Лампу в прихожей мои хозяйки не погасили. Совсем странно, еще подумал я. Повесил на вешалку пальто, открыл к себе в комнату дверь и не успел переступить порог, как на мою голову накинули, судя по всему, мешок.
- Молчать! - приказал мне чей-то голос, и я услышал, как чиркают по коробку спичкой.
Мне заломили за спину руки, обмотали веревкой и притянули их к телу.
- Что за глупые шутки? - воскликнул я, понимая, что это вовсе не шутки.
- Молчать! - повторил тот же голос. - Где деньги?
На этот раз голос показался мне знакомым.
Я изумился:
- Какие деньги?
- Не валяй дурака!
- В бумажнике.
Бумажник был тотчас извлечен из моего кармана.
- Тебе говорят, не валяй дурака! - повторил раздраженный голос. - Где деньги?
Меня бесцеремонно обшарили.
- Снимите с него мешок! - прозвучал приказ.
На столе горела лампа. Грабителей было трое. Все в темных куртках, в сапогах, головы их были обмотаны платками так, что оставались лишь щели для глаз. Одного из них я узнал без труда. Не так давно он предлагал мне вступить в "Народную расправу".
- Господин Флореску, что все это значит? - возмутился я.
- Молчать! Где деньги?
- Больше у меня нет, - отвечал я, имея в виду деньги, которые находились в бумажнике.
Если даже они будут перебирать мои вещи, подумал я, на пояс они вряд ли обратят внимание.
Удивляла меня тишина за дверью, Добревы не могли не заметить, что в моей комнате происходит нечто необычное. Да и вообще, недоумевал я, как они пустили в дом незнакомых людей?
Еще большее удивление вызывал у меня Флореску, или, правильнее, Нечаев. Он точно преобразился. Какая-то нечеловеческая жестокость проступила в чертах его лица. А в действиях, решительных, властных, неумолимых, проявилось, я бы сказал, нечто мефистофельское.
Двух его спутников я не знал, они явно занимали по отношению к Флореску подчиненное положение.
- Господин Флореску...
- Молчать!
Можно подумать, что, кроме этого, других слов он не знает.
- Что вы делаете? - спросил я.
Зачем? Я и так знал, что они делают - экспроприацию.
Различные заговорщицкие организации не так уж редко прибегали к экспроприации для пополнения средств своих организаций. Но почему они выбрали меня? Как-никак в Бухаресте я вращался среди революционеров. По-видимому, Нечаев посчитал меня случайным человеком в этой среде. И после неудачной попытки завербовать меня в "Народную расправу" решил сорвать с паршивой овцы хоть клок шерсти. Но откуда он узнал, что у меня есть деньги?
Тем временем спутники Нечаева перетряхнули все мои вещи, осмотрели обувь, извлекли из-под кровати даже мои старые, стоптанные ботинки, но, подержав их в руках, отбросили в сторону. Однако мысль, что в сером холщовом поясе, валяющемся на дне баула, спрятаны кредитные билеты, им в голову не пришла.
Нечаев ухватил меня за ворот и затряс.
- Знаешь, где твои хозяйки?! В чулане! Если ты не отдашь деньги, мы зарежем их, как овец!
- Турки вы, что ли?
- Дело революции важнее этих баб! - заорал Нечаев.
- Но вас завтра же заберет полиция.
- И не подумает, - дерзко бросил Нечаев. - Если бы мы тронули румын, тогда другое дело, а на эмигрантов они и не обратят внимания.
В руках одного из спутников Нечаева появился нож, и он завертел им перед моими глазами.
- Ну что ж, смерть женщин будет из-за твоего упрямства.
- Черт с вами!
Я указал глазами на пояс.
Спутник Нечаева подпорол холст и передал сторублевки руководителю, тот небрежно запихнул их в карман.
- Так-то лучше.
Нечаев что-то сказал своим подручным, один из них задул лампу, и незваные гости бесшумно исчезли.
Я ослабил веревки, освободил руки и кинулся на половину Добревых. Женщин я нашел запертыми в чулан при кухне.
Чуть свет я побежал к Ботеву. Будить его мне не пришлось, он уже сидел за столом и работал.
Ботев нахмурился и, похоже, рассердился.
- Это я виноват перед вами, - сказал он со свойственной ему прямотой. Вчера мы разговаривали с Нечаевым, и я обронил, что вы предлагали мне деньги. Не волнуйтесь, я все улажу.
Вечером в доме Добревых затренькал звонок. Я пошел открыть дверь, женщины идти побоялись.
Похоже, передо мной стоял один из вчерашних визитеров.
- Заберите, - пробормотал он, сунув мне в руку небольшой сверток, и поспешно удалился.