распоряжению и там, где я укажу. За первый месяц, если Вы сейчас даёте
согласие, я готов заплатить сегодня же, а если всё сложится успешно и Вы
хорошо проявите себя, то по окончании работы я отблагодарю Вас отдельно,
- чётко и холодно проговорил Крытов, прервав размышления изучавшего
ложки, вилки и ножи Аникина.
Простота и стремительность, с которой его собеседник разыграл партию, вызвали у Аникина уважение и интерес, холодок на спине начал согревать
позвоночник. Объявленные условия не предполагали никаких дальнейших
расспросов о направлениях и характере деятельности фирмы и требований о
предварительном знакомстве с текущим состоянием дел в ней, они
предполагали только короткий ответ: берёшься или нет – заказчик
продемонстрировал готовность оплачивать свои счета. «Суеты, безусловно, будет невероятно много, но зато и ответственности, в принципе, никакой, а
деньги предложены очень хорошие. Наверно, дело-то весьма крупное, может, здесь и не баба вовсе, а если и баба, то с размахом и хваткой дай Бог!» –
быстро смекнул Аникин и, посмотрев в глаза собеседника, так же чётко и
холодно, как и тот, ответил:
- Я согласен.
- Вот и славно, - спокойно и не оставляя делового тона, сказал Крытов. –
Сразу после обеда мы проедем к моему человеку, там Вы подпишете
трудовое соглашение и получите деньги. Ну а теперь давайте обедать.
И тотчас же за столик вернулся Купавин, и тотчас же начали подносить
заказанные блюда, и они приступили к еде. Сева без умолку затрещал о том, какая великолепная охота в области у Сергея Спиридоновича и какой тот
замечательный стрелок. Тема эта Крытову понравилась, и он с
удовольствием поддержал её, рассказав несколько занимательных историй из
своего охотничьего опыта, и даже пригласил Илью Ивановича съездить с ним
на лося или кабана где-нибудь в конце октября. В общем, обед прошёл, как
выражались в подобных случаях советские журналисты, «в дружеской и
непринуждённой обстановке» .
Ровно в два часа они закончили. Аникин отметил, что ни за обед, ни за
кофе с Лизой, ни за «Реми» официанты счетов не подали. «Эх, Севушка!» – с
усмешкой вздохнул он про себя.
У гардероба их встретил телохранитель Крытова – детина в большей
степени широкая, нежели высокая, – а на загазованном воздухе –
разрываемое взвизгиванием, всхрипыванием и взлязгиванием неумолкающее
гудение Ленинского проспекта и Калужской площади. Аникин и Крытов
быстро распрощались с Купавиным («Созвонимся», - только и успел
пролепетать тот на ухо Аникину, сделав ударение на второе «о») и
направились к тёмно-серому шестисотому «мерседесу», припаркованному
напротив крыльца ресторана. Номера у автомобиля были немосковские.
- К гостинице «Россия», к западной стороне, - сказал Крытов, как только
телохранитель занял своё место рядом с водителем.
Ехали они молча. Крытов, включив подсветку, просматривал какие-то
бумаги, а Аникин, расслабившись, меланхолично взирал на город. Сознание
его почти не работало – он отдыхал. Только картинка перед глазами и
приятное ощущение комфорта. В автомобиле такого класса ощущаешь себя, как в маленькой уютной квартирке, которая, словно на воздушной подушке, бесшумно и мягко перелетает от светофора к светофору в нужном тебе
направлении. Городская же суматоха за толстыми тонированными окнами
воспринимается, будто из четвёртого измерения.
На Большой Якиманке как всегда был «вечный якиманский праздник»: почти никогда не рассасывающаяся в будни пробка от Калужской площади
до пересечения с Большой Полянкой. «Квартира на колёсах» погрузилась в
продвигающийся короткими рывками поток.
Вокруг теперь были только железные бока и запылённые стёкла, за