Великосветский узелок
Пролетаем черту. С шелковой красной финишной лентой намертво какими-то дурнями привязанной к столбам. Лентой, окончательно ломающей нам пробитое лобовое стекло. Опять не додумали, а если по шее, а если стёкла в лицо…
Ни я, ни Луи-Рене не рискуем войти в поворот на Галерную. Сил нет ни на понты, ни на дрифт, ни на элементарное торможение. Так и выкатываемся, гасим скорость по Адмиралтейской набережной. Французы останавливаются чуть раньше, их авто явно тяжелее.
Люди бегут за нами, что-то кричат. Подбегают к французам, тащат их из машины, хлопают по плечам, обнимают, поздравляют, начинают качать. Победили.
К нам тоже бегут, впереди несётся князь Долгоруков, сверкая посеребренной шевелюрой. А еще говорят майоры не бегают… типа это в мирное время вызывает смех, а в военное — панику.
Вот вы видели бегущего князя? Нет, а я — видел! Подбегает, обнимает, целует дочь, как наседка прикрывает своим телом. Запыхавшийся, чуть отставший Дед, прикрывает княжну от толпы с другой стороны. Бегает медленно, но соображает однако быстро. Правильно, княжне только сейчас летать с развевающейся юбкой сверкая кружевными панталончиками для полного личного счастья не хватает.
Вспышки фотокамер. Набегающие люди, кричат, улыбаются, хлопают, окружают авто кольцом. Но после рева движка всё звуки доносятся как через вату. Меня дергают, хлопают, тянут, а я не могу отпустить руль, разжать руки. Пальцы свело. В конце концов, с выдранным с мясом, но так и не выпущенным рулем начинают как и французов кидать вверх. Раз, второй, стукаюсь обо что-то головой, из глаз искры, сознание плывёт. С каждым взлетом стартую всё выше, кажется, сейчас от усердия запустят в космос… или уронят в Неву. Паникую, пытаюсь орать, но тщетно!
После очередного стука моей головой об что-то железное приземляюсь уже в руки бойцов в стальных шапочках. Лейб-гвардия чуть опоздала, но седоусый дядька Черномор железной рукой наводит порядок.
— Жив? — Седоусый легонько трясет за плечо, пытаясь вернуть сознание на грешную землю.
Киваю. Вроде еще да. Бойцы аккуратно опускают на землю, кто-то укрывает теплым пледом, кто-то из вояк опять безуспешно пытается забрать руль. Сквозь кольцо гвардейцев бесцеремонно ввинчивается Дед, оттесняя какого-то совсем еще безусого паренька, хлопает по плечу, поздравляет, тоже тянет руль.
— Да отдай ты уже, чего вцепился? — смеется счастливый Данилыч. — посмейся, посмейся, пока адреналин гонки бурлит. Что скажешь про царские миллионы, где они, кто их вернет?
— Нне могу… Пальцы свело.
Дед хмыкает, но вроде понимает и начинает осторожно, по одному разгибать мои пальцы. Отбирает эту баранку. Вот все же интересные люди: как приспичит — людьми становятся, а чуть отпустит, думаю, опять через губу слова цедить будут.
Отобрав руль меня уводят к палаткам, наконец-то поят горячим чаем с коньяком, позволяют отогреться.
Прибежавший от Беккеля, Захар обломав всем счастье поведал, что учредительный комитет гонок в трудном положении. Мой последний рывок не прошел даром и финишировали мы с Панаром несмотря на все его потуги, как говорится, ноздря в ноздрю. А там ставки! Да еще какие!
Мертвых еще не утащили с трассы. Гонка еще продолжается, последним из неудачников еще круги нарезать и нарезать, только кому они уже интересны. А «Северное сияние» сияет — тут интрига — кто первый⁉ Множество знатных фамилий и великих родов уже в глотки друг другу вцепиться готовы. Доставились, доигрались и никто не готов уступать. Каждый свою правоту чует. Ну деньги уплывают мимо носа, мимо кармана. Уже почти свои деньги. У многих очень не маленькие деньги.
Разогрели мы высший свет…
Фотофиниша само собой тут еще нет… Я не присвоил, другие еще не придумали. «Все наши правы!» и «все не наши… не правы, короче!», жандармы и лейб-гвардия пока сдерживают позывы к мордобою, выяснению кто прав силой. Но толпа кипит, подогревая себя.
Дед умотал к Беккеру, учредитель ведь тоже. Князь Долгоруков наоборот протолкался к нам, таща испуганную дочь за собой. В кружок лейб-гвардии. Протолкался и выдохнул:
— Заварили кашу… Тут хоть безопаснее… — и оглянувшись на бурлящую, кричащую вокруг толпу тихо выдохнул, — Как бы палить не начали…
Пожимаю плечами, что тут сказать? Свет он знает лучше меня.
— У тебя оружие есть? — князь явно обеспокоен.
— Только ЛеФоше, — тайком показываю ему свой револьвер, незачем сейчас оружием светить, — и пять патронов.
— Не густо, а я пустой… думал на праздник едем. — Долгоруков кривится, оглядывает кипящее людское море, наклоняется ко мне и еле слышно шепчет, — Прошу, дочку прикрой если что…
— Тоже не на войну собирался, — и, молча, киваю на его вопрошающий взгляд. Что тут говорить.
Еще раз оглядываюсь, такой же как и у нас кружок «железноголовых» оберегает французов от «счастливого» высшего света.
Залезший на постамент к Петру усатый дядька из распорядителей гонок в рупор кричит, что результаты будут объявлены после финиша последнего участника, типа этикет русских гонок. Сообщение недовольно воспринимается толпой, но тут и там, раздаются голоса об уважении ко всем участникам гонок, что чуть снижает воинственный накал.
Только сразу появляются подпольные тотализаторы, вокруг уже бьются в заклад, кому присудят победу. Опять в лидерах французы, кто же на Руси своей бабе победу отдаст?
— Комитет тянет время, — шепчет князь Долгоруков, — надеются, что замерзнут и успокоятся? Не похоже на императора… что-то ещё стряслось…
Ждем. Между тем по одному, по два финишируют остальные участники гонок, приближая неминуемую развязку. Завязали мы с этим тотализатором гордиев узелок. Хрен разрубишь, завтра пол Петербурга схлестнется.
Через толпу к нам пылит под охраной двух дюжих жандармов Беккель. Лейб-гвардейцы кривятся такому соседству, не почину, но пропускают.
Оказывается, все проблемы тотализатора высшего света ерунда. Главное другое, главное — разлад среди царствующих особ. Герцог Отрандский, по примеру своего русского визави, на последнем круге гонки тоже решил подзаработать. Жадность, пардон, деловая хватка, взыграла. Видя отрыв Панар-Левассора, взял, да и бахнул два миллиона франков на победу французов. Надежное, так сказать, вложение капитала сделал. Подоил бы своего русского собрата, если б не мои финты.
Какая вожжа под хвост попала Фридриху Австрийскому никто не знает, но в пику французам на нас с княжной он тоже два миллиона марок поставил. На вторых-то в гонке! Да ещё и не фаворитов. Чем вот думал?
Что, как думаете, оставалось бедной британской девочке, принцессе Дармштадской? Показать, что бритты австронемцев испугались? Что у них в империи где не заходит солнце деньги кончились? Что французов один на один с русско-австрийским союзом бросили? Даже вопреки русским корням и немецкой бабке? Политика понеслась вперед здравомыслия, и юная принцесса, несмотря на уговоры, подкинула маслица в огонь — миллион фунтов стерлингов.
— А сейчас четыре коронованные фамилии свои денежки ждут, — от кисло-растерянной физиономии Беккеля, можно заработать оскомину, — фон Вале волосы на себе на… — Беккель вовремя затыкается, испуганно оглядывается, и уже не так экспрессивно продолжает. — рвет и меня клянёт на чем свет стоит. Ну и прошение на отставку пишет, — вздыхает и грустно продолжает, — и даже царевич Михаил не знает, что делать. Ушел к Дурново советоваться…
Кто-то из лейб-гвардейцев не выдерживает, возмущается: «Забрать себе, всех делов-то! Лягушатники продули, тут и ежу ясно! Лента-то на нашей машине! Вон сколько народу это кричит!».
Беккель психует, поворачивается к говоруну и шипит:
— Кредиты французские потом… — но, оглядываясь на жандармов и княжну, опять комкает фразу, сдерживается, — этой лентой накроются! Это в лучшем случае… — про войну тоже не договаривает. С бриттами. Которым сейчас Россия как кость в горле. Но и я, и князь, да и многие из неглупых гвардейцев, понимают, смурнеют. — Да и вон, половина кричит — француз выйграл!
— Ну тогда пусть французы выйграют, проблем-то, — дает очередной дельный совет говорливая «железная» шапочка, что окончательно выводит Беккера из себя.
— Скажи это министру финансов, он за просранный годовой бюджет тебе… — под скрежет вытягиваемой из ножен сабли Пауль Фридрихович все же снова находит в себе силы замолчать и «проглотить» фразу. Не его день сегодня, не его. Сабля под холодным взглядом седоусого тоже плюхается в ножны…
Вот и поигрались, называется, правящие фамилии. Развлеклись. Как бы теперь русская автогонка не вылилась в образование франко-британского военного союза против русско-австрийского конгломерата. И континентальную войну всех против России. Уступить сейчас, что тем, что другим — потерять и лицо, и очень приличные деньги.
И так не очень теплые отношения России и Британии на очередной кризисной точке. Чуть переполнится чаша — будет война. И кажется, та капля буду я. Ну и нашей кампании это, однозначно, припомнят. Припомнят при любом раскладе.
Невеста
«Железная» шапочка сегодня в ударе, походив, вокруг он толкает нашего Фридриховича и с умным видом выдает:
— Ну и чего тут думать? Объявить обоих гонщиков победителями, — оглядывается на княжну, чешет железный лоб и задумчиво тянет, — ну и княжну тоже!
Беккель устало смотрит на «эксперта» мировой политики, обречённо машет рукой. Однако от отвязаться у Беккеля от нравоучений не получается.
— Шикарная дивчина! — продолжает вояка, — Повезло же ему… — и, кивая на меня, завистливо причмокивает.
Несмотря на глобальные проблемы, Беккель от такого наглого увода невесты всё же «просыпается» и ехидно-озабоченно-удивленно интересуется:
— И чем же ему повезло?
— Ну так! Тааакая невеста! Красивая, боевая, богатая! — завистливо оглядывается на Долгорукову, снова причмокивает от восхищения и выдает очередной шедевр, — после результатов гонки о помолвке объявят! Сам слышал!
Князь Долгоруков хрюкает от неожидонности, а вот Беккель не знает, что делать. Стоит и переводит охреневший взгляд с меня на княжну. И рот, как выброшенная на берег рыба, открывает-закрывает. Открывает, силится что-то сказать, и снова закрывает.
Меня, как князя, кажется, сейчас пробьёт на ржач. Только мне смеяться нельзя, Беккель и так от постоянных стрессов туго соображает, а тут или инфаркт со мной схлопочет, либо придушит как Отелло… Прямо на глазах «Дездемоны» и гвардейцев.
Надо спасать ситуацию. Шагаю вперед, но не успеваю. Белый Беккель возмущенно кричит гвардейцу:
— Она моя невеста! Моя! Понял! Моя! — ещё чуть и будет брызгать слюной и пальцем в грудь гвардейцу тыкать. Достали мужика. Нашел, ё-моё, с кем спорить.
— Тююю… — гвардеец осматривает его с ног до головы, как букашку и выдает, — ты себя-то видел в зеркало? Кто она и кто ты…
— Да я… Да ты… Да он!
— Он вот герой! — отрезает железная шапочка, — Гонку выйграл! — гвардеец, приняв сдавленное хрюкание уже обоих Долгоруких за поддержку своей правоты, выдает, — Ты видел, как он легушатников на последнем повороте обошёл⁈ Вот! А мы видели! Сердце, ей Богу, в пятки ушло! Думали, в Неву улетят, утопнут! Ты б так смог? То-то!
Княжна уже смеется в голос, князь, красный как рак, подпрыгивает на месте и что-то мычит. Гвардейцы и жандармы лыбятся в усы. На Беккеля жалко смотреть, на нём такой политический груз, а тут еще и непробиваемому «умнику» в толпе доказывать кто жених, а кто невеста.
Пора прекращать этот балаган, хлопаю Фридриховича по плечу.
— Да шутит он, успокойся, — и, оглядываясь на гвардейцев, вдруг ловлю озарение, — слушай, а он же гений! Что в тотализаторе по поводу разделить победу? Разделить приз? А это же выход! Хрен с ним, никто не выйграет по-крупному, но ведь никого же не обделят, никого не обидят!
Беккелю требуется еще секунд десять, чтобы переключиться с «невесты» и оценить грандиозную простоту высказанной идеи. Доходит. Его уносит, походу чуть не снося нескольких гвардейцев.
Жандармы стартуют за ним, придерживая шашки. То ли охрана, то ли конвой, чтоб не сбежал. Вот и думай…
— Чего это он? — «железная» шапочка похоже так и не понял, не успел догнать.
— Свадьбу побежал к царю требовать отменить, — шучу я.
— А чего её императору отменять-то? Княжна чай не дура, — оглядывается на княжну, ловит насмешливый взгляд, но ничуть не смущается, подкручивает ус и готов продолжать…
— Ермоленко, хватит болтать! Охраняй лучше! — не выдерживает подошедший седоусый.
— Машину, вон, какую создал, все говорят… И ещё создаст! — гнёт свою линию гвардеец, отходя и чуть понижая голос, — гонку вон выиграл… да и советоваться этот хлыщ вон к нему бегает…
Я отхожу чуть в сторонку, хватит на сегодня мне приключений. Из этих-то как бы выбраться…
Где-то через полчаса гонщиков зовут к императорскому столу и учредительному комитету. Объявлять результаты гонки.
— Ну что, жених, проводи невестушку до Императора, должны же мы приз получить, — смеётся княжна, беря меня за руку.
Под смешки гвардейцев выгибаю руку и натыкаюсь на задумчивый взгляд князя Долгорукова.
Чек и поцелуй
Награждение как награждение. Только ни подиума с местами, ни обливания шампанским. Недодумали, да и холодно, однако.
А так все чинно, торжественно. Мы с французами решением учредительного комитета делим первое место — явили чудо народу, пришли вместе, второе место досталось тоже французам — экипажу Жоржа Леметра, ну а третье ожидаемо взял американец. При выбывшем Камиле Женатци не удивительно.
Даже приз нам решили на два экипажа не делить, каждый получил по заветной бумажечке в сто пятьдесят тысяч. Комитет из своих доходов решил не скупиться — выделил. И создал прецедент на будущее…
На вручение я к царю княжну вытолкнул. Ну не люблю я с мужиками целоваться, не люблю. А Танечка Николаевна после вручения чека, цветов и царского троекратного поцелуя в щечки раскраснелась аки алая роза. Красавица!
Правда, Николай, когда вручал, немножко прихреневшим выглядел. С его-то «щедрым» подарочком в десять тысяч на русское суперавто, наш приз его, похоже, откровенно сумой озадачил.
Да и второе-третье места с новенькими автомобилями от Фиат и Мерседес многих размахом в ступор вбили. И царя в том числе. Пробрало, на фоне таких призов, его чек на развитие отечественного автопрома как издёвкой теперь выглядел. Издевкой над своей жадностью. И это, похоже, он нам тоже не забудет…
Ну а потом, что потом. Естественно, и бал, и банкет. Естественно, в Зимнем. И я на нем оказался в идиотском положении.
У всех наряды. У мужской части — откуда-то и черные фраки, и мундиры нашлись. И куча орденов. У прекрасных половинок — платья. А меня вот предупредить о дресс-коде забыли, или нарочно, или специально.
Думал, даже не пустят, ага, как же, отечественного чемпиона-то. С кислыми мордами лиц охраны, но пустили.
Мой костюмчик с красной жилеткой в крупную клетку и черные узкие штаны в хромовые сапоги, а ля Шон Коннори из третьего горца, конечно, стильны. Фантастически стильны. Мне б еще его бородку… Но… клетчатая ворона в стае хищных императорских пингвинов смотрелась бы органичнее. Или попугаев.
Осталось только задрать нос и айсберг изображать.
Через час новая напасть. Николай похоже на радостях от несостоявшейся войны перебрал и уже третий раз подходил к Долгорукой. Благодарить и целовать. Да так что у княжны голова «разболелась». А папа-князь и Беккель даже отлучиться не могут — и «неприлично» одному, и «дела» другому.
У Пауля после неожиданно сваливгегося от царя на шею какого-то ордена в бриллиантах аудиенция одна за другой у дядек императора. То его мечту — Петербургский автомобильный клуб вызывают обсуждать. Да еще под эгидой императорского дома. То развитие отечественного автопрома, то финансы учредительного комитета считать. Он даже далеко от их императорского кабинета отойди не успевает, обратно дергают.
Пьют и обсуждают. Не лопнул бы будущий наш рогоносец… Третий забег пытается к заветным комнатам совершить. Перехватывают…
Князь тоже попал в оборот, его как главу богатого рода, да еще активно привлеченного к гонкам, привлекли к развитию программы двигателестроения. Пилить бюджет. Такое сладкое слово. Такое заманчивое и многообещающее. Отлучишься, и царь потом не простит и другие сразу от финансов ототрут…
Дед куда-то пропал, то ли красотки дворцовые похитили, то ли зеленому змию схватку проиграл…
Короче, у княжны Долгорукой задачка: есть юная княжна со слетевшим с «тормозов» царем, есть куча народа — валить надо, а везти домой девушку некому. Все заняты, у всех дел выше крыши. И ссат-с! Хоть одной по ночному городу домой отправляйся, на радость злодеям, грабителям и царствующим озабоченным насильникам. И сплетням.
Ну а я что? Я не занят. Ни связей, ни задач. От денег, естественно, оттерли. К делам, естественно, пока не припахали. Мимо ордена тоже пролетел. Поглазели и оставили пока в покое. Дамы пожамкали, потрогали, одна старушенция даже ниже пояса помяла. Видимо не понравилось — не той степени жесткости, хвала всем! Помяла, сморщилась и учапала в пространство. Потанцевать попробовали. Признали воняющим бензином, хоть и брутальным, но малоперспективным. Обозвали: одни — занудой, другие — молчуном, третьи, самые юные, — стариком. И отстали от игрушки. Надоела пока. Поэтому свободен как вольный ветер. Прикинул: царю не должен, ко мне его претензии будут тоже смехотворны — обязали-с меня и всё, кто я и кто княжна — да и жалко напарницу. Вот я и согласился проводить. Как напарник и друг.
Усадил. Машину, конечно, не взял, не с рёвом нашего движка девушку с «мигренью» домой везти. Хотя от погони уходить было бы самое то. Но не пустили б Долгорукую к машине. Двуколку вытряс со смирной лошадкой. Для себя. Вправо вожжи тянешь — вправо идет, влево — влево идет, обе тянешь — останавливается. Типа тормоз включается.
Выйхал и у крыльца, как и договаривались, вышедшую подышать княжну перехватил. «Нооо!» И повез пока все от наглости зевали. Под старт охранки в Зимний за консультациями я вывернул на Адмиралтейскую — дальше едешь ближе будешь. Ищите…
Погода фантастическая, как на заказ. Легкий ветерок гонит по светлеющему небу черные, набрякшие облака. Лошадка цокает копытами, неторопливо труся по Невскому. Ночь и фонари. В меру тепло и загадочно. Ну и темнота друг влюбленных.
В такую ночь только невинным девушкам признания делать и коварно совращать. Ну, или соблазнять. Это в меру их опытности. Только нельзя. Слишком разные мы в положениях в обществе. Слишком строгое общество. Патриархальное, слишком требовательное к женщинам. Сломать девчонке всё могу. Ну и мне прилетит — на всю оставшуюся короткую жизнь хватит, если и не копнут кто и откуда я. Проще мне нужно быть. Проще. Подальше от вершин власти валить надо, а я высунулся по самое не балуйся.
Да и «мигрень» у нее, шучу над собой…
— Иван Сергеич, давайте по городу немножко поездим? Просто покатаемся… Такая замечательная погода… голове легче становится… Не хочу домой, — и глазищами на меня так хлоп-хлоп.
Наверное, «выхлопом» надышалась, смеясь оправдываюсь перед собой. Пусть продышится свежим воздухом, может, и правда, голова пройдет.
Ну и желание женщины закон, а красивой женщины — еще и приятный закон. Я сыт и рядом бок юная очаровательная красавица греет, за руку обхватила, прижалась доверчиво. Что еще нужно нормальному мужчине, если рукам и мыслям волю нельзя не давать?
Нужно уметь не молчать.
Это когда ты юн и неопытен, ты скучный, зажатый собеседник. И теряешся в компании противоположного пола. Вся харизма к нахрапу сходит. Когда же у тебя за плечами полжизни поточных аудиторий и вереница студенток-третьекурсниц, то умение держать интерес уже в кровь впитывается, прирастает.
Вот мы с княжной и ездим бесцельно по ночному городу. Ненавязчиво развлекаю Танечку рассказами про фонари и машины, про Луну и звезды, про историю мира рассказываю немножко, ну и смешные истории из прошлой жизни, конечно. Ну и слушаю ее естественно, внимательно слушаю. Все женщины любят, когда их слушают и, самое главное, слышат…
Проезжая Фонтанку, вспоминаю когда-то слышанные куплеты:
Там, где Крюков канал
И Фонтанка река,
Словно брат и сестра, обнимаются,
От зари до зари
Там горят фонари,
Вереницей студенты шатаются.
Они горькую пьют,
Они песни поют,
И еще кое-чем занимаются.
Танечка Николаевна замирает, но потом трется щечкой о мое плечо…
— Как красиво… Вы настоящий поэт…
У дверей парадной княжна оборачивается ко мне. Я замираю на ступеньку чуть ниже, эта разница делает нас одинакового роста, и я любуюсь отражением фонарей в её глазищах.
— Спасибо тебе за победу… — шепчет княжна и целует меня в губы, — и за вечер!
Длинным, многообещающим и совсем не дружеским поцелуем.
Дамы и господа, продолжение завтра!) Не скупитесь на лайки)