Он просыпался, впадал в беспамятство, только ощущая мягкое убаюкивающее покачивание. Девочка несла его на руках. Он просыпался и засыпал и чувствовал только эти медленные гипнотические качели…
Сколько они так шли? Час или день или неделю? Почему она не уставала?
— Где мы? — Черников шевельнулся, осматриваясь вокруг. Он лежал на мраморном полу какого-то супермаркета бытовой технике. Внутри салона включен только дежурный свет. Кругом ряды с телевизорами, мониторами и другой электронной хренью. Слабость во всем теле отнимало последнее желание подняться, но голова прояснялась. Потом показалась девчонка с двумя кульками.
— Сейчас нормально поешь. Держала тебя на уколах.
— А где мы?
— Уже близко твоя локация. Это Кишинев 2020. Нашла "проходной" телевизор, он был в магазине.
— Нас не найдут?
— Сейчас глубокая ночь. Охранники крепко спят. Поставила блокировку на сигнализации и видеокамеры. Потом маскировочные поля. Ты сейчас невидимка. Потом решила сходить в магазин — тебе надо поесть. Ночью мало что работает, пока нашла дежурный маркет. Потом разбиралась с деньгами. Сняла что-то в банкомате. Продукты проверила только первичным анализом. Здесь, какая-та эпидемия, ходят в масках. Бактериологический, биохимический анализ крови — ничего критического… Главное я зарядилась по полной…
— Как тебя девочка звать?
— Назови меня как-нибудь. Мне не нравится мое последнее имя.
— А предпоследнее?
— Назови меня как-нибудь.
— Марфа.
— Это у вас называется шуткой?
— Эвелина.
— Неплохо. Эвелина Ганская, урожденная Ржевусская. «Ваша душа прожила века, милостивый государь, а между тем меня уверили, что Вы ещё молоды, и мне захотелось познакомиться с Вами"…
— Я это где-то слышал.
— Это из письма Эвелины Ганской Бальзаку, и я уверены — вы это помните.
— Почему вы уверенны, что я это помню? — Черников смутился от чудовищного допущения — Девочка ты читаешь мои мысли?
Они вышли наружу, когда проехал первый троллейбус. Она не боялась видеокамер и смогла открыть дверь, не прикасаясь к ним. Они распахнулись навстречу вопреки всем свои механическим, электронным засовам.
Черников не заметил в городском пейзаже радикальных изменений за минувшие двадцать лет. Больше машин. Поменялись вывески, но базар оставался на том же месте. По правде его мало интересовало кто сейчас у власти в Молдове, там, наверное, тоже поменялись вывески, но базар оставался на прежнем месте.
Они шли по центру города. Раннее утро. Рядом бойко шла эта пацанка. Она была грубо коротко стриженная, на ней болталось чуть длинное шерстяное платье слишком толстое для августа и намекавшее, что эта попрошайка ночь провела на улице. На ослепительном солнечном свете она чуть жмурилась, кожа лица была бледной, и глаза вдруг удивительно голубые, и совсем жалко смотрелись на ее ногах тапочки. Черникова примеряла с этим убогим подростком убеждённость в собственной ущербности: костлявый, дохлый небритый старик со своей внучкой выбрались из подвала погреться на солнышке, и потом позавтракать на помойке.
Они шли по центральной улице Кишинева, пересекли Бендерскую и Болгарскую. Некоторые светофоры обзавелись секундомерами, и это было забавно и философски: в сутолоке проспекта стоять, смотреть, как отсчитываются секунды, течет Время. Великолепна была тротуарная плитка. Они пересекли Армянскую, Хынчешть, улицу Еминеску, которая раньше была Комсомольская, и Черников хотел что-то сказать Эвелине, но не сказал, а хотел вспомнить: что здесь было кафе «Днестр»… Но ничего не сказал, да она и не спрашивала, а вполне возможна и все прочитала в мыслях. Они свернули на эту улицу Еминеску-Комсомольскую, прошли мимо бывшего Театра оперы, мимо бывшего Театрального кафе, мимо бывшей 15 школы, поднялись до улицы Киевской — «31 августа», остановились на улице Пушкина, возле Дома печати, и ждали зеленый свет. Через квартал попали в парк Пушкина и там присели, не сговариваясь, на скамейку (Черников снова подумал, что она похоже перехватила его желание присесть).
— Что будем делать? — спросил он.
— Нужно отсидеться, отлежаться. Ты очень плох. Нужна тотальная регенерация твоего организма.
— Интересно, а я жив в 2020?
— Я уже прокачала сети. Ты умер лет десять назад.
— А кто же тогда я сейчас? И что такое регенерация организма?
— Ты правильно понял — обновление, омоложение! Остановимся в мини-отеле. Здесь их много. Документы я сделаю. Сейчас подключусь к интернету. Мне нужно посмотреть, как выглядят паспорта. Тебе поменять имя? Не засыпай. Я, скажем, буду твоей внучкой…
Они поднялись несколько кварталов вверх. Черникова шатало, он уже ничего не хотел — только доползти до кровати.
Девочка шла, поддерживая старика, и он плохо помнил, как они оформлялись в гостинице. Договаривалась на английском девчонка, нагло, что-то втюхивала им, откуда-то возникшие, оказывается шведские паспорта, потом расплачивалась карточкой. В номере стояла двуспальная кровать, и Черников провалился в нее как в омут.
— Сколько мы здесь? — спросил Черников. Он оглянулся. Девочка сидела с телефоном в кресле у окна, закинув ноги на подоконник.
— Планета Земля сделала три оборота, — непонятно серьёзно или, шутя, сказала девчонка. На ней тот же толстый шерстяной свитер-платье. Чего она замерзла от кондиционера?
— Три дня что ли?
— Первый тест пройден. Субъект подает признаки сохраненного интеллекта. — она, улыбаясь, повернулась к нему.
Черников присмотрелся к девчонке, с нарастающим ужасом. Перед ним сидела другая девчонка — ему померещилась его подружка-попутчица из поезда 48 года. Они вместе ехали до Москвы, там расстались. И ее лицо все же было каким-то не полностью точным тем, а немножко другим, каким оно могло стать годом позже, а то и два. «Ну да это Солярис! Эта машина умеет менять внешность, бесконечная адаптивность, изменчивость, просканировала всю мою память, выбрала девочку, с которой я больше не встретился…»
— Я уверена, что тебе приятнее будет общаться с этой девочкой. А для меня это, как поменять одежду. За три дня ты, похоже, восстановился. Нам пора уходить отсюда, чтоб не привлекать внимание. Лучше уехать за город. Мне нужно сделать тебе переливание крови. Это будет твоя первая регенерация. Вообще первые регенерации самые эффективные — лет на двадцать — тридцать станешь моложе легко. Но следующие принудительные регенерации имеют плечо по короче и костыли нужны будут длиннее. После переливания, вместо крови будет другая плазма, которая откроет простор для перестройки организма: титановая прочность скелета, слух в диапазоне от ультразвука до инфразвука, зрение с переменным фокусным расстоянием, наконец, в коре головного мозга выращу биопроцессор. Кстати, вместо опухоли у тебя в голове и поместим компьютер.
За ними приехало вызванное такси с надписью и логотипом Яндекса. Они проехали мимо американского посольства, и машина вздрогнула на искусственной неровности спящего полицейского. Потом они уже спускались по Пушкина вниз, пересекли центральный проспект, все это было медленно, медленно с пробками на перекрестках и долгим стоянием у светофора,
Только за городом они выбрались на простор. Машина поехала с ветерком. Эвелина сидела спереди, пристегнутая ремнем, интересовалась у водителя — насколько экономична гибридная тойота.
Они остановились в каком-то селе. Девчонка сняла целый дом на окраине. Второй этаж был не достроен. За домом раскинулся небольшой сад, и в дальнем углу в заборе была калитка с тропинкой, ведущей к местной речушке.
— Что пообедаем, — предложил Черников, пройдясь по дому, сбросив сумку с одеждой, намекая, что кому-то надо идти в магазин.
— Никаких обедов перед переливанием. Она уложила Черникова в кровать, совсем нечистоплотно, даже не помыв рук, легким прикосновением воткнула пластиковую коктейльную трубочку сначала ему вену одним концом, а потом себе — другим, и он почувствовал как в сосудах, что-то зашипело щекотно, и ее жидкость-плазма потекла по его капиллярам.