При первой же встрече я поблагодарил Ботева за благополучную развязку злосчастной экспроприации. В ответ он засмеялся.
- Недоразумение, - сказал он, не то утешая меня, не то оправдывая Нечаева. - Сергей Геннадьевич не разобрался и причислил вас к сонму богатых обывателей.
- А вы не находите, что такая экспроприация сродни воровству?
Ботев отрицательно покачал головой.
В то лето я часто встречал Ботева вместе с Нечаевым. Память ненадежный инструмент. Встречи с Нечаевым, несомненно, выветрились бы из моей памяти, не будь они связаны с Ботевым. Их близость продолжала удивлять меня до крайности.
Ботев был бескорыстен. Он ни в чем не преследовал личных целей. Нечаев был его полной противоположностью. Из него всегда выпирало желание занять первое место.
Как-то я не удержался и вновь спросил Ботева:
- Убей меня Бог, мне непонятно, что связывает вас с Нечаевым.
- Я не возьмусь осуждать революционера, - горячо возразил Ботев, - если он ради достижения великой цели не брезгует недозволенными средствами.
Я не стал спорить, хотя и сейчас мне кажется, что Нечаев хотел забрать мои деньги вовсе не ради великой цели, а для собственных надобностей.
Через несколько дней я столкнулся с Нечаевым у Каравеловых. Он не часто бывал в этом доме, стараясь меж болгарских эмигрантов держаться в тени.
Это было обычное сборище - по сути, споры за чашкой кофе, а иногда и ссоры, которые умело гасились приветливой и умной хозяйкой. Нечаев сидел в углу и, точно сыч, настороженно посматривал на спорщиков. Мне было любопытно, как он поведет себя после своего ночного визита.
- Добрый вечер, Сергей Геннадьевич, - поздоровался я с ним.
Нечаев холодно посмотрел на меня и не ответил.
- Вы, кажется, изволите сердиться на меня, господин Нечаев?
- Меня зовут Флореску, - недовольно пробурчал он в ответ. - Бонифаций Флореску.
Отвернулся и как ни в чем не бывало потянулся за чашкой кофе.
Да, в самообладании ему нельзя отказать. Впрочем, чего больше в этом самообладании - высокомерия или презрения, еще вопрос. Он хотел меня ограбить, и он же меня презирал!
А вот к Ботеву людей притягивало. Я встречал его у Каравеловых, в "Трансильвании", у него дома и всегда чувствовал его расположение. Никогда он не давал мне понять, что я пришел не вовремя, что отрываю его от дела, что он не склонен к разговору.
Русских эмигрантов я сторонился. Сторонники чистоты политических воззрений, они только и делали, что враждовали между собой. Народники побаивались социалистов. Социалисты презирали народников. Я предпочитал держаться болгар.
В Бухаресте я вел жизнь рантье: бродил по кофейням, почитывал газеты, попивал винцо, прислушивался к спорам... Ко всему еще я был сравнительно богат. Николай Матвеевич слал мне установленный оброк, и я всегда имел возможность накормить своих знакомых обедом и ссудить небольшими деньгами.
...Фланируя осенним днем по Бухаресту, я вознамерился зайти к Ботеву, хотя и не очень надеялся его застать: у него всегда были дела, в которые я не был посвящен.
Мы встретились у калитки, Ботев опять куда-то спешил.
- Я не могу уделить вам много времени, - извинился он. - Уговорился встретиться с Нечаевым.
- С Флореску, - улыбнулся я.
- С Флореску, - согласился Ботев. - Но вы-то знаете его настоящее имя.
- Он сам поправил меня, когда я назвал его Нечаевым.
- Сергей Геннадьевич убежденный конспиратор, - подчеркнул Ботев.- Он даже заподозрил вас в сотрудничестве с русской охранкой.
Губы мои задрожали от оскорбления.
- Это естественно, - успокоил меня Ботев. - Полиция следует за ним по пятам, ему всюду мерещатся сыщики.
- Поэтому он и прячется за вашу спину?
- А за чью же спину ему еще прятаться?
- По-моему, он не способен на дружбу.
- Вполне возможно, - согласился Ботев. - Дружба для политика - опасное чувство.
- Что же вас связывает?
- Нечаев - революционер, - повторил Ботев определение, которому он, как я понял, придавал исключительное значение. - Его энергия не может не восхищать...
Так, за разговором о Нечаеве, мы дошли до Лейпцигской улицы.
- Я в "Трансильванию", а вы? - спросил Ботев, заранее, по-моему, уверенный, что я откажусь ему сопутствовать.
Мне действительно не хотелось встречаться с Нечаевым.
- А я к Фраскатти, - поспешил я подтвердить догадку Ботева, назвав дорогое и скучное кафе.
...В другой раз Ботев зазвал меня к себе: тут уж ему самому почему-то захотелось поговорить о Нечаеве.
Они познакомились два года назад в Измаиле. Ботев учительствовал в болгарской школе. Их свел случай, знакомство длилось недели две. Друг Бакунина и Огарева, с полученной от них субсидией Нечаев возвращался в Россию на революционную работу.
Год спустя до Бухареста дошли слухи, что Нечаев находится в Швейцарии. Ботеву удалось прочесть два номера "Колокола", изданного в Женеве Огаревым вместе с Нечаевым. Говорили еще о каких-то прокламациях, распространяемых Нечаевым, но прокламации эти до Ботева не дошли.
Тем временем агенты царского правительства в поисках Нечаева рыскали по всей Европе. Нечаев скрывался в Лондоне, в Брюсселе, в Париже. Ускользать от полиции становилось все труднее. Весна 1871 года была на исходе. И тут Нечаев вспомнил своих болгарских друзей. Он вновь приехал в Измаил, уверенный, что Ботев поможет ему укрыться в толпе болгарских беженцев.
Июньским утром Ботева окликнул на улице какой-то монах. Ботев не сразу узнал старого знакомого. В рясе, в скуфейке, с отросшими волосами, Нечаев был неузнаваем. Они пошли на квартиру к Ботеву. Нечаев сказал, что его преследуют агенты Третьего отделения. Это была правда. После убийства Иванова царская полиция искала Нечаева во всех местах скопления русских эмигрантов.
- Похоже, меня выследили, - сказал Нечаев. - Сыщики следуют за мной по пятам.
Нечаев преувеличивал, но подчеркивание постоянно грозящей ему опасности возвышало его в собственных глазах. Ботев собирался в Бухарест и мог себе позволить несколько дней передышки. Он предложил Нечаеву уединиться на маленьком рыбацком островке посреди Дуная.
На лодке переправились на остров, привезли с собой хлеба, сыра, сала, крупы, расположились в шалаше. Сами себе готовили. Рыбной ловлей не занимались, ни тот, ни другой рыбу ловить не умели. Отсыпались. Нечаеву надо было прийти в себя после скитаний, Ботеву - отдохнуть после занятий в школе. Купались, загорали и без конца говорили. Нечаев нашел благодарного слушателя. Ореол революции окружал русского изгнанника!
О многом рассказал Нечаев Ботеву под плеск дунайских волн. О своем бегстве из Петропавловской крепости, откуда до него не бежал еще ни один человек. О русских разбойниках - оплоте народной революции. О "Революционном катехизисе" - наставлении Нечаева для русских революционеров. О знакомстве с Герценом и Огаревым. О деньгах, завещанных одним русским помещиком на революционную пропаганду и переданных Герценом Нечаеву. О Парижской коммуне и своем участии в боях коммунаров под командованием Домбровского. О необходимости все разрушить, не оставляя камня на камне... Скорее всего, он сказал Ботеву и об убийстве Иванова, но можно не сомневаться, что нечаевская интерпретация событий сильно отличалась от того, что произошло в Петровском парке на самом деле.