Борясь со скукой и сном, дежурный по полку, старший лейтенант Шмаков, мечтал. А что ещё прикажете делать дежурному по воинской части, в забытой богом и людьми сибирской глуши. Вообще помечтать о «великом», Михаил любил и предавался думам в любое удобное и неудобное время, не обращая внимание на то, что его вечно сонное, мечтательное выражение лица, категорически не нравится всем тем, с кем Михаилу приходилось служить и общаться. Шмаков был уверен, что всё это от зависти к его стратегическому складу ума.
А как же иначе? Только из зависти к юному таланту, поставил «неуд» преподаватель тактики в Тамбовской военно-пехотной школе, коллектив которой ещё не осознал, какого великого полководца они гнобили, чуть на закопав «талант» и постоянно угрожая отчислением. Подумаешь, в роли командира батальона, он принял решение форсировать реку не поперёк, а вдоль. Но, в этом ведь и был скрыт полководческий замысел. Противник в жизнь не догадается, что так тоже было можно, и, войска, ведомые Шмаковым, пользуясь замешательством врага, врывались в тыл, громя супостата направо и налево.
А преподаватель топографии? Как он бушевал и брызгал слюной! Кричал, что только бездарь, ни бельмеса не смыслящий в военном деле, не умеющий читать карту, может разместить батальон в глубоком болоте, к которому ведёт одна единственная дорога! Шмаков, уверенный в том, что зелёное пятно на карте означает лес и ничего более, пытался доказать полковнику, возомнившему себя Пржевальским, что в этом хитрый план боя и заключается. Но, куда там, продолжая обзывать его неучем и лентяем, топограф тоже влепил «неуд».
С грехом пополам (не без помощи высокопоставленного дальнего родича из Москвы) закончив курс Тамбовского пехотного, Шмаков получил назначение в эти забытые леса.
Служба на новом месте тоже не складывалась. Начальство, от комбата и командира полка, до комиссара, постоянно к нему придирались. Подумаешь, было дело, когда оставаясь за комроты, Шмаков вывел на учения подразделение, не получив сухой паёк и не сняв бойцов с котлового довольствия. Ох и орали на него все подряд, обвиняя в том, что он чуть не уморил голодом сотню человек, а обед приготовленный на роту, пришлось скормить свиньям. Особенно старался интендант полка, обвинив во вредительстве и растрате народных денег. В своём узконаправленном следовании всяким уставам, приказам и наставлениям, все эти начальнички не поняли главного — какой глубокий замысел преследовал Шмаков! Ведь на войне никому не будет дела до всяких документов, и при выполнении боевой задачи, вполне может быть так, что войска, под командованием Михаила, уйдут в глубокий отрыв от подразделений, руководимых любителями всяческих уставов, а усатый начпродснаба не сможет вовремя доставить пищу. Вот тогда-то героические шмаковцы, бойцы — приученные голодать по десять и более дней, всем покажут, как воевать надо.
Доводов лейтенанта комполка не понял (не иначе отличные оценки в академии получал по знакомству), и влепил Шмакову пять суток ареста, с удержанием денежного довольствия на срок содержания на гауптвахте.
И такие случаи происходили с Михаилом регулярно. Даже непонятно, как Шмакову присвоили очередное звание? Не иначе кто-то на небесах решил посмотреть, что же дальше будет.
Вот и сегодняшний день не задался. Причем неудачи начали сыпаться сразу после обеда. Оказалось, что капитан Логинов, который и должен был заступить дежурным, неожиданно отпросившись у комполка уехал в больницу, жена у него, видите ли, рожает. Пришлось Шмакову не отдохнув, не выспавшись перед заступлением в наряд, нарушив верную шмаковскую примету — не соглашаться ни с кем меняться дежурством, отдуваться за другого. Конечно же наряд пошел кувырком, забирая остаток сил у так и не отдохнувшего Михаила.
Вымотавшись за день от суеты, Шмаков пришёл в штаб и усевшись за стол в комнате дежурного по полку, задумался о тех реформах, которые, по его мнению, могли поднять Красную Армию на недосягаемую высоту… Воспарив в мыслях, он не заметил, как заснул, опустив голову на грудь и пуская из уголка рта тонкую струйку слюны.
В три часа ночи, от рёва, прибывшего на проверку караулов комиссара полка Выскребенцева, проснулся не только Шмаков, но и похоже все звери в десятикилометровой округе.
— Тащстаршлейтенант! Что Вы себе позволяете? Какое Вы имеете право спать на посту??? Мало того, у Вас перед носом спит, выдавая храпака, и часовой, охраняющий Революционное Знамя полка!!! Вы что, хотите под трибунал загреметь и всё командование с собой под статью подвести?!!!
Ничего не понимающий спросонья Шмаков, хлопал глазами и мычал в своё оправдание что-то невнятное.
— Как ханку жрать, по разбитным бабёнкам бегать, да в картишки половину жалованья просаживать, так тут у нас Шмаков в передовиках, а то, что у нас чуть было Знамя не спёрли… — продолжал бушевать Выскребенцев, — Ваше персональное дело завтра же будет разобрано на комсомольском собрании полка! Подотрите слюни, Шмаков и наведите, наконец, должный, уставной порядок!!! И прочитайте наконец-то Устав. На то, что сможете что-то выучить, даже не надеюсь.
С этими словами комиссар повернулся на каблуках и вышел из штаба.
«Вот это я попал! Комиссар — зверь, с живого меня не слезет. Надо как-то выкручиваться. Ладно, утро вечера мудренее». — подумал Шмаков.
Пройдясь по коридорам, осмотрев взбодрившегося часового, Михаил вновь прошёл в комнатку дежурного, сел за стол, открыл, безразлично полистал и вновь закрыл Строевой Устав. Комиссар же не сказал ему, какой именно устав нужно изучить, посмотрел на телефон и вновь погрузился в мечтания.
«А как бы здорово было, позвони сейчас сюда товарищ Нарком обороны Маршал Климент Ефремович Ворошилов! Ошибся, например, или телефонистка случайно с нашей частью соединила, и спросил, какие соображения есть по улучшению уровня боевой подготовки? И тут я бы ему каааак выдал. А он такой:
— Замечательный Вы стратег, товарищ Шмаков! Вот Вы то и нужны Генеральному штабу, а не те выскочки, которые работают сейчас. Пойдёте ко мне советником? Для начала — полковником? Квартиру Вам дадим в Кремле, автомобиль блестящий, чёрный, иностранный, с шо́фером.
— Пойду, тащ Маршал, отчего бы не пойти. Заодно и Генштаб почистим, отправим служить за Урал, а то ишь!…».
Дальше пофантазировать Шмаков не успел, глаза вновь начали слипаться, голова — клониться к столу. Всё же ночь, проведенная накануне с разбитной разведёнкой Авдотьей и полулитр «выкушанного» самогона, давали о себе знать.
Неожиданно, словно материализовавшись изо сна, противно затрезвонил телефон.
— ДежурныйпополкустаршийлейтенантШмаковслушаю! — скороговоркой выпалил Михаил.
— Москва на связи. У аппарата Нарком обороны товарищ Ворошилов. Соединяю! — из трубки раздался ровный голос телефонистки.
Михаил вскочил и проорал в трубку:
— Дежурный по части…
— Что так кричишь? Оглушишь. — раздался из аппарата спокойный, властный голос, явно принадлежащий очень большому начальнику. — Пригласите к аппарату командира или комиссара вашей части.
— Дык ночь на дворе, спят ещё все. — растеряно пробормотал Шмаков.
— Точно, у вас же ночь. Так отправь за ним посыльного, дело срочное и важное.
— Посыльный!!! — заорал Михаил, не убирая ото рта телефонную трубку.
— Ох уе… — отозвался московский абонент.
— Что Вы сказали, товарищ Маршал?
— Нет, ничего. Я через полчаса перезвоню. — ответил Нарком, и абонент отключился.
Михаил положил трубку, только сейчас обнаружив, что он весь мокрый от выступившего пота.
— Посыльный! — вновь прокричал в гулкую темноту штаба Михаил. — Где ты там дрыхнешь?
Десятиминутные поиски посыльного увенчались успехом. Боец действительно спал в неприметной комнатке для уборочного инвентаря.
— Посыльный! Бегом к командиру части, от него — к комиссару. Скажешь, звонил Нарком обороны товарищ маршал Ворошилов! Минут через пятнадцать будет звонить повторно.
— Тащ старлейт, а товарищ Калинин ещё не звонил? — равнодушно, с ленцой, зевая поинтересовался красноармеец, кутаясь в шинель и поворачиваясь на другой бок.
— Бегом!!! — прорычал Шмаков. — Одна нога здесь, а две другие — оторву!
Начальственный рёв подействовал. На сей раз, очумевший посыльный, вскочил, нахлобучил на голову будёновку, и, пытаясь на ходу попасть в рукава шинели, ринулся на выход.
— То-то же! Будете знать! — довольно пробурчал под нос возвращающийся в дежурку Михаил.
Сев за стол и уставившись на телефон, он начал ждать, не то звонка, не то командование части. Никогда в жизни Шмакова минуты не пролетали так быстро. Ровно через полчаса раздался звонок.
— Москва. Нарком обороны…
— Дежурный по части…
— Ворошилов. Ну, где там командир или комиссар?
— Сей минут будут здесь, тащ Маршал Советского Союза!
— Хорошо, я подожду. Уж больно сложно до вас дозвонится. Впечатление, что у вас там полный бардак, а не служба.
От таких слов лейтенант чуть не онемел. Узнай комполка о том впечатлении, которое сложилось у Наркома обороны после единственного разговора с дежурным, Шмакову несдобровать.
А время летело вскачь. Таяли, мелькая секунды, пауза затягивалась, но никто из командования на пороге штаба так и не появился.
Шмаков начал мысленно прощаться со званием. «Интересно, до кого меня разжалуют? Лейтенант? Младший лейтенант? Старшина?». В тот момент, когда Михаил в своих подсчётах добрался до ефрейтора, дверь распахнулась, и в штаб влетел комполка. Он вихрем пронёсся по коридору, заскочил в дежурку, бросил на стол скомканную будёновку, выхватил телефон у бледного, мокрого дежурного и скороговоркой доложил:
— Командир стрелкового полка майор Бурцев у аппарата.
— Медленно ходите, товарищ майор. — донесся из трубки голос Наркома, — Слушайте меня внимательно…
Командир полка погрозил Шмакову кулаком, жестом показав, чтобы он убирался из дежурки, закрыв за собой дверь.
Через несколько минут разговор завершился, комполка положил трубку, вышел из комнаты дежурного, постоял несколько секунд, задумчиво покачиваясь с пятки на носок, наконец поднял взгляд и сказал:
— Дежурный, командуйте: полк — в ружьё! Тревога! — отвернулся и тяжелым шагом пошел в свой кабинет. Пройдя несколько шагов остановился, повернулся к Шмакову и сказал:
— Комиссара и начштаба — ко мне, срочно. Комбатов и офицеров штаба — жду через пятнадцать минут. — немного помолчав добавил: — Расстрелять бы тебя, Шмаков, да времени пока что нет.
После этих слов комполка продолжил путь, но пройдя ещё пару шагов остановился, вновь обернулся к дежурному спросил: — Логинов прибыл? Как появится — сразу ко мне!