас вместе со мной и Ботевым?
Тут голос Натальи опять переменился. На сей раз она говорила отрывисто, неприязненно, точно нехотя:
- Русский. Тоже революционер. Ботев дружит со всеми русскими. Впрочем, скоро вы сами всех узнаете.
Сказала, как отрезала. Оборвала все расспросы и тут же превратилась в приветливую, заботливую хозяйку.
- Что-то Любен долго не идет, - пожаловалась она без тени беспокойства в голосе. - Накормить вас обедом? Или кофе сварить? Вы пробовали кофе с вареньем? Очень вкусно.
Я отказывался, но она все-таки настояла. Это и вправду оказалось вкусно - кофе со свежим абрикосовым вареньем.
К тому времени, когда вернулся Каравелов, Наталья знакомила меня с обиходом бухарестской жизни. Мне были полезны сведения, почерпнутые из ее рассказов.
Каравелов появился задумчивый, спокойный и утомленный.
Она вопросительно взглянула на мужа:
- Ну как?
Он ласково ответил:
- Месяца два-три еще дышим...
Похоже, распространяться на не очень приятную для него тему ему не хотелось, и он обратился ко мне:
- Осматриваетесь?
- Центр производит хорошее впечатление, - похвалил я Бухарест. Улицы - как в большом европейском городе.
- Для тех, у кого есть деньги, - усмехнулся Каравелов. - А на окраинах и тесно, и несытно.
- Надо послать ребят за бумагой, - переключился он вновь на жену, имея в виду, как я понял, рабочих типографии. - Я договорился на складе, пусть привезут.
Наталья покинула нас.
Мне захотелось хоть чем-то помочь ему.
- Вот что, Любен, - залпом сказал я, обращаясь к нему по имени, как это принято у болгар. - Я вам говорил, мне хочется быть полезным Болгарии, принять участие в ее освобождении. Я могу начать с материальной помощи. Вы нуждаетесь в средствах на издание газеты, а у меня есть кое-какие деньги. И мне еще пришлют, позвольте мне предложить...
- Нет, - мягко отказался Каравелов. - Меня трогает ваш порыв, но вы сами пока не отдаете себе отчета, на какие цели собираетесь израсходовать свои средства.
- Но я хочу хоть чем-то быть полезен, - возразил я. - С чего же начать?
- Спешить вам некуда. Работы искать не нужно, сами говорите, что в средствах не нуждаетесь. Знакомьтесь с людьми, с обстановкой... Я сам прожил в Москве девять лет, прежде чем почувствовал себя готовым вернуться на Балканы.
- Тогда дайте совет, как поступить. У меня есть поручение разыскать в Болгарии одного человека.
- Болгария велика.
- Читали "Накануне"?
Каравелов только развел руками.
- А знаете ли вы, что в романе Тургенева описаны подлинные лица?
- Имеете в виду болгарина, названного Тургеневым Инсаровым?
- Вы его знали?
- Слышал. Но ведь он же скончался по дороге на родину.
- А его жена? О ней вы что-нибудь знаете?
- Вероятно, она вернулась в Россию.
- В том-то и дело, что не вернулась. Она добралась до Болгарии. Мать Елены просила меня разыскать ее.
- Безнадежное дело. Да и зачем ей было оставаться в Болгарии? Что ее ждало в нашей стране? Гарем какого-нибудь паши? Добралась до родины своего мужа, осмотрелась и, если не погибла, кинулась куда-нибудь прочь. Жизнь в Болгарии не для европейской женщины.
- Значит, искать ее...
- Безнадежное дело, - повторил он.