остальное, что, порой, происходило между ними…
IV
Купавин сидел в самом дальнем углу на первом этаже у окна на всё тот
же проезд Апакова и увлечённо шуршал свежим номером «Коммерсанта».
Одет он был в новенькую коричневую тройку, бледно-розовую сорочку и
шикарный галстук малинового цвета, прихваченный роскошной золотой
булавкой с небольшим бриллиантом. Очевидно, вещица сия по замыслу Севы
должна была служить связующим звеном между его стильными очками в
золотой оправе, изящным перстнем-печаткой, также украшенным по
диагонали тремя бриллиантами, и плоской спиралевидной цепочкой часов, спрятанных в кармашек жилетки.
- Здравствуй, Севочка! Как же я тебя давно не видел-то, родной! Что, зашёл на ланч в общепит?! – воскликнул Аникин с искренним радушием.
Илья Иванович, без сомнения, был рад видеть друга – Сева являлся
одним из самых приятных и порядочных, по крайней мере, по отношению к
нему, людей, каких он знал в жизни.
Купавин, отложив газету, настороженно чиркнул глазами, напоминавшими пару чёрных чёток, по Аникину с головы до ног.
Удовлетворённый внешним видом и общим состоянием приятеля, Сева
вскочил из-за стола уже с радостным взглядом и кинулся к нему обниматься.
Прикладываясь к лицу Аникина идеально выбритыми щеками, он с лукавой
интонацией приговаривал:
- Привет-привет, Илюшенька, сколько лет, сколько зим, счастье-то
какое! Как же я удачно забрёл-то в эту столовку отобедать! Даже и не мечтал
тебя тут встретить!
- «Лакоста»? – спросил Аникин, вдохнув его запах.
- Да что ты! Это «Шипр» с «Тройным» в сочетании дают такой
изумительный эффект, - ответил Купавин, несколько удручившись
осведомлённостью Аникина в редких в то время в Москве мужских
парфюмах.
- А в каких пропорциях смешивал и на какую скорость ставил миксер?
Или ты их блендером?
- Ну вот, всё тебе расскажи! Военная тайна! Послужишь с моё –
узнаешь!
Купавин был майором запаса. Он окончил Ярославское финансовое
военное училище, после чего проходил службу армейским бухгалтером.
Когда Советская Армия вслед за страной распадалась, он состоял при штабе
Киевского военного округа. Романтичное время сие было романтичным для
кого угодно, но только не для военных – для них оно как раз обернулось
временем реального самоопределения, в прямом значении этого термина
методологической школы философа Щедровицкого. Быстро сообразив, что
происходит, Купавин не стал принимать присягу на верность Украине и, напоследок умудрившись «оторвать старшего офицера», вернулся
двадцативосьмилетним отставником в Москву к родителям.
- Принести вам чего-нибудь попить? – прозвучал тихий и почти
ангельский голосок – пока приятели обнимались, к ним незаметно подошла
молоденькая официантка в чёрной безрукавке и белоснежной блузке.
- И не только попить, но и выпить! – воскликнул Купавин и затем, пребывая, по всей видимости, в абсолютной уверенности, что ведёт себя
достаточно дружелюбно и вежливо, деловито огласил всю ближайшую
программу: - Вот что, голуба моя, будь добра, принесите-ка нам грамм по
сорок девять «Реми», лимончик, только обязательно без сахара, и пару чашек
кофе по-американски. Коньяк сразу, а кофе – как дадим отмашку.
Непринуждённое и мягкое, но в то же время властное и не допускающее