Интерлюдия третья — Где-то там высоко…
— Николя, да успокойся, сядь! — смотря за мечущимся по кабинету собеседником, развалившийся в кресле крупный лысеющий мужчина закинул ногу на ногу и пригубил вина. — Никуда не денется от тебя эта княжна!
— Успокойся⁉ Да этот Беккелевский выкормыш вообще охренел! У МЕНЯ!.. МЕНЯ! бабу из под носа увел! И где??? В Зимнем!
— Ну и что? — крупный лениво пожал плечами. — Последняя у тебя что ли?
— Братик, вы там вообще? Серго с Андреем у меня Матильду отбили, уступил и простил! Осмелели? Думаете Николя зубы потерял⁉ Да? Теперь и этот плебей посмел увезти прямо из под носа! Да я его…
— И молодец, что посмел! Ты был слишком пьян и назойлив… Узнала бы твоя Аликс… или ты ее все-таки в монастырь решил спровадить?
— А…Очумел? — взъерошив волосы, русый тоже не мелкий мужчина с явно прослеживаемыми чертами семейного сходства со своим собеседником плюхнулся на диванчик. — Да я… Да мы… И что ты предлагаешь делать?
— Успокойся! А так герой увез княжну. Беккель с «носом», точнее с «рогами». Твоя ненаглядная Аликс и, что важно, Свет кости ему и ей, а не тебе по углам моют!
— Но… но я ее хочу! И вообще этот плебей… — русый, не совладав со своими эмоциями, снова вскочил.
— Как ты себе это представляешь? Хотя… — крупный пригладил усики. — хоти, кто тебе мешает? Пригласи на бал их с Беккелем…
— Этого⁉ ЭТОГО⁉
— Дурак, княжну!
— А…
— Что «А…»? Тебе как бал устроить рассказать? Сядь, я сказал! По «Северному сиянию» и устрой! Кстати и гонщика пригласи…
— Миша, ты издеваешься?
— Нет. Советую. Чтобы ты глупцом снова не выглядел.
— Он же ее опять увезет…
— Ну и отлично, Беккель его тогда сам забодает. И Долгорукая, спасая жениха, сама к тебе упадет! — крупный смеется. — Николя, ты ж помилуешь ее жениха?
— А…
— Помилуешь, ты ж добрый! Пару лет в ссылке отдохнет и помилуешь.
— Беккель… хм… а если не забодает?
— Ну тогда удавят и всех делов-то!.. — крупный на миг задумался. — Кстати это даже лучше… И сделать это нужно пока Паннар из Петербурга не уехал…
Оружейник
Топая по Звенигородской, напротив Егерских казарм, наткнулся на оружейную лавку охотничьего товарищества. Какой же мужчина не любит оружие? Естественно, решил зайти посмотреть.
Зашел. Стена увешана ружьями и карабинами. Вроде чем-то разнятся, но и чем-то неуловимо похожи. Одностволки, двустволки-курковки, карабины… Все в гравировке.
Боковые стены увешаны холодным оружием — переростками ножей. Кинжалы, сабли, шашки, эспадоны, палаши… глаза разбегаются от благородного дерева, лака, позолоты и драгоценных камней.
Прилавки завалены револьверами всех мастей и калибров: от дульнозарядных времен, наверное, еще Колумба и Петра, до вполне узнаваемых по фильмам ХХ века.
На стекле прилавка толстенный прейскурант Варшавского оружейного магазина В. Д. Рончевского от марта прошлого, 1903 года.
Ценники, как и прилавки, пестрят разнообразием — никогда не думал, что простая сабля может быть дороже револьвера. Или ружье дороже револьвера.
Зашедший поперед меня дядька, с виду мелкий приказчик или клерк, спокойно купил какое-то многоствольное чудо за 5 рублей и саблю за одиннадцать с половиной. Без всяких документов и разрешений…
Честно, столько оружия я не видел никогда в жизни и, кажется, я залип. Глазею. Увидел на прилавке револьвер, похожий на мой, только еще не убитый — вроде новенький. «Револьвер ЛеФоше… Бельгия… модель 1858 года… Цена 17 рублей и 20 патронов в подарок». Рядом аналогичный, только «…Российская империя… тульских оружейников Гольтяковых…» всего за 3,5 рубля.
Осмотрел прилавок — револьверы систем Нагана, Кольта, Смит-Вессона, Адамса, Лепажа, Гулье-Бланшара, Пидо-Кордье… Ё-моё, я таких названий-то не слышал.
Пока разглядывал, подошел владелец, пожилой усатый дядька.
— Не рекомендовал бы я вам эту модель. Не смотрите на цену, оружие выбирают не по цене.
С интересом поворачиваюсь. Несмотря на старость, дядька сохранил выправку, прямая спина, твердый взгляд, без подхалимажа. Военная косточка проглядывает даже сквозь приличный возраст и гражданскую одежду.
Приподнимаю бровь, изображая интерес.
— Револьвер ЛеФоше был хорош лет 20 назад. Сейчас можно взять модель и получше.
Интересуюсь его мнением, доставая свой револьвер и протягивая его рукоятью вперед. Дядька осторожно берет, пару минут молча, разглядывает. Сначала пренебрежительно, потом заглядывает в ствол, приподнимает брови, просит разрешения разобрать.
Киваю.
Очень быстро и профессионально разбирает, с интересом разглядывает дуло.
— Сам револьвер французского изготовления, сделан лет 30–35 назад, скорее всего для армии. Долго эксплуатировали, много стреляли. Износ, зазоры и люфты. Я б побоялся из него стрелять…
Я снова приподнимаю левую бровь в немом вопросе.
— Элементарно. Может разорвать… а вот ствол интересный. Я таких не видел.
— Поясните.
— Нарезов нет, но такое в старых несерийных моделях иногда было… Но ствол внутри поверх износа явно нарощён, а потом еще и похоже хромирован. Видите, металл разный на срезе! Как и где такое могли сделать со старым стволом я не знаю… Да и зачем?.. — и помолчав, добавил, — но всё равно, рекомендовал бы поменять.
Снова поднимаю в вопросе бровь. Дядька мне интересен, как, впрочем, обывателю интересен любой профи.
— Это не оружие уже, это пугач на один-два выстрела с неизвестными шансами, когда ствол рванёт. Позвольте вам посоветовать?
С интересом киваю.
— Если вы ищете добрую старую классику — M1873 Single Action Army. Куда чаще его узнают за «ироничным» прозвищем «миротворец». Почти 20 лет на вооружении армии САШС, сняты только в 1892 году. Мощнейший патрон.45 LongColt не оставит вашим врагам шансов…
— Прекрасный новый револьвер образца 1895 года системы Нагана в 3 линии, 6 патронов. Берите с самовзводом — он чуть дороже, но жизнь, сами понимаете, одна… Перезаряжать только долго. Но — хорошая машинка! В запас прикупите пару запасных барабанов и не знайте проблем…
Да, думаю, хорошая. Больше ста лет на вооружении в России вроде состоит. Хотя в моем времени только у отдельных вспомогательных служб уже, но… Показатель!
— Револьвер Смита-Вессона я бы лично вам не рекомендовал. — и, видя мой недоумевающий взгляд, пояснил, — Вам избыточно мощен. 4,2 линии. Не воевать же, да и модель Нагана поубойнее… Также, как и Маузер К98… хорош, но для армии. Тип 26 тоже не рекомендую — неплохая модель, но сейчас могут принять за японского шпиона. — и подмигивает.
— Если готовы к новаторству — возьмите Кольт М1903. Модель прошлого года. — и вытаскивает из-под прилавка любимый ствол Аль Капоне, — Нигде больше в Петербурге таких не найдете. Бескурковая пистоль на 6 патронов 0.32АРС. Перезаряд магазинный…
Как думаете, что я купил? Конечно Кольт! Ну и пару магазинов к нему. Недёшево, почти сто рублей! Взвод старыми ЛеФоше вооружить можно! Но обладание легендой грело душу.
Напоследок, дядька предлагает приходить пострелять в его тире — оружие любит практики. Ну и научить, разбирать, собирать, чистить. Решаю не откладывать в долгий ящик и попробовать сразу. Дядька кличет в лавку за прилавок пацана лет 13–14 из подсобки и приглашает меня в подвал.
Тир откровенно понравился. Уютно и удобно. Отстрелял, наверное, патронов сто. Под конец даже начал попадать в мишень.
Дядька показал и как правильно стрелять, и, потом, как разбирать и чистить пистолет. Ну и продал сразу комплект по уходу с жеребенком на тиснении футляра. Фирменный кольтовский. Делец! Правда и угостил бесплатно отменным кофе.
Почему-то думаю, по вечерам я буду здесь частым гостем. Понравилось.
Уже отхожу от лавки, когда в спину прилетает реплика оружейника:
— У Ягужинских есть доверенный человечек. Звали Савва-франт. Плохой человечек… Пару-тройку недель назад он пропал, Ягужинские неплохие деньги за информацию о нём объявили.
Холодея, поворачиваюсь и молча, поднимая бровь, жду продолжения.
— Этот револьвер Савва купил у меня в феврале…
По мордасам
Выходной после гонки пролетел незаметно. Хотя оружейник под конец, конечно, настроение подпортил. Вспомнилось и передумалось многое. И странные «пляски» непонятных людишек вокруг клуба, и мой странный загрызенный «крестник», и множество других вроде бы мелких странностей. Но к однозначному выводу так и не пришел: то ли этот сыр-бор из-за гонки, то ли я наследил и «движняки» пошли по мою попаданческую тушку.
На работу пришел первым. Не спалось. Весь день проторчал в гараже, сначала опять принимая поздравления, потом — тайком деля с Захаром наши ставки и проверяя спидстер. Ну и стекло ему заодно восстановили. Спидстеру, а не Захару. Боевая игрушка уже легендарной «Русской сирены» должна быть красивой, а не покоцаной и ломанной. Когда и где пригодиться кто знает…
Правда триплекс я клеить при Захаре не стал. Как-то жаба придушила все секреты выдавать, да и лень, если честно, было. Поэтому воткнули с моей подачи пока простое, типа наших оконных.
К обеду приехал невыспавшийся, злой и помятый Пауль Фридрихович. Уже где-то успевший хорошо принять на грудь. Вызвал к себе и полчаса полоскал мозги патетикой про императорское соизволение открыть Петербуржский автомобильный завод. Совместно с Фрезе. Видимо движки как у нас прикупить не смогли. Решили отечественные двухцилиндровые в двадцать пять лошадок пихать? Или это такая программа импортозамещения? Вот под эту бадягу и предложил Фридрихович, как и со спидстером, расписать план строительства завода.
Он-то уехал, а я засел за бумажки. Куда денешься. Со стороны кажется — есть послезнания будущего — тяп-ляп и сваял. Ага! Жизнь оказалось сложнее и прозаичнее. Того нет, другого нет и так по кругу. Одно за другое цепляется. Это уже не штучная показушная игрушка на которую полстраны пашет, это серия…
Там в будущем мне казалось: «Да какие проблемы? Знания, какие-никакие есть, производство организуем…» Размечтался! Копнул, снабженца нашего дернул и был очень неприятно удивлен. В Российской Империи реально не то, что движков серией не достать. Сталей-то своих почти нет. И добыча, и переработка, почитай, процентов на 70 иностранная. Монополисты иноземные всю местную «поросль» на корню душат. Используя административный ресурс. Французы так чуть ли не пинком двери прикормленных министерств открывают. Да и какая там переработка! Чугун гонят на запад, а оттуда уже металл назад везут… Да и с остальным та же безрадостная картина.
Айзик так и сказал: «За границей чевой надо достанем. Привезем. Правда втридорога. А с местными… с местными лучше не связываться!»
Но, вроде, выстроили цепочку. Правда, проковырялся до позднего вечера, составляя черновой пока план. Не идеальный, но в общих чертах сделал. Ну и в моем понимании не завод, конечно, а так — всё же получается мастерская мелкосерийного штучного производства. Если полсотни машин в месяц осилим, то уже великое достижение. Но лиха беда начала. Главное, чтоб не задушили на корню начинание наши верхи…
Однако, делу время, но и домой надо…
Выходя с черного входа и закрывая клуб, услышал шорох за грудой старого локомобиля. Припоминая приключения на Лиговской, сердце ухнуло в пятки, а я дернулся за кольтом и чуть не начал с перепугу палить. Хорошо хоть, успел разглядеть в сумерках худенькую фигурку княжны.
— И…ик… Иван Сергеич, это я… не стреляйте… пожалуйста!
— Упс! Княжна, конечно не буду… но нельзя же так людей пугать!
— Я такая страшная, да? — быстро же оклемалась и в наступление пошла, а у самой еще глазищи в пол лица! Кто тут кого больше испугал большой вопрос похоже.
— Танечка Николаевна, и что вы в такое позднее время тут в переулке одна делаете? — а сам, хоть и прячу кольт в кобуру, а глазенками тоже по переулку стреляю. Не нравятся, ой, не нравятся мне усилившиеся движняки вокруг меня в последнее время…
— Я… мы… мы Паулем получили приглашение на Императорский бал! Вот… хотела Пауля…
— Ого! Поздравляю, пэтому вы за локомобилем прятались?
— Нет… Я его не найду… Весть день ищу… Он от меня сегодня как будто прячется… а швейцар у парадной сказал, что его нет… думала он в гараже, хотела отсюда зайти… Вот!
Короче, походу понятно, что ничего не понятно. Видимо, классическая женская народная забава: сама придумала, сама обиделась и в конце концов себя так накрутила, что сама расплакалась. Теперь вокруг все виноваты. Ну что ж, будем успокаивать невестушку будущего компаньона и пусть будет «просто боевую подругу». «Прекрасный шанс налаживать мосты с власть имущими, так сказать» — вякнула проскользнувшая меркантильно-ехидная мыслишка. Ага. Только с улицы сначала уйдем — а то свидетелей-доброжелателей наберется, насочиняют, в уши надуют, а мне потом устраивай корриду с ревнивым Беккелем. Он и так после «жениха» на гонке пыхтит, кровавым взглядом на меня косит и копытом постукивает…
— Танечка Николаевна, пойдемте в клуб! Вы согреетесь, чайка горячего попьете, а то совсем замерзли тут, а я вам извозчика домой поймаю…
— И… Иван Сергеевич, я… я не могу!
— Почему? Ключ у меня, клуб открыт!
— А… а там никого нет! — а сама от меня пятится.
— И? Ну и что, я сам вам чай сделаю, — постепенно начинаю понимать, что ничего не понимаю, — Я конечно не спец по английским или китайским чайным церемониям, но обещаю, чай будет горячий, душистый! С мятой и липовым медом!
— Нн…нет! — а сама соплями шмыгает!
— Почему?
— Вы… — княжна неожиданно алеет как маков цвет, все же какая она еще по сути своей мелкая девчонка. — Мне нельзя!
— Почему ж, княжна? Я приглашаю.
— Нельзя!
— Да, почему же? Объясните!
— Нельзя!.. Вы ко мне приставать будете! Вот! Весь свет теперь об этом говорит! — и глазищами хлоп-хлоп!
Не ожидал, такого пассажа еще позавчерашней боевой подруги и чуть не заржал в голос. Но нельзя, тут для меня шаг влево, шаг вправо — смертельная обида на всю жизнь! А с ее-то возможностями, может оказаться на слишком короткую мою жизнь. Поэтому, пытаясь удержать рвущийся ржач и состряпав предельно серьезное лицо, отвечаю:
— Ну что вы Ваша светлость! Я до десяти вечера к девушкам не пристаю, вот после десяти — вам бы стоило опасаться, а сейчас, к сожалению, только восемь! Так что вы в абсолютной безопасности!
— А почему к сожалению?
Вот егоза женского роду, думаю. Замерзла до соплей, все лицо в разводах от слез, носом шмыгает, а комплименты на автомате из меня вытрясает, как долги черные риэлторы!
— Так к такой жемчужине будет рад поприставать любой, кто мнит себя мужчиной!
— А вы мните?
— Мну…
— Чего мнете? — ох, детка, что тебе тут можно ответить!
— Мужчиной мну…
— Так не говорят! — а сама хихикает, — И вообще вы сочиняете, чтобы меня заинтриговать!
— Ну что вы княжна! Чистая правда!
— А почему вы на ночных гонках не приставали? Там же после десяти было!
— Полагаю, там руки были рулем заняты, а в мыслях приставал, еще как приставал!
— Ну сударь вы и нахал! — улыбается, — …А вы полагаете или опять мните?
— Мну…
Смеется, ледок вроде растоплен.
— Иван Сергеевич, давно хотела спросить, а у вас… а у вас девушка есть? — ага. Извечный женский вопрос. Чуть что они на него всегда переключаются. Независимо от возраста.
— Нет, княжна, нету.
— Ну… вы такой видный мужчина, а девушки нет… А почему?
— Жена запрещает!
— Ааа… аааа… поняяяятно… вы женаты, значит…
Женат ли я? Хороший вопрос. Там был женат. А тут жена, походу, еще не родилась. Даже тещи с тестем еще в проекте нет, хорошо, если деды уже пешком под стол ходят… Поэтому считать меня женатым или нет? Не знаю… Дилемма.
— Мню, что еще не женат…
— Мните?
— Ага, княжна! Мну!
— Вы со своим «мню-мну» меня вообще запутали! — от активной мыслительной деятельности моя собеседница аж притопывает, — Жена, значит, есть, но вы еще не женаты, это как? — княжна, опять видимо, до чего-то додумавшись, прищуривается и выдает, — Или вы над мною издеваетесь?
— Ну что вы Ваша светлость! Как я могу? Просто она еще, что будет моей женой, не знает. — а про себя смеюсь: «Конечно, как ей знать? Не родилась еще. Малявка».
— А вы, значит, знаете? — и взгляд, как прищур судьи! Вот как так женщины умеют. Посмотрела и как рентгеном посветила!
— Конечно!
— Вы так уверены?
— Абсолютно!
Зависла. Только головку туда-сюда наклоняет и так изучающе меня рассматривает, как будто я ее только что замуж позвал. А она не знает, что делать. Хотя диалог с учетом гоночной предыстории и правда двусмысленный получился. Я даже в шутку подумал: «Старик, как крутиться будешь, если скажет: „Да, любимый! Я так счастлива!“?».
— А у вас баранки к чаю есть? — женский многозадачный компьютер под названием мозг опять без предупреждения щелкнул и переключился на новую задачу. Тут главное успеть за его переключениями, не затупить.
— Нет, баранок нету, — улыбаюсь я, — вот чего нет, того нет… Зато есть пряники!
— Тульские?
— Ну почему сразу тульские? Тульские черствые, представляете сколько их везли в столицу? У нас пряники мягкие, петербуржские!
Короче уговорил. Зашли. Свечи в дежурном канделябре зажег. Княжна, только в зеркало свой потекший боевой раскрас увидела, ахнула и в дамскую комнату упорхнула, конфисковав у меня подсвечник.
Точнее комната-то не дамская, а просто господская. Для остальных деревянный «скворечник» во дворах предназначен. Но это детали…
Морально обобранный, в потемках потопал чайник греть, да обещанный чай заваривать. Тоже не быстрый тут процесс. Пока печку пóнову растапливал да воду грел, даже мысля закралась, может электрический чайник изобрести? Только сначала электричество в клуб провести и свет нормальный сделать, а то пока в гараже лампу керосиновую искал чувствительно коленом об какие-то разбросанные железки приложился…
В общем, несмотря ни на что мы с Танечкой Николаевной управились быстро и случайно почти синхронно. Я, потому что печка была еще горячей, да и чайник не остыл, она… глядя на выплывшую аки лебедь из заветной дверцы чопорную великосветскую даму с задранным к верху чуть припухшим еще шмыгающим носиком закралась мысля, что может и не случайно синхронно… кто-то торопился, а кто-то и точно подгадал выход?
Парадный кабинет с сервированным на скорую руку чайным столиком княжна пренебрегает и требует отвести к теплой печке. Мои возражения, что личные покои Беккеля закрыты, и у меня сейчас есть доступ только к печке мастерской, также царственно игнорятся. Я же, типа морально раздавленный ее умозаключениями и обвинениями в занудстве, нарциссизме и эгоизме, в итоге плетусь за ней с врученным подсвечником освещать путь. С мыслями «нахрена мне всё это надо?» и предчувствием пятой точкой надвигающихся «приключений».
Устроив княжну на стуле у приоткрытой дверцы, вновь пышущей жаром буржуйки, отправляюсь за приготовленными в парадной чайными принадлежностями. Только княжна просит погасить лампу — пахнет и у нее голова болит — а мне идти с канделябром. Она, де и с печкой не побоится в мастерской посидеть. Желание дамы закон, тем более керосином от лампы и правда здорово воняет.
Возвращаясь с чайником и стаканами в подстаканниках, накрываю на ближайшем верстаке.
— Иван Сергеевич, а вас не смутит помочь мне снять сапожки? А то они промокли, и я сильно замерзла…
Почему б не помочь? Не по возрасту, но в ее плащике и, думаю, парадном платье с корсетом и не нагнешся по-хорошему, да и мне не зазорно поухаживать, встав на колено перед такой хорошенькой девушкой.
Только стянув с нее правый хлюпающий сапожок я понимаю — болван! Ладно, сумрак виноват, девчонка не гонор гонит, просто промокла, добираясь по стылым лужам, ну и замерзла до «ой, мама, не балуйся». Поэтому удерживая ножку заодно стягиваю и мокрый то ли длинный носочек, то ли короткую гольфу. В ответ взвизгнувшая княжна вырывается и отскакивает к стенке:
— Вы что творите?!!
— Мокрые носки снимаю…
— Кто вам разрешал носки трогать⁉
— Княжна, они мокрые…
— Пальто и платье тоже мокрые и что⁈
— Вы предлагаете и платье снять? Замаааанчиво!
— А… а… а… Нахал!
— Абсолютно с вами согласен, Ваша светлость! Нахал! Еще какой нахал, хотя про платье, заметьте, это вы предложили! Но несмотря на это мокрые носки мы сейчас все равно снимем! А сами будем пить горячий чай и сушится!
— Нет! Не подходите, я закричу!
— Да, пожалуйста! Кричите… сколько хотите, а мокрые носки мы все равно снимем! А то вы вместо Императорского бала заболеете и попадете в больницу! — и не давая вставить возмущенные слова, — А виноват я буду!
То ли угрозы заболеть, то ли всё-таки пропустить бал действуют, кто их женщин поймет, и я все-таки уговариваю княжну вновь устроиться на стуле и стянуть с нее второй сапог с таким же мокрющим носком. Задерживая дернувшуюся ледяную щиколотку у себя в руках, смотрю в испуганные глазищи.
— Танечка Николаевна, вы, как хотите, а я сейчас буду растирать вам лодыжки спиртом. Судя по их состоянию, будет больно, но так надо!
В ответ на протестующий писк княжны забираю ее сапожки и носочки к печке — сушить. Ну и отправляюсь к своему шкафчику за давно оставленной там кофтой из моего будущего и припрятанной от мастеровых бутылью самогона.
— Ваша светлость, как не печально, спирта нет — буду самогоном растирать. И потом их в кофту завернем.
Немного попрепиравшись и даже тихо поругавшись, вручаю княжне в руки стакан парящего чая и банку меда. А сам присев на корточки все же забираю ее ножки к себе на колени. Щедро плескаю самогона и начинаю растирать, восстанавливая кровоток и заставляя краснеть кожу. Это не массаж, поэтому, как только кожа краснеет, а княжна перестает дергаться от колющих иголочек восстанавливающейся чувствительности нервов, заворачиваю лодыжки в кофту.
— Все, Ваше светлость! Теперь пьем чай, греемся и сохнем!
— Спасибо Иван Сергеевич и… простите! Я о вас плохо подумала.
— Ну я ж сказал — до десяти не пристаю.
Ну а дальше под треск угольков начался поток нескончаемых вопросов: «А вы пряник обещали…», «А почему вы мед тоже не кушаете?..», «Одна ложка? А давайте по очереди мед моей ложкой кушать?..», «А вы правда с меня б платье могли снять?..», «А расскажете что-нибудь про себя?..» — в ответ на ранее выданную еще Деду легенду — «Ну так не интересно, вы ничего не рассказываете…», «А расскажите что-нибудь интересное…». Ну я и сначала в шутку, а потом и увлекшись зарассказывался историей про Малыша и Карлсона, который живет на крыше. На банке варенья уже ближе к полуночи в парадной раздались бряцание дверью и пьяные голоса шумной компании, в которых узнаются реплики и Беккеля с Дедом.
Ахнувшая княжна бледнеет и шепчет что-то типа «Ой мамочка, скандал-то какой теперь точно будет!», я ж на пару секунд подвисаю, пока просекаю всю пикантность и неоднозначность ситуации в текущих реалиях. Ночь, свечи, самогон, мастерская, я и княжна. И как ни крути, но никому уже не докажешь, что жених точно не рогоносный…
Репутации Долгорукой моральный кирдык! Мне кстати тоже кирдык. Или точнее капец на букву «Пэ», только полный и физический. Один олень сейчас прям тут будет… забадывать, однако. Хотя с капец я может и поспешил, шесть пилюль кольта и запасной магазин могут и не мне дырок насверлить. Несовместимых с боданием. Главное помнить, что лучше плохо сидеть, чем в земле хорошо лежать…
Только потом мне все равно кирдык придет. Ну или в бега… Не вариант! А какой вариант, княжну под кровать или на балкон? Так нет их… В шкаф? А вот это вариант!
И откуда только силы и резвость взялись? Пока в прихожей топали, смеялись и искали свечи, хватаю в охапку пискнувшую княжну и несусь к шкафчику Архипа. Он там все равно, кроме пресловутого болта ничего не хранит. Ну и впихиваю туда без всякого пиетету сгибая в три погибели доставшуюся мне княжескую особу. Благо — хрупкая, с трудом, но помещается вся!
Под скрип открывающейся двери еще успеваю притворить дверку и метнуться к стулу, сделав вид что только встаю, приветствуя дорогих хозяев. Спрятать остальные следы ночной посиделки уже не успеваю: самогон, стаканы и мед остаются на верстаке, как и пыхтящий чайник на буржуйке. Ввалившаяся компания из Беккеля, Деда, какого-то бородатого мужика в расшитом погонами и аксельбантами мундире, да стайки восторженно пищащих девиц, немножко смущаются неожиданно застав меня любимого. Беккель даже замирает в двери, вылупившись на меня как лунь на тень отца Гамлета. Но подталкиваемый в мягкие тылы очередной мадмуазелью, тоже оказывается впихнут в мастерскую.
Сразу становится шумно. Дед за обшлаг утаскивает обундиренного к спидстеру. Хвастать своим инженерным гением. Туда же лезет и большая часть верещащей и охающей женской стайки.
А вот самого Беккеля качает ко мне.
— И… Ик… Иван ты чего здесь делаешь? — хорошо набравшийся Пауль качается, но хватаясь за крутящуюся рядом девицу умудряется удержать равновесие.
— Да вот у спидстера стекло восстановил, ну и план автомобильного завода смотрел…
— Сделал?
— Да, стекло встало, как родное… — махаю рукой на поблескивающий в отблесках свечей спидстер, и пока все инстинктивно отвлекаются, да таращатся в темноту, ногой толкаю сапожки княжны от буржуйки поглубже в тень под верстак.
— Да хрен на стекло, что с планом? — под хихикание девицы, Пауль, дыша винным перегаром, пытается поймать меня за лацканы пиджака. Чуть отступаю назад, чтоб не схватил, но тут же приходится ловить и поддерживать, чтобы теперь уже не упал. Хозяин, чтоб его…
— Тоже сделал, — если положить руку на сердце, почти сделал, там бы еще и конвейерную сборку сразу расписать стоит, но не пьяным же это рассказывать? — Вон на полке положил… то есть поклал. — хм, не поняли.
Пауля по кривой уносит к полке, где он, матерясь и постоянно хватаясь за показушно подставляющуюся под облапывания мадмуазельку, начинает листать страницы.
Зато на место Беккеля черт приносит разухарившегося Деда, которому тоже неймется выяснить, чем же я тут в середине ночи маюсь. В ответ на «Работаю. План для Пауля Фридриховича делал…» Дед неожиданно звереет и орет:
— Врешь, сукин ты сын! Стакан в помаде тоже твой⁈ За дурака меня держать вздумал?!! Бабу ты сюда приводил! — и хрясь мне по морде! — под одобрямс осоловелого бородатого павлина. Ну и конечно же — под восторженные ахи поддатой кодлы.
Мне! По морде⁉ От вспыхнувшей ярости у меня неожиданно темнеет в глазах и сознание чуть не тонет в звериной злобе! Честно, еще миг и положил бы их там! Даже без кольта, простой какой-нибудь железякой забил бы! В фарш замесил! Или зубами загрыз! Но, отрезвила мысль, что потом с будет, если тут еще и княжну найдут. Поэтому утирая юшку, стою. Молчу. Только зубами скриплю.
— Еще раз бабу сюда приведешь вышвырну как паршивого пса! Понял? Да и запомни, тварь безродная, тебе здесь не Европа! А то решил с благородными ровняться… — он, что-то там еще вещает, а меня трясет от ярости… от второго тычка я ухожу назад, рвя дистанцию. За верстак. Сорвусь, походу.
На мое мордобитие под восторженные писки пьяной кодлы отвлекается от попыток чтива и Беккель.
— Виктор Вильгельмович, Иван Данилыч да отстаньте от Ивана, стоит на него время тратить! Пойдемте лучше ко мне в апартаменты! У меня таааакой ямайский ром! Сударыни, будете ром?
При слове «ром» бородатый что-то мычит и на автопилоте сворачивает к Беккелю. Деду ничего не остается как подхватиться за ним, зло бросив мне через плечо: «Убрал чтоб тут!». Ссука… и ради этих тварей я пыжился, выигрывая гонку? Стою, киплю, смотрю.
Уходящий последним Беккель, вцепившись в косяк долго пытается сфокусировать на мне взгляд, трясет бумажками плана и шипит:
— План сделал я! Запомнил?
Не понимаю. Присвоить что ли хочет? Зло смотрю на него, а он пьяно ржет и тыкая за спину пальцем громко шепчет:
— Это фон Вале, беби! Понял кто я здесь теперь?.. — и, лыбясь, хлопает дверью.
Живчики… и Малыш
Только я к шкафчику с княжной дернулся под утихающие шаги Беккеля, как дверь снова распахнулась и в мастерскую втекли два очень шустрых господина. Как шарики ртути. В светских серых и неброских костюмах. С несветскими повадками.
Один обтек меня, как мячик. Прокатившись по всему помещению и сунув свой нос в каждый угол. А второй наскочил на меня, и я сам не понял, как оказался надежно зафиксирован и уткнут носом в верстак. Резко и больно. И походу опять расквашенным носом. Не везет сегодня носу.
Первый, пролетев мастерскую, шепнул мне за спину: «Пусто». Но второго, видимо, это не удовлетворило.
— Тихо! Баба где?
Ага, баба… Милок, тебя за «баба» как бы не разжаловали в рядовые бодигарды! И вообще, так я тебе и сказал! Но прострелившая боль в заломленной руке прерывает полет фантазии.
— Ушла, что невидно? Очки купи! — Хрен они княжну найдут без шума. Шкафчиков много, в половине хлама до верха. Грохоту будет…
— Поумничай тут! — злой шепот, ну и затрещина. Шлепнут? Или украдут? Вспоминая боевики и шаловливую юность пытаюсь дернуться, вывернуться. Ну моментально рот оказывается зажат волосатой ладонью, а мне очень жестко прилетает по правой почке. Скручивает от боли.
— Сказал же не дергаться! Так понятнее?
Осторожно киваю. Понятнее…
Первый, уже подскочивший к нам, кивает на верх. На что меня рывком разворачивает ко второму.
— Тихо чтоб мне! Барона здесь не видел! Понял?
Не понимаю, туплю и задаю глупейший вопрос: «Какого барона?».
— Молодец… Если, что барона видел кому сбрехнешь — закопаем! Понял?
Не понял. Но на всякий случай киваю. По почкам не хочу…
Первый шепчет:
— Чтоб как мышка тут сидел! — и оба исчезают за дверью. Бесшумно, как и появились. Как ветер. Призраки…
Ниндзя, блин! Это, что охрана? Охраняет, или компромат подчищают?.. И железок до хрена вокруг валялось, и ствол в кобуре до сих пор болтается, а я отгреб люлей. Непринужденно и мимолетом. Обидно даже, как ребенок от больших злых дядь.
Барон… Фон Вале? Точно! Как его там… Виктор какой-то… Знакомое что-то в голове вертится, но не врубаюсь. Опять адреналиновый отходняк.
Осторожно разгибаюсь, не зная за что держаться: то ли за повторно разбитый нос, то ли за простреливающий болью бок. Но и рассиживаться, жалея себя, сейчас тоже не время. Пока шустрики за дверьми скачут, княжну нужно отсюда по-тихому выводить, а то и правда одним носом можно и не отделаться.
Княжна-княжной, но в первую очередь кряхтя подпираю дверь прихваченным от печки стулом. а то разбегались тут нежданчики и каждый меня в нос ткнуть норовит. Нахрен-нахрен!
Заодно и носочки княжны прихватываю. О, и высохли, и никто в суете не заметил… Однако, а на самом видном месте ж были!
Открываю шкафчик, а там моя боевая подруга белая-белая. Кулачок прикусила и дрожит. На гонке, когда стреляли, или в повороты спидстер кидал, такой не была. А тут — до жути испуганный мышонок! Пытаюсь вытащить, а она упирается. Назад в шкафчик забивается!
И что мне с ней делать? Завизжит сейчас и тогда точно понесется веселье. И не вытаскивать подло…
Выковырял, притянул, к себе прижал. Молчит. Уткнулась носом в подмышку, а саму трясет. Погладил. Успокаивается? Нифига! И как быть? Ладно, время дорого, но придется продолжить.
Минут через пять умудрился княжну оторвать от себя. Ну почти оторвать. Прижимается, но хотя бы лицо перестала мне под мышку прятать.
— И… вввван Сс…еич, дай ва…во… воды!
Дал. Только не воды, а самогона. Спирт лучше стресс снимет. Грамм после ста насильно отобрал бутылку, а то ну его — развезет. И так много успела выхлебать. Как воду!
— Испугалась? — не зная куда деть бутылку — кашляющая и зажимающая ладошкой рот княжна не отпускает, а до верстаков не дотянешся, — затыкаю и сую в карман пальто.
— А ты типа нет? Это ж фон Вале!
— Вале, не Вале… да хоть Люба… какая разница? Княжна, ты чего так испугалась-то?
— Ты что не знаешь? — княжна, похоже, так удивилась, что даже бояться забыла. Машу отрицательно головой — пусть лучше отвлечется от страхов.
— Он начальник Отдельного корпуса! — и видя мое непонимание, горячо, глотая окончания шепчет — Жандармов! Ходят слухи… у него люди даже очень знатных старых родов стали пропадать! Его в Петербурге сейчас все боятся!
Упс. То-то фамилия знакомой показалась. Это ж наш гоночный протежею Опять жандармы, значит. Понятно почему Беккель разухарился так. Дружка-покровителя, значит, весомого завел. Кинуть и засадить, подумывает, значит. Только выглядит это как-то мелко. По пацанячьи или больше по крысячьи. Ладно, поживем — увидим.
То ли задумавшись, то ли потому, что княжна выпуклостями ко мне сильно прижалась ляпнул, не подумав:
— Малыш! Вале он там или жандарм не Вале, тебя он не видел и поэтому тебе сейчас нечего бояться! Поняла? — кивает, хорошо уже. — И чтоб дальше так же было, нам нужно по-тихому отсюда исчезнуть! Чтоб никто не увидел! Хорошо?
— Хорошо, мой рыцарь! — Упс! Давно убедился — все женщины по умолчанию заразы! А чуть перестают бояться — заразы вдвойне! И ошибок нам не спускают! Никаких и никогда…
Но это уже лирика. Послестрессовый адреналиновый отходняк начинается и у княжны. И пока он не вошел в силу и не накрыл окончательно, отсюда исчезнуть однозначно надо! Поэтому сгружаю из объятий княжну попой на Архипов верстак, бесцеремонно ловлю ножки и быстро напяливаю носочки. Проходит без писка и ложной скромности. Успеваю даже подумать, что сейчас юбки уже самой княжной поддернуты значительно выше, чем стоило. Эх, раньше б так! Буду считать компенсацией за пострадавший нос. Не давая себе растечься мыслью по прекрасным изгибам, ныряю за сапожками. Далеко под верстак запихал. Но нашел и вытащил. Чуть влажноваты еще, но уже не хлюпают. Сойдет.
На автомате прячу стаканы в свой шкафчик и замираю возле печки. Залить или наоборот, раскидать угли? Трясу головой — вряд ли пожар решить все проблемы, слишком много народа меня сегодня здесь видело. Не прокатит… все равно придется возвращаться и думать, как быть. Но валить, валить, похоже и мне отсюда нужно!
Заливаю печку с сожелением.
Возле подпертой стулом двери ловлю княжну.
— Не туда Ваша светлость! Нам через гаражные ворота в переулок! И я первый! — не хватало нам еще с резкими шустриками столкнуться. Почка и так болит знатно.
— Малыш!
— Что?
— Простите Танечка Николаевна…
— Лучше зови Малыш. Мне нравится!.. А ты будешь моим рыцарем! Только это будет наш большой секрет. — тихо-тихо смеется и, похоже, флиртует. Куда я попал? — Веди мой рыцарь! — осмелела, а только что трясло и оторвать не мог. Или это самогон в прекрасную головку ей ударил?
Веди… Хорошо, только шарфиком лицо княжны сначала до глаз все же прикрыл. Не принято? А пофиг! Зато не узнают сходу. И выглянул в приоткрытую калитку ворот. Никого. Темно. Только Владимирский светится, но мы лучше уйдем дворами. Нам проспекты сегодня противопоказаны. Главное на прикрытие этого Вале не нарваться. Или странную гопоту…
Притягиваю княжну к себе. Прижимая девушку в тень воротины, закрываю дверь. Ловлю доверчиво поданную мне девичью ладошку. Всё, ходу! Ускользаем!..
Интерлюдия четвертая — Набережная Мойки, дворец напротив острова Новая Голландия
— Владимир Николаевич, что по артефактам выяснили? По тем, что люди от Виктора Вильгельмовича передали?
— Те яйца, Ваша светлость, оказались совсем и не яйцами Фаберже, и не часами… Из-за них группа моих лучших экспертов Богу преставилась. Только ключик-колечко вытащили как яйцо и рвануло! Да сильно так! С потолка мозги и кишки соскребали… Второе смогли разобрать. Да… адская машинка… алюминиевый корпус яйца внутри наполнен тринитротолуолом. Это германская новая взрывчатка, они его вместо пикриновой кислоты в снарядах стали с прошлого года использовать. Пока не продают. Никому. Ну а прикрученная трубка — пружинный взрыватель с фиксацией этим колечком. Интересная конструкция. И убойная… Только какой псих ее так раскрашивать придумал…
— Значит германцы?
— Не обязательно, Ваша светлость. Американцы уже вроде тоже ее производить стали.
— Мда… что еще по этим «яйцам» выяснили?
— Номерные они. И номера на обоих «яйцах» разные. А значит серией выпускались. Правда очень ограниченной. Четыре цифры и не с нуля начинаются. Думаю это номер изделия. А значит их уже несколько тысяч выпустить где-то успели. А вот буквы потом странные, наши киррилические «УЗРГ». Что они значат и кем нанесены — не известно. Ни германцы, ни американцы так свою продукцию никогда не маркировали… Корпус из неизвестного сплава алюминия с медью. Дорогая штучка для простой бомбы.
— По остальным артефактам что?
— Стекла почти обычные, судя по срезу в Академии предполагают — этот артефакт был большой рамой. Только стекло-то обычное, но ровное очень. И чистоты изготовления высокой. Рама из алюминия. Тоже… Что значит надпись предположить не смогли. Одежда из хлопка, пропитанная пятнами серого красителя. Сапог тот короткий — кожаный с каучуковой подошвой. Барон Краузкопф увидев сапог очень заинтересовался. Заявил: «Это просто гениально!». Как понял, так никто не делал.
— Мда…не густо! Что по омоложению и старению?
— Сила круга, как и докладывал, сошла на нет на второй неделе. Омолодиться или состариться — это была чистая лотерея, причем с шансами где-то 1 к 5. На все меньший возраст. Начальные предельные значения- лет на 30. Логику найти не смогли.
— Повторно подопытных загоняли?
— Да. Шансы те же. 1 к 5. Могли и снова омолодиться и наоборот. Состариться.
— Понятно… — мужчина в гражданском кителе еле заметно облегченно выдохнул, зато напрягся военный. — Да, Ваше сиятельство. Почти сразу. Это Иван Камнев. Работает у Беккеле в автоклубе. Выделялся сильно по началу, да и документов не было.
— Взяли? Что на допросах сказал?
— Нет, Ваше сиятельство! Он «Северное сияние» вместе с Паулем Беккелем организовывал. Ну и гонщиком «Русской сирены был»…
— Виктор Вильгельмович, Вы что, его к гонке, к Императорским семьям допускали? Вы вообще заигрались⁉ Вам отставки из Корпуса мало?
Военный подскочил:
— Никак нет, Ваше императорское сиятельство! Александр Михайлович! Он был под приглядом, да и к царствующим особам его близко не подпускали!
— А на награждении⁉ Там же Император вручал! Или вы Империи в войну ввергнуть хотели⁉
— Виноват! — военный вытянулся еще, хотя казалось бы больше некуда.
— Вы… вы. — воспрашающий властный русый мужчина так и не нашелся, что сказать. Глубоко вздохнул и, успокаиваясь, медленно выдохнул. — После гонок-то почему не взяли?
— Так он это… завод автомобильный… Императорский строит!
— …Ъ! С вашей долей да⁉
— Никак нет Ваша императорское сиятельство! С долей Великого князя Михаила Александровича!
— Задержать его! Только без шума теперь уже! Слухов нам еще не хватало… — и уже успокаиваясь. — Будут тут еще непонятные пришельцы по нашей столице шастать…
— Слушаюсь Ваше императорское сиятельство! Я…
Растерявшего весь лоск военного беспардонно перебивает человек почти сливающийся своими темными одеждами с тенью угла кабинета:
— Ваше императорское сиятельство, а вы уверены, что пролезшая через эту дыру сущность относится к роду людскому?
— Владыко, а вы сомневаетесь?
— Ну только явившись в наш мир эта сущность в облике людском не блага раздавать стала, а три трупа сделала! Да и те, с нею попавшие, не ею ли убиенны?
— Мда, Владыко, умеете вы жути нагнать. И кто же он?
— Не знаю, Ваша светлость. Но пусть в этом деле жандармам фон Валя надзирающие Церкви подсобят.
— Надзирающие?
— Да, Ваше императорское сиятельство. Надзирающие. Через седьмицу должны уже прибыть. Максимум дней через десять. Пусть жандармы всё же подождут их…
Философия неудачника: кто-то что-то теряет, кто-то что-то находит
Ночные разборки и Беккель с Дедом, и я делаем вид, что не помним. Типа этого не было. Хотя я разбитый нос и унижения не забыл, да и намеки угроз этой гоп-компании тоже. Да и они, думаю, тоже. Кружим как волки друг вокруг друга. Думаем, как укусить побольнее и самим не подставиться. Ну и себе побольше урвать.
Только я выкать перестал. А они и на трезвую проглотили. Тоже симптомчик, значит нет в них той хваленой силы.
А так, гонка закончена, цейтнот спал. Царствующие особы хотя и почти без выйгрыша остались моими стараниями, но лиц не потеряли. Ни те, не другие. Даже политические преференции, вроде, получили. Но это от меня оказалось далеко. Оттёрли и забыли. Не прорвался к царствующей семейке.
Зато Беккель в фаворе, в Зимний как домой ездит, глядишь, новый титул обломится. Если, конечно, автомобильный завод в Петербурге построит. План, на строительство которого, я ему по собственной дурости на халяву рассчитал и расписал. Одно радует, хорошо хоть идею конвейерной сборки не подарил.
Мой спидстер со значительно более простым и слабым движком Фрезе и удлиненным для второго, заднего дивана кузовом выпускать будут. Только я в пролете во всех вопросах. И когда этот шустрик успел на себя все права зарегистрировать? Так что я никто в этом проекте и звать меня никак. Что, в принципе, мне ночью доходчиво и объяснили… еще и в зубы дали, чтоб место свое знал!
Одно радует, с призового чека с гонок мне пятая часть с трудом, но досталась. Остальное пришлось разделить между княжной и этой сладкой парочкой: Паулем и Дедом. Типа это только благодаря их заслугам я и гонку выйграл, и машину собрал. Крохоборы… С пятистами-то штуками чистого дохода на счетах учредительного комитета…
Правда, я всё же еще почти пять штук на ставках тотализатора поднял. Используя, так сказать, инсайдерскую информацию заставил Захара ставки нужные сделать. Всех моих сбережений.
Только это кроме меня и Захара никто не знает. Может, конечно, и его тайная революционная ячейка в курсе. Но мне то неведомо. Пустые бланки паспортов подогнали — спасибо — пока расстались и не контачим. Кстати может из-за Захаровских революционеров вокруг меня «танцы» странной гопоты? Не знаю, слишком мало данных…
Ну и мастеровым, которые помогали, я проставился и по два десятка рублей премиальных от себя лично выдал. Вот без них бы точно ничего не добились…
На следующий день Захар на работу грустный и молчаливый пришел. Разговорили, оказалось вчера хотел гонорар в заначку положить и перед женой спалился. Конфисковала.
— Умный муж показывает жене, где лежит заначка. Это бережет климат в семье… и основную заначку! — просвещаю неудачника.
Смеются. Им смешно, а мне тоскливо. Где-то там семья, друзья. А здесь я вроде среди людей, а один. Как в стеклянной банке законсервирован. Даже водки выпить не с кем! Шаг вправо, шаг влево, спалился и кто его знает, что ожидать. Точно только, что ничего хорошего.
А ещё к Беккелю приезжает княжна. Причем приезжает так, что всегда его не застает. Пьет с Дедом чай у него в кабинете. Потом уезжает, не дождавшись. Зачем, не понимаю. Н это их верхнесословные закидоны.
Сегодня вот меня зовут, рассказать о перспективах завода. Издевается Дед, сссу… благородное сословие, подчеркнуть пытается, что они с Беккелем тут хозяева, а я никто и звать меня…
Поживем еще, увидим. Земля круглая, за углом встретимся… да и семнадцатый год не за горами. Аукнется… Рассказываю больше княжне, не Деду, она-то ни в чём не виновата.
Послушав, княжна собирается домой, ну а Дед чуть с коньячком перебрал — качается. Поэтому высокая миссия проводить до кареты будущую хозяйку выпадает мне.
Спускаемся, провожаю княжну. Она в пролете в самом темном углу замирает, останавливается. Оборачиваюсь. Жду. Стоит, на меня смотрит, глазищами хлопает:
— Иван Сергеевич, я каждый раз сама целоваться должна начинать?.. Вааань, ну поцелуй меня! — и слезы в глазах.
Вот так тормозом меня никогда девушки не обзывали. Бесчувственным чурбаком — да, озабоченным придурком — тоже… Но так ненавязчиво тормозом — никогда…
Что тут делать, что?.. Пока мозг думает, тело принимает решение само — шагаю вперед и осторожно ловлю губы княжны. В ответ сразу жаркий истосковавшийся поцелуй, еще чуть и до крови. И голос Деда сверху:
— Княжна, что случилось?..
— Иван Данилович, мне что-то у вас тут в глаз попало! Помогите мне… жжёт! Иван, да помогите же быстрее!
Что мне тут остается, только поддакнуть:
— Иван Данилыч, чем там орать, идите сюда, помогите лучше… — про себя, правда, добавляю: «…лучше вали отсюда!»
Не свалил. Вдвоём рассматриваем прекрасные глазищи Танечки… Николаевны. Крутим то к окну, то от окна.
— Я ничего не вижу, княжна повернитесь… — еще б ты тут что-нибудь, думаю, кроме рогов Беккеля увидел, старый козел, такой кайф обломал…
Пока Дед несуществующую соринку выглядывает, княжна еще меня погладить успевает — точно, адреналиновая наркоманка!
— Кажется, убрали.
Дед, всё ж в угоду своим амбициям или, не доверяя мне, решает проводить до экипажа княжну сам. Покачиваясь, топает впереди, дорогу, видимо, указывает. На что я облегченно целую ей пальчики поданной на прощание ручки и отчаливаю в кабинет. На повороте ловлю озорной взгляд княжны и тайком от Деда показанный язычок…
Бизнес тормозных колодок
Кручусь уже почти неделю. Беккель, на что хлыщ из высшего сословия, но и свою даже копейку не упустил — научил его на свою голову. Открыл на базе клуба бизнес по установке новых тормозов. Беккелитов. Прославился. И, оказывается, патент на себя уже оформить успел. А я — вновь пролетел.
Только бумажку охранную он получть-то получил, а нюансов не просёк. Да и про тормозуху думает, что это касторовое масло. Думаю к зиме сюрприз ему будет.
А пока у нас кооперация — я ставлю — ему реклама и половина дохода. Вторая половина моя, но и работа с материалами тоже мои. Согласился.
Одно радует — где комплектующие брал, не говорил, а то и отсюда б оттерли. Ну и оплата работникам моя тоже. Короче почти все издержки… Просто им некогда искать, вот я и востребован. Пока.
Оттереть — придет время — ототрут. Это понятно. Но секрет тормозухи я с собой однозначно унесу. Пусть претензии по перемерзшим тормозам компенсируют.
Пауль который Фридрихович заходит каждый вечер, вежливо поздороваться, новости узнать, про здоровье своей курочки-рябы не забывает интересоваться… белая кость… на идейки новые на халяву рассчитывает. Только обломись! И так нормально подарил…
От желающих проапгрейдится после гонки отбоя нет. Даже и не думал, что в Петербурге сейчас столько машин. Или это и из Европы гонят? Пара клиентов активно на скандинавском между собой чирикала. Хотя тут это тоже не показатель, вон Финляндия вообще Российской губернией оказалась. Или и у нас так было?
И цена на тормоза кусачая, 10 золотых червонцев — 100 рублей — очень большие деньги по местным меркам, а люди рвутся. Мастеровые в клубе зашиваются, уже в две смены работают.
Но за очередь клиенты всё равно почему-то меня, а не Деда чуть за горло не берут. Лучше б его, мне отказать вот страшно — тааакие фамилии, — и очередь сдвинуть тоже страшно. Дед посмотрел на мои мучения с очередным дядькой великосветских кровей, с титулом да регалиями, да посоветовал. Видимо и ему страшно с этой кодлой связываться.
— Ты, Иван, — говорит — доску повесь, не жмись, купи. Такую как в школе.
Смотрю на него, не догоняю. Или опять подкалывает? Так не должен вроде бы, гешефт и ему с этого бизнеса капает… и проблемы, и не маленькие по местным меркам!
— Что-то сегодня голова не работает, ты б подсказал.
Сбился, спрашивает:
— Вся?
— Что вся?
— Вся голова не работает, говорю? — не понял, он, что распереживался что ли? Так не надо зуботычины в мою голову тыкать!
— Не вся, конечно. Половина. Есть могу… Поясни-ка про доску.
— А… Ну что ж ты, Сергеич, умник же! Разлинуй доску, да фамилии в очереди пиши. Каждого нового снизу дописывай. Наглядно увидят — отстанут.
— И что? Что помешает князьям Вяземским, допустим, или Пожарским подвинуть шведа Ольстерна или там простых дворян Дубровских?
— Вот умный ты вроде, а не наш! Как будто из Америки… может ты шпиён сасшовский?.. — и, печально посмотрев, продолжил, — Шпиён… не похож ты на шпиона… С Луны свалился, что ли… Где ты здесь простых видишь?
Стою, думаю опять палюсь. Но молчу, продолжения жду. Не ухватываю идею.
— Дуэли дружок, дуэли. Перестреляются… за оскорбление сочтут, что подвинули и перестреляются. Это тебе не мужицкое твое племя сиволапое. Тут честь!.. Или еще что похлеще придумают… великосветские козни-то никто не отменял. Но это не твои уже проблемы.
Не поверил, жду розыгрыша, но повесил, расчертил, написал фамилии. Вы не поверите, как отшёпали — приехали, зашли, вписались, ушли. На меня как шапку-невидимку надели.
Но денежки капают, четыре сотни золотых червонцев каждый день. А иногда и до семи — как получится.
К пятнице задумался над вопросом, что со сбережениями делать. Уже под шестьдесят тысяч рублей вместе с остатками призовых. Золото конечно от инфляции не растает, да и не ограбят на Владимирском. Тут городовых больше, чем гуляющих. Но и от банального воровства никто не застрахован. Да и держать здесь чревато, оставить всё можно вмиг.
Закопать? Не, это как-то глупо и не по-нашему. Деньги должны работать? Свое дело открыть? Открою может, но позже… пока смысла нет, доход стабильный, да и личину на время поменять будет нелишне…
Акций прикупить? В воюющей империи? Рискованно. Да и не спец я в этом вопросе — пролечу, скорее всего. Остается банк. Вспомнил про мизерные запасы российского императорского банка — тоже желание пропало. Хотя, а почему банк обязан быть российским?
Да и куда «пропасть» думаю…
Недетские забавы
Погулял вечером по Невскому, сходил снова к Петру, зрачки его сердечками попытался поразглядывать. Нихрена! То ли зрение не восстановилось до конца, то ли блоггеры врали, то ли Петр не из моей истории. Расстроился…
Прошелся по Большой и Малой морским. Банк на банке. Полюбовался на здания воротил русского финансового мира: Русский для внешней торговли банк, Санкт-Петербургский международный коммерческий банк, Азовско-Донской коммерческий банк, Русский торгово-промышленный банк, банкирский дом «Г. Вавельберг»… Все «маааааленькие» такие, многоэтажные махины с колонами и барельефами.
По пути на углу Садовой и какого-то переулка заглянул в фотоателье Карла Буллы, зачем — сам не знаю, селфи, наверное, сделать захотелось. Ну захотелось — сделал. Сунул в карман пальто. Может княжне карточку подарю, пусть любуется?
Как уже говорил, Беккель с Дедом днями и ночами пропадают в Зимнем, то ли у цесаревича, то ли у кого ещё. Один раз и меня брали, зачем вот только не понял. Никуда не пустили. Постоял в уголке, даже присесть не пригласили, вот и вся поездка.
Подивился причудам богатых — цесаревичу автомобильную горку прямо внутри дворца строят. Но это явные закидоны уже похоже…
Из плюсов — поймать моих типа «хозяев» практически невозможно. Решают вопросы по строительству «Русского императорского автомобильного завода». Ну а теперь регулярно приезжающую княжну приходится мне встречать и развлекать. По паре раз в день…
Приглашаю в приемную со всем пиететом к будущей хозяйке, ну а там… там Танечка попадает в мои объятия. На колени ко мне лезет, глаза закрывает и самозабвенно обниматься. Всё-таки это такое наслаждение, целоваться в запой, как в юности.
Не любовь. Жизнь от того, что эта «подруга» замуж выйдет, не кончится, небо на землю не рухнет, но будоражит, зараза, кровь! Тянет.
Конечно, с одной стороны ситуация напрягает, как-то не по-людски, но с другой… С другой рога не у меня, пусть будущий муж переживает. Не друзья и даже не товарищи.
Так… враги и временные компаньоны. И ему и мне это понятно. Завод запустит, в высший свет окончательно впрыгнет и… опять я для него черной костью стану. Выпереть на улицу скорее всего мечтает, за пережитые страхи, унижения и проблемы. Или ещё жандармов натравить захочет. Или пришлёпнут по-тихому, где прикажут, что вероятнее. Но пока я нужен. И мне деньги хоть уже и не сильно нужны. Но пока тихо и подумать где легализоваться время вроде есть. Терпим друг друга… ждем момента.
Короче махнул рукой я на терзания совести и просто наслаждаюсь. Княжна, а что княжна, не первая любовница и не последняя на этом грешном свете. Да и не любовница ещё, так — хулиганка.
Целуюсь, рукам свободу дать пытаюсь. Только Танечка дальше поцелуев и обнимашек не пускает. Попку через юбку погладить, но только через юбку. Помять. Но осторожно!
Максимум шейку и грудку в декольте поцеловать. Ну за ушком можно и нужно — ей нравится. Дальше — ни-ни, только после свадьбы. Железная леди.
Нахулиганится, нацелуется до опухших губ, наёрзается и уходит довольная. Опять «не дождалась милого» приехавшая красавица, страдает бедная. Все её жалеют, а мне потом ходить тяжко. Желание перевешивает, крови организму на все головы не хватает.
Вот и сегодня княжна нахулиганилась и домой собралась — папаша, князь Долгорукий за нею прибыл.
Передал печальную, опять не дождавшуюся любимого жениха, невестушку отцу, дверь придержал, высокое семейство выпуская, и потопал в кабинет. Нервное возбуждение коньячком шустовским снимать. Не обеднеет Дед от раскуроченных запасов.
Пора с этим перевозбуждением что-то решать, не мальчик уже столько времени взведенным бегать. Спермотоксикоз по мозгам существенно стучать начал… Или с хулиганством. Приятно, но не более…
Налил на два пальца в стакан янтарного напитка, глотнул благородной жидкости и зад в кресло опустил. На сумочку княжны. Забыла, похоже, от переизбытка чувств, жениха ожидая.
Пришлось оторвать зад от уютного кресла и топать отдавать, пока Долгорукие не уехали.
Уже за ручку взялся, дверь открывать, когда услышал еле слышный разговорчик:
— Пап, мне надоело то за этим козлом Паулем бегать, то с Иваном как какой-то дворовой девке по углам обжиматься. Когда это закончится?
— Танечка, дочка… Потерпи, скоро Танюш, скоро. Скоро всё решим…
Ну и за дверь с той стороны взялись. Еле успел на пару метров назад как молодой сайгак сигануть…
Банки
В воскресенье решился — зашел в Азовско-Донской банк на Большой морской. Два здания. 3 и 5. Ага, в холле золота больше чем в мое время в Форт-Нокс. Подумалось, что слишком фешенебельно, если что случится, сюда и не пустят. Но клерка насчет условий вкладов попытал. И даже почти позволил клерку себя уболтать, но увидев вышедшего из элитных кабинок князя Долгорукого, желание мое пропало. Не вдохновило…
Шустро вылетел — князь вроде не заметил. Прошелся по другим, уже внимательно поглядывая по сторонам. Кажется, случайность…
Остановился на Русском торгово-промышленном, тоже на Большой морской, 15. В зачатке операционного зала представительные дядьки, услужливые клерки и ни одной девушки… Феминистки свободны, отдыхайте!
Только зашел, оглянуться не успел, один такой услужливый рядом материализовался:
— Что хотели-с уважаемый господин? Мы можем вам предложить…
И дальше как из пулемета! Вторая Анка-пулеметчица мужского роду. Может Петькой будет? Зарождающийся поток спама перебил анекдотом:
— Почему говорят, что дикие птицы яйца откладывают, а домашние — несут?
Завис мой «Петька», вылупился, программа дала сбой — реклама тоже зависла.
— Всё очевидно: домашние птицы несут — потому что для тебя, а дикие откладывают — потому что для себя. Я вот тоже деньги в банк — несу, а для себя — откладываю…
Лучше спам-машину сразу сломать, чем потом через эти завалы пробиваться. Стоит, замер, потом на лице проступила тень улыбки. Проступила и исчезла, сменившись снова маской.
— Господин хочет сделать вклад? У нас самые лучшие условия в Санкт-Петербурге, наши вклады дают 4 процента…
Опять прерываю:
— Уйду, пора вкладывать деньги в водку. Больше нигде не предложат гарантированные 40 процентов!
Смеётся, замолкает. Спрашивает уже по-человечески:
— Вы желаете что-то конкретное? — умный мальчик, глупый бы еще про юмор добавил. Этот просёк.
— Вклад на предъявителя на условиях максимальной сохранности, — подумав, добавляю, — и банковскую ячейку.
Открыл счет на пробу на пять тысяч рублей на предъявителя. Полученную чековую книжку убрал в предоставленную банком в подарок к счету ячейку. Сервис! Туда же для веса, наверное, сунул и оказавшийся в кармане ЛеФоше. Пусть как история останется, толку мало от него, а спалил знатно — пусть лучше тут полежит. Ключ себе забрал. На цепочку пока к обручальному кольцу повесил.
С клерком расстались почти по-товарищески. Еще б — червонец чаевых! Расценочки…
Все яйца в одну корзину ложить, или класть — мне можно, всю жизнь в Казахстане, россияне даже казахом в будущем звали, — не рискнул, помня российскую историю.
На Невском, на углу набережной Мойки зашел в «агентство» французского Crеdit Lyonnais.
— Мсье желает взять кредит?
Улыбнулся:
— Бонжур, нет мсье желает открыть счёт, — и, глядя на улыбнувшегося француза почему-то представил жену и детей, затосковал… Решение пришло неожиданно, поэтому добавлил, — но с дополнительными условиями снятия.
— Мсье хочет что-то особенное?
Припоминаю бабочку Бредбери, поэтому чуть усложняю условия. При мне семья ничего не получала, значит, береженого, как говорится…:
— Да, я хочу положить сумму с правом снятия конкретными людьми после 2025 года. И чтобы ваше агентство их информировало об этой возможности. Само. — и, предупреждаю, — Я продублирую.
— Мсье нас хочет обидеть, он нам не доверяет?
— Не обижайтесь. Ничего личного, только бизнес.
— Интересная фраза, я запомню! Ваша?
— Ну что вы, мсье. Это сказал Габриель Аль Капоне…
— Не слышал о нем, итальянец?
— Да, почти… Американец…
— Писатель? Итальянцы стали писать неплохие книги, конечно не как французы, но…
— Ну что Вы. Он гангстер… — француз напрягается, собирается и совсем по-другому осматривает меня. Ни найдя ничего похожего на оружие чуть расслабляется — странный русский, видимо, шутит.
— Именно после 2025 года? Раньше нельзя? — после небольшой задумчивости француз начинает светиться, он раскусил розыгрыш это русского!
— Вы абсолютно правы. — я тоже вежливо улыбаюсь в ответ, — Ими — только после 2025 года. Мною — в любое время, но это вряд ли будет.
— И мсье знает этих людей? — он откровенно доволен, день удался. Сегодня у него будет, чем увлечь юных прелестниц. Тайны-тайнами, но чудаковатые северяне так загадочны, а девушки любят романтические истории…
— Это не главное, главное, чтобы они знали, кто передал. Вот моя фотокарточка. — я сдержанно улыбаюсь. Пусть думает, что хочет, главное — чтобы выполнил условия.
— И большую сумму мсье хочет положить на такой срок? — француз улыбается, ожидая финальный аккорд. Ему понравилась шутка.
— Вклад нужно разместить в Швейцарии. Это обязательное условие. Только там. — Выкладываю из мешочка перед ним на лакированную столешницу 5 столбиков из 30 золотых кружочков. Двойных империалов. 3000 рублей или почти пять кило золота. Честно, даже вздохнул с облегчением, таскать этот груз сегодня замучился. Курс к франку 37,1 копейки. Больше 8000 франков.
Это уже не смешно, француз не понимает — такими суммами в Европе уже не шутят. Улыбка сползает с его лица.
— Мсье знает что-то, что должны знать мы? — мой собеседник предельно серьезен, — Мы заплатим.
Ого, он даже имеет право решать? Знаю-то я, знаю, но делиться этим нельзя. И даже сомнения оставить нельзя. Поэтому, заговорщицки подмигиваю и обламываю:
— Нет, это условие наследования. Я выполняю. Дед был шутник, теперь моя очередь шутить…
Выдерживаю долгий испытующий взгляд. Глаза в глаза. Главное быть абсолютно уверенным. «Верь мне» срабатывает. Француз явно разочарован, хотя и пытается это скрыть. Он только что прикоснулся в Великой тайне, а тайна оказалась пустым пшиком. Шуткой северных варваров. Одной из их непонятных шуток. Печально.
Разговор сам собой смолкает. Быстро заполняем договор, вписываем полные данные моей семьи: имена, фамилии, даты рождения и место — несуществующий город Костанай. Вот через сотню лет озадачены будут…
Всё заполняю на русском и английском. Француз морщится, но пишет. Не любят лягушатники бриттов, только кто ж их любит? Соглашаемся на 3 % годовых должно набежать порядка ста тысяч рублей. По меркам начала двадцатого века очень-очень приличная сумма. Если в золоте, конечно.
Отдельно требую прописать штрафные санкции, заслуживая недоуменный, но уважительный взгляд оппонента. За дополнительные условия агентство «сдирает» с меня еще 200 рублей. Оплаты за обслуживание счета нет. Банкиры ещё не придумали брать плату за положенные деньги. Они просто «жмутся» в процентах. И подсказывать я им не собираюсь…
Подписали. Довольный, но жутко уставший, выхожу на Невский. Пора домой.
Выхожу и нос к носу сталкиваюсь с княжной Танечкой Долгорукой. Банков, что ли в Питере мало, что везде на их семейство натыкаюсь?
— Мой рыцарь, как хорошо, что я тебя встретила! — это я немного в ступоре от встречи, а Танечка реагирует мгновенно и тянет меня к стоящей закрытой карете, — давай не на Проспекте.
— Княжна, Татьяна Николаевна, у меня еще тут делишки, — держу улыбку, осторожно освобождаю руку от цепких пальчиков. Мне, почему-то после вчерашнего подслушанного разговора жутко не хочется в этот её лакированный «ящик». Попахивает банальным захватом. И ни Ле Фоше уже, ни нового Кольта с собой нет — пустой. Только штука золотыми монетами в мешочке…
Или это паранойя от подслушанного разговора взыграла? Так Долгорукие, вроде, не в курсе от моих знаний. Знания — это мои печали. Морду кирпичом и поприветливее с девушкой, поприветливее! Счастья на лицо побольше…
— Ваань, хорошо, что я тебя встретила без Пауля. Поедем к нам, папенька хочет с тобой поговорить, — легкая тень чуть набегает на ее лицо, но чуть тряхнув головкой и воровато стрельнув глазками по сторонам, княжна улыбается и требовательно подставляет губки для поцелуя.
У меня даже глаза на лоб чуть не полезли! На Невском⁉ Чужая невеста да из высокоблагородных⁉ Но что здесь остается делать? Всё ж хороша чертовка, очень хороша и держится хорошо. Целую подставленные губки и снова попадаю в коготки княжны. Цепкие коготки. Даже через лайкру перчаток ощущаются.
— Срочные делишки Танюш, извини…
— Ванююш, это не обсуждается, — на моё покачивание головой шипит, но все же продолжает, — Вань, тебе угрожает опасность, — княжне не уютно, такое попрание девушкой нравов, публично вешаться на чужого дядьку при живом-то женихе, да еще приближенном к Двору, да еще на Невском, высший свет может и не простить, — поехали пока нас тут не узнали.
Ага, щаз, мне угрожает, поэтому ты сорвалась меня искать, во французском банке… Да и вешаться так не стала бы. Разные мы… и не любишь ты, не стреляй глазками. Тут твой кровный интерес в чём-то, княжна! Твой!
Как бы в личных застенках не оказаться. Однако бесить князей мне пока себе дороже — живу тут. Хотя очень интересно, если сейчас откажусь, она меня за кутикулы потащит или всё же отпустит? Зеленые глаза уже не изумрудные, а почти желтые, тигриные, злые. А похоже… потащит! Точно потащит!
Как ни не хочется, но заставляю себя с улыбкой шагнуть к карете, игнорируя лакея сам приоткрываю дверцу, чтоб пропустить девушку, но получаю толчок в спину и шипение:
— Быстрее…
[1] Crеdit Lyonnais — первый и долгое время единственный в царской России филиал иностранного банка, начавший работу в 1879 году
[2] Nothing personal, it’s just business — фразу приписывают Отто «Аббадабба» Берману — бухгалтеру американской организованной преступности.
Дамы и господа! Не забывайте про лайки и приятные автору комментарии)