Слушь, Надюш, а у тебя там свободно сегодня и сейчас? До девяти?!
Отлично! Да, до девяти-то, будь спок, мы всяко уложимся! Всё, жди, дорогая, вылетаем… Илюша! Пристегни-ка ремешок!
Вот чего принципиально себе не представлял Севастьян Аркадьевич
Купавин, если сам попадал на место водителя, так это спокойной езды. Свою
манеру управления автомобилем он гордо называл «спортивной». Но если бы
он только резко разгонялся до сотни и свыше на участках между
светофорами и с визгом тормозил! Так он ведь ещё и подрезал всех, кого
только мог, устраивая настоящий «слалом» в густом городском потоке. Но и
это ещё пустяки – любимым его трюком были приводящие в ужас всех
окружающих ускорения по встречной полосе с включёнными фарами. Слово
«лихач» – лишь блеклый намёк на то, кем становился за рулём этот
респектабельный и очень спокойный по жизни господин.
Подобная гонка способна привести человека в чувство, в каком бы
состоянии он ни находился. Уже через несколько минут после того, как они
тронулись в путь, Аникин начал оживать. Ему казалось, что его элегантный
«Галант» ревел, как перегруженный породой огромный горный самосвал без
глушителя, а из глубокого и удобного сиденья его постоянно выбрасывало то
на дверцу, то на сумасшедшего водителя. На всякий случай, когда они по
недоразумению, как выразился Сева, остановились на светофоре, он всё-таки
пристегнул ремень. Илья Иванович знал: взывать к бухгалтерской
рассудительности Купавина в данном случае было бесполезно – Сева по-
другому ездить просто не умел.
Окончательно он пришёл в себя, когда они выскочили на Лужнецкий
мост. Сейчас это самый обыкновенный московский мост, отлично
заасфальтированный и ничем не отличающийся от всех других московских
мостов. А тогда! Не существовало в мире подвесок, которые были бы не по
зубам Лужнецкому мосту весной девяносто восьмого года!
- Нет! Ну тут ехать просто нельзя! Тут надо лететь! Иначе колеса
отвалятся! – воскликнул Купавин и выжал сто сорок, продолжая при этом
вилять между автомобилями, как между флажками на горнолыжной трассе.
- Послушайте, водитель, а Ваша фамилия не Сапожник? – уже пытался
шутить Аникин, когда они опять притормозили у светофора недалеко от
цирка.
- Нет, я Севка Купавин со Звонарского переулка! Советский Союз!
Шумахеры отдыхают! – и он опять «сделал» всех со светофора.
Через двадцать минут этот кошмар завершился у крыльца какого-то
одноэтажного строения, окружённого соснами, где-то в районе Внуково.
- Ну что Вы сидите, сэр? С приземлением! Можете выйти и поцеловать
почву – Вы снова стоите на ней, – сказал Купавин, заглушив двигатель.
Именно это и хотел сделать Аникин, как только понял, что всё, к
счастью, кончилось без существенных потерь, но, собравшись с духом, беспечно ответил:
- Ты разочаровал меня, шофёр, – я так надеялся, что приобрету за твой
счёт новый автомобиль!
- Ха! Ты думаешь, мне легко!
Строение, у которого они «приземлились», внутри оказалось небольшой
частной баней. Распоряжалась в ней приветливая миловидная блондинка лет
тридцати пяти, чуть располневшая, но ещё вполне способная вызвать
заинтересованный мужской взгляд. Звали её Надежда Петровна. Сева явно
был здесь завсегдатаем и знал что да как. Он без лишних слов расплатился с