- В таком случае я оставлю комнату за собой, - сказал я Йорданке. - Не беспокойтесь, я заплачу вперед.
Мы с Ботевым прошли ко мне в комнату.
- Что мне с собой взять? - осведомился я.
- У меня к вам просьба, - сказал он после некоторого раздумья. - Не могли бы вы прежде съездить в Одессу, а уж оттуда направиться в Браилу. Надо доставить один багаж, а послать некого. Других ждет провал, у вас одного хороший паспорт, вас не будут даже досматривать.
Я готов был выполнить поручение. Признаться, меня очень интересовало, что именно поручалось мне доставить. Но Ботев ничего не сказал, лишь предупредил:
- Не торопитесь. Подумайте, прежде чем согласиться. У вас меньше риска, чем у других, кому можно поручить это дело. Но вы должны знать: если попадетесь, вам грозит Сибирь.
- Я готов. - И не удержался, спросил: - А что... за багаж?
- Вы его получите, - уклончиво сказал Ботев. - А пока соберитесь, к вечеру я зайду за вами. Вы знаете Зиновьева?
Речь шла о русском после в Румынии. Встречаться с ним мне не приходилось.
- Слышал.
- Зайдите к нему, скажите, что вам нужно съездить в Одессу. Допустим... вам нужно там получить деньги. В сущности, разрешения его не требуется. Со своим паспортом вы можете беспрепятственно съездить в Одессу и вернуться. Но вы спросите - не нужно ли вам отметиться. Пусть знает, что вы едете по своим делам, - все лишняя гарантия, что за вами никто не увяжется.
Русское посольство находилось на Французской улице - белый особняк с зеркальными стеклами в окнах и со швейцаром в ливрее.
- Господин посол принимает?
- Как о вас доложить?
Хорошо, что я захватил с собой изготовленные еще в Москве визитные карточки.
Меня провели в комнату, уставленную мягкими, обитыми розовым штофом стульями, больше похожую на гостиную, чем на кабинет. Посол даже поднялся мне навстречу. Выглядел он довольно бесцветным господином. Хотя бесцветность эта была несомненно показной. В Румынии переплетался такой узел интересов Российской империи, что человека малоспособного вряд ли назначили бы сюда послом.
Я отрекомендовался еще раз:
- Павел Петрович Балашов, помещик Орловской губернии, изучаю славянский вопрос.
Зиновьев вздохнул, должно быть, я был не первым славянофилом, докучавшим в этом городе русскому послу.
- Чем могу служить?
Я залепетал что-то о деньгах, следуемых мне по векселям, которые необходимо подать в Одессе ко взысканию.
- Ну и поезжайте, голубчик. Взыскивайте свои деньги, для этого вам не нужно никакого разрешения.
Мы расстались вполне довольные друг другом.
Вечером под моими окнами появился фаэтон. Ботев приехал за мной на извозчике.
Обычно он мало следил за своей одеждой. Но на сей раз - в светлом костюме, в шляпе с высокой тульей, в пальто и с тросточкой в руке - Ботев выглядел совершенным франтом.
Кажется, он остался доволен произведенным впечатлением.
- Ничего не поделаешь, обстоятельства требуют, - объяснил он свое преображение. - Вы готовы?
Вошел он с двумя одинаковыми дорожными чемоданами из свиной кожи.
- Один - ваш, другой - мой.
Бросилось в глаза, что один из них удивительно легок, второй чрезвычайно тяжел.
- Который же мой?
- Сперва - этот, - Ботев указал на легкий чемодан. - Что у вас с собой?
Я указал на саквояж (большая часть вещей оставалась "залогом" моего возвращения) и пошел прощаться с хозяйками.
Йорданка протянула мне руку.
- Ездите, сколько надо, ваши вещи будут в полной сохранности.
- А где Величка?
Величка стояла тут же за дверью. Она покраснела, когда я к ней подошел, потупила глаза, да и я не знал, что ей сказать.
По пути на вокзал Ботев поинтересовался:
- Были у Зиновьева?
Я рассказал о своем посещении посла.
- Правильно поступили, что послушались, - похвалил Ботев. - В делах не надо пренебрегать мелочами.
На вокзале, несмотря на наш респектабельный вид, он не позволил взять носильщика. Мой легкий чемодан и нести было нечего. Но и свой, непомерно тяжелый, Ботев нес как пушинку.
Я не знаю, были ли у Ботева деньги. Однако у билетной кассы он негромко, но твердо сказал:
- В первом классе.
Должно быть, так было нужно. При этом денег мне он и не пытался предложить, возложив все расходы как само собой разумеющееся на меня.
Мы доехали до Журжево, приобрели билеты на пароход, тоже первого класса, и вскоре расположились в уютной каюте, отделанной полированным красным деревом и множеством позолоченных крючков и ручек.
Как только пароход отвалил от пристани, мы прошли на корму, в ресторан для пассажиров первого класса. Было сравнительно поздно, публики было немного. Мы не спешили, не торопился и обслуживавший нас официант. После ужина нас потянуло на палубу. Меня разморило от съеденного и выпитого, чего нельзя сказать о моем спутнике. Он, наоборот, ушел в себя, задумчиво смотрел на отражение пароходных огней в темной воде и молчал. Я не решался нарушить его молчание.
- Скажите, Павел, а кто ждет вас на родине? - обратился вдруг Ботев ко мне, не отводя глаз от воды.
Более горького вопроса он не мог мне задать.