- Кушайте. Куды нам с лимоном: мы и морщиться-то путем не умеем.
И прошла в маленькую комнатку, где лежали вещи проезжающих.
В комнатке был полумрак. Дуня что-то передвигала там с места на место, лазила в шкаф, бренчала посудой.
Купец шепнул, хлопая доктора по плечу:
- Иди-ка, иди. Потолкуй.
И опять подмигнул смеющимся глазом.
Тот улыбнулся и пошел в комнату, где Дуня звякнула замком сундука.
Купец пил рюмку за рюмкой, заедая шаньгами и солеными огурцами. До слуха его долетали обрывки фраз.
- Евдокия Ивановна... - говорил доктор, и голос его дрожал. - Вы не цените красоту свою. Ваши глаза... брови...
- А какой толк в них?
- Вы любите мужа, солдата?
- А где он? Нет, не шибко люблю. Не скучаю.
А потом раздался тихий вздох, за ним другой и тихий-тихий шепот...
- Пусти... так нехорошо... не на-а-до, не надо...
- Дуня, милая...
Купец выразительно крякнул и прохрипел пьяным голосом:
- Хи-хи... Легче на поворотах!
Доктор вышел, весь встревоженный, опустился возле купца и сидел молча, закрыв лицо руками.
- Вот что, господа проезжающие, - сказала вдруг появившаяся Дуня и, поправляя волосы, добавила:
- Вы, тово... лучше бы выбрались из той горницы вот сюда. Кажись, ноне урядник должен прибыть со старшиной.
- Урядник? Ха-ха... Эка невидаль! Урядник. Подумаешь... - брюзжал купец и, подавая рюмку, сказал: - Ну-ка, красавица, выпей. Окати сердечушко. Садись-ка вот так. Вот чайку пожалуйте...
Жеманясь, выпила она вино и утерла губы краем голубой свободной кофточки, из-под которой блеснула свежая рубаха. А потом села и заиграла глазами.
Доктор, овладев собою, тихо спросил:
- Так поедешь, Дуня?
У нее чуть дрогнула тонкая левая бровь.
- Пустое вы все толкуете. Разве вы можете нас, мужичек, полюбить?
Она сложила малиновые губы в насмешливую гримасу и молчала.
- Овдотья, эй, Овдотья! Иди, слышь, в баню, што ль, - проскрипел из сеней старушечий голос.
- Иду, бабушка, иду, - торопливо ответила Дуня.
И, обратясь к доктору, сказала тихо, словно песню запела:
- И поехала бы к тебе, и полюбила бы, да боюсь, бросишь.
Купец ответил за доктора:
- Мы не из таких, чтобы... Наше слово - слово... Обману нет.
- И верной бы была тебе по гроб, да вижу - смеешься ты.
Доктор потянулся к Дуне с лаской:
- Милая ты моя, чистая...
- Не трог... не твоя еще, - вскочила Дуня, сверкнув задором своих лучистых карих глаз.
Купец уставился удивленно в чуть насмешливое лицо ее, силясь понять, что у нее в сердце.
Дуня пошла легкой поступью к двери, а доктор - видимо, хмель в голове заходил - нахмурил вдруг брови и тяжело оперся о край стола:
- Постой!.. Слушай, Дуня! А любовник есть? Любишь кого?
Та вздрогнула, гневно повернулась:
- А тебе какое дело! Ты кто мне - муж?
И вышла, хлопнув дверью. Через мгновенье чуть приоткрыла дверь и. голосом мягким, с оттенком грусти, сказала:
- Кабы был кто у меня, неужели стала бы языком трепать? Ни сном ни духом не виновата.
IV
Когда купец был совершенно пьян, а доктор в полугаре, в комнату быстро вкатилась толстая баба.
- Урядник! - Она влетела в соседнюю каморку и стала выносить вещи путников. - Уж вы здесь, уж здесь, господа проезжающие. Я вот тут постелю. Уж извините...
Купец, ничего не понимая, молчал, а доктор рассеянно поглядывал на носившуюся из комнаты в комнату как угорелую бабу.
Распахнулись сени, сначала вбежал без шапки рыжий мужичонка с испуганным лицом и бляхой на сером зипуне, за ним ввалилось какое-то чудовище необъятных размеров, с пьяным, одутловатым, лохматым лицом, с мутными, косыми, навыкате, глазами.