Возрождение любви - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 21

ГЛАВА 19

К утру третьего дня беспрерывной скачки Пейдж чувствовала себя совершенно без сил. Кожа у нее на ногах и ягодицах стерлась до мяса от непривычно долгой езды в седле и горела огнем с каждым шагом Минни. Никакой надежды на ванну не было, а она ощущала себя грязной.

Мужчины торопились поскорее добраться до Батоша и ехали с рассвета и до тех пор, пока темнота не заставляла их останавливаться.

Физически Пейдж чувствовала себя совершенно несчастной, но эмоционально она словно окаменела. Первые два дня она переживала из-за Майлса, гадая, что он предпринял, обнаружив, что ее нет. Она проклинала себя за то, что оказалась такой доверчивой дурой и поехала с этим мальчиком по имени Проворный Бегун. Но, когда физическая усталость одолела ее, эмоциональные переживания отступили на второй план.

Теперь она могла думать только о бесконечной дороге, о том, чтобы добраться до такого места, где она могла бы принять ванну, где будет кровать, на которой можно будет поспать, а не в тонком спальном мешке на жесткой, холодной земле, где можно будет съесть что-нибудь, кроме вяленого мяса, которое вместе с горьковатым чаем и сухими лепешками составляли всю еду этих мужчин.

Пейдж больше не боялась их — они вели себя по отношению к ней уважительно и старались, чтобы она чувствовала себя удобнее. Торопясь к какому-нибудь убежищу, где она сможет принять ванну, они даже дали ей толстую бизонью шкуру, на которой расстилали ее спальный мешок, и каждые несколько часов останавливались на несколько минут, чтобы она могла отдохнуть и размять ноги, которые с трудом держали ее.

Несмотря на физические страдания, она в это утро не могла как следует проснуться. Голова у нее то и дело падала на грудь, а несколько раз она чуть не свалилась со спины Минни. За время путешествия пейзаж сильно изменился. Сегодня они ехали по лесистой местности, где еще лежал глубокий снег, и лошади выбивались из сил, прокладывая дорогу.

— Мадам, мы уже почти приехали, — разбудил ее голос Пьера.

Впереди протекала широкая река. Южный Саскачеван, и на другом берегу Пейдж разглядела несколько бревенчатых хижин и два дома побольше.

Мужчины, обрадовавшиеся, что они уже почти дома, пустили лошадей в галоп, и вскоре все они оказались на берегу реки среди тополей и осин. Они называли это место «Переправа Габриэля». Они рассказали Пейдж, что здесь Дюмон построил паром. До Батоша оставалось десять миль.

Однако мужчина, причаливший на пароме, чтобы переправить их на другой берег, оказался не Дюмоном. Он начал что-то кричать похитителям Пейдж еще до того, как паром причалил к берегу, кричал он очень возбужденно, а его быстрый французский язык Пейдж разобрать не могла. Урбейн и Пьер принялись громко восторженно выкрикивать что-то, переводя одновременно то, что он сказал, индейцам.

Какая это была новость, Пейдж не разобрала, но у мужчин она вызвала страшное волнение. Они ликовали и прыгали, чуть не опрокидывая плоскодонку, используемую как паром.

— В чем дело? Что происходит? — Пейдж дернула Пьера за рукав. — Что он сообщил вам?

— Райел и Дюмон напали на торговые фактории и захватили там оружие, в котором мы нуждаемся для нашего дела. Теперь мы проучим этих проклятых англес.

Пейдж ухватилась за борт парома, будучи не в состоянии стоять после всех часов, проведенных в седле. Она дрожала от холодного ветра, дувшего с реки. Чрезмерная усталость и ощущение нереальности всего происходящего вызвали у нее головокружение. Она начала истерически хихикать и не могла остановиться, хотя мужчины уставились на нее хмурясь.

Ее преподаватель истории был бы потрясен. Она находилась в Батоше, в 1885 году, и похоже, что она оказалась в самом центре восстания. Если бы профессор Вуд узнал об этом, он пришел бы в восторг.

Смех у нее быстро перешел в слезы, которые она не могла сдержать. Мужчины расстроились при виде такого ее припадка. Они начали горячо спорить между собой, и, когда паром причалил к берегу, они поспешно повели ее в большой двухэтажный бревенчатый дом.

В дверях появилась маленькая толстенькая женщина с пунцовыми щеками, ее седеющие волосы были заплетены в косу, уложенную короной на голове. На ней было темное платье и белый фартук, и Пейдж заметила, какой чистенькой выглядит эта женщина. Мужчины стали что-то ей объяснять, по всей видимости, про Пейдж.

Пейдж, подавленная своими слезами, которые она не могла остановить, все еще всхлипывала. Маленькая женщина поцокала языком, обняла Пейдж и бережно провела ее в теплый дом. Она обернулась, чтобы выпалить по-французски что-то сердитое смущенным мужчинам, толпившимся на пороге. Она захлопнула перед ними дверь и проводила Пейдж в большую кухню, усадила на стул, полезла за пазуху своего платья и достала оттуда большой белый носовой платок.

— Вот, мадам, вытрите ваши глазки, — сказала она мягко. — Я — Мадлен Дюмон, жена Габриэля, — добавила она.

В ее английском слышался акцент. Она сняла с плиты эмалированный кофейник, палила кофе в кружку, добавила туда молока и большую ложку сахара и протянула ее Пейдж. Потом налила из кастрюли густой суп.

— Пейте-пейте, — распорядилась она. — Вы согреетесь, а потом мы наполним лохань, чтобы вы выкупались.

Голодная Пейдж зачерпнула ложкой суп и проглотила между всхлипываниями, которые никак не останавливались. Уже через минуту тепло комнаты и горячая еда помогли ей взять себя в руки. Она высморкалась и вытерла глаза чистеньким платком Мадлен, который от грязи на лице сразу же стал грязным, и Пейдж сообразила, что руки у нее тоже грязные. Ее волосы, казалось, склеились от грязи, все тело зудело. Она, должно быть, выглядела страшилищем — так она себя и чувствовала.

— Благодарю вас за все, Мадлен, — с трудом выговорила она. — О Боже, как я хочу вымыться! Меня зовут… — начала она, но Мадлен покачала головой и показала на кастрюлю.

— Помолчите сейчас и ешьте. Я знаю, кто вы, мадам доктор. Мы все знаем, Арман рассказывал нам о вас. Эти глупые мужчины измучили вас, вы должны поесть и восстановить силы. Потом вы примете ванну и отдохнете.

Эти слова прозвучали, как благовест. В первый раз за все эти дни Пейдж согрелась. Перед ней стояла вкусная еда, и ей обещали горячую воду и мыло и даже постель с простынями и подушкой.

Эти простые удобства казались ей сейчас потрясающей роскошью, и она не могла думать ни о чем другом.

Она постепенно расслаблялась, отдаваясь материнской заботе Мадлен.

Новость об исчезновении Пейдж быстро распространилась в ту же ночь по форту, и на следующее утро еще до рассвета Майлса разыскал Роб Камерон.

— Сэр, я еду с вами. Я хочу помочь вам найти ее. Прошлым летом я охотился вместе с Арманом, и он многому меня научил, как разыскивать и распознавать следы.

Майлс смотрел на молодого шотландца, и чувство благодарности переполняло его. Ему, конечно, нужна помощь, и он знал, что в связи с последними тревожными донесениями, поступающими по телеграфу о восстании метисов и индейцев, трудно выделить людей на поиски Пейдж.

Он сообщил Робу те немногие детали, которые ему удалось собрать.

— Я думаю, что Пейдж и этот индейский мальчик поехали в направлении фермы Куинланов. Как только рассветет, мы поедем этой дорогой.

Всю ночь Майлс ходил по двору госпиталя, не в силах не только заснуть, но даже присесть. Он испытал огромное облегчение, когда в конце концов чернота ночи медленно начала сереть, и он и Роб могли оседлать своих лошадей, наполнить седельные сумки провизией, приготовленной Майлсом, и выехать.

Благодаря теплой погоде земля начала оттаивать, и Роб легко нашел следы неподкованного индейского пони, как только они с Майлсом выехали из города. На протяжении нескольких миль Роб ехал по их следам, а потом около ивовой рощи он придержал свою лошадь и спешился.

Некоторое время он ходил кругами, разглядывая следы на земле, а Майлс старался сдерживать свое нетерпение.

— Здесь к ним присоединились еще несколько лошадей. — Лицо Роба было мрачным. — Они свернули с дороги и поехали прямо на восток. Две лошади подкованы, а остальные, я думаю, индейские пони.

С болью в сердце Майлс повернул Майора на восток.

Ехали они не без труда, потому что Роб часто останавливался, чтобы убедиться, что они следуют правильно. Так они проехали около двух часов, когда в холодном воздухе до них донесся запах дыма и звук ружейных выстрелов.

— Это за тем холмом, — предположил Майлс.

Плоская прерия перешла здесь в плавные холмы с кущами деревьев.

Майлс и Роб перевели своих коней в галоп и поднялись на вершину холма. Там, на другом склоне, начиналась ровная долина, где какой-то поселенец выстроил у подножья холма дом и несколько хозяйственных построек.

Майлс посмотрел туда, не веря своим глазам, настолько ужасное зрелище открылось его взору. Было ясно, что поселенцу и его семье грозит смертельная опасность.

Человек шесть индейцев, раскрашенных в боевые цвета, скакали взад и вперед среди невысоких тополей, окружавших бревенчатый дом, с дикими криками и стрельбой. Зажженными стрелами они подожгли толевую крышу, которая теперь ярко пылала, и как раз в тот момент, когда Майлс и Роб в ужасе смотрели на эту картину, дверь хижины распахнулась, в проеме показался мужчина с ружьем, отчаянно пытавшийся прикрыть своим телом женщину и двух цепляющихся за нее детей. Крыша готова была обвалиться, и они вынуждены были спасаться из дома.

Майлс быстро махнул Робу, чтобы тот проехал по гребню холма и скакал к индейцам, делая вид, что их не двое, а больше. Насколько он мог судить, индейцы их не заметили, хотя их силуэты четко вырисовывались на фоне утреннего неба.

Майлс вытащил свое заряженное ружье из седельного чехла и прицелился в одного из индейцев. Первая пуля не попала в цель, зато вторая выбила индейца из седла, обратив тем самым внимание других, которые теперь заметили его присутствие.

Он пустил Майора в галоп, пригнувшись низко к луке седла, пока не спрыгнул с коня и укрылся за кустами.

Поселенец подстрелил одного из индейцев, но больше зарядов у него в ружье не оказалось, и он отчаянно пытался перезарядить его. Майлс старался прикрыть его и привлечь внимание индейцев к себе — он торопливо дважды выстрелил, но увидел вопящего воина, который, пригнувшись к спине лошади, поднял ружье, прицелился и выстрелил.

Мужчина в дверях согнулся и упал. Индеец снова поднял ружье, целясь в женщину, которая пыталась найти убежище, прижимая одного ребенка к груди и волоча другого за руку.

Неожиданно с противоположной стороны показался Роб, который на полном галопе скакал в самую гущу схватки с револьвером в руке. Прежде чем индеец успел нажать на курок, Роб застрелил его, но при этом оказался среди трех индейцев, а его красный мундир представлял собой отличную цель.

— Роб, не надо, назад! — Майлс не был уверен, что закричал.

Ружья загремели почти одновременно, и Майлс увидел, как Роб завалился в седле и рухнул лицом вниз на землю.

Майлс стоял теперь во весь рост, забыв, какую цель он собой представляет. В его ружье кончились патроны, и он стрелял из револьвера, отчаянно пытаясь попасть в сумасшедшего индейца с томагавком, который догонял женщину с детьми, добежавшую уже до сарая.

Томагавк обрушился на голову женщины как раз в тот момент, когда пуля Майлса нашла цель. Женщина рухнула на землю, и ребенок, которого она держала, вывалился из ее рук, как тряпичная кукла.

Оставались двое индейцев, они с кровожадными воплями скакали прямо на Майлса с ружьями наготове.

Он тщательно прицелился, уверенный, что сам он вне досягаемости их пуль. Майлс нажал на курок и индеец, в которого он целился, вскрикнул и свалился с лошади. Майлс пытался выстрелить в последнего индейца, скакавшего по направлению к нему, но патронов в револьвере не осталось. Он спрятался за Майором, когда визжавший индеец выстрелил в него и скрылся за гребнем холма.

Наступила неожиданная тишина, нарушаемая только истерическим плачем ребенка. Майлс вскочил на ноги как раз тогда, когда у Майора подкосились передние ноги, и большое животное рухнуло на землю. Майор был мертв.

Майлс быстро перезарядил свой револьвер, понимая, что индеец в любую минуту может вернуться. Он поспешил к тому месту, где бросил ружье, и его тоже перезарядил, а потом побежал во двор.

Здесь повсюду валялись трупы. Индейцы были мертвы, было очевидно, что такая же участь постигла и поселенца, но в отношении Роба Майлс не был уверен. Он взял Роба под мышки, потащил к амбару и уложил его там за дверью. После этого он вернулся во двор посмотреть, что с детьми.

Мальчик сидел на земле, ошеломленный, и молчал, а маленькая девочка цеплялась за тело матери и вопила во всю силу своих легких.

Майлс взял их на руки и поспешил с ними в безопасность амбара. Девочка вопила и билась, как маленькое животное, не желая разлучаться с матерью. Майлс был вынужден прижать ее маленькое извивающееся тело к своему плечу, осматривая окрестности. Не было никаких признаков того, что индеец возвращается. Майлс опустился на колени рядом с Робом и тут же понял, что молодой констебль мертв.

Его отчаянная храбрость спасла жизнь девочки, бившейся на руках у Майлса, и мальчика, молча сидевшего в углу амбара, где оставил его Майлс. Глядя на веснушчатое молодое лицо констебля, Майлс ощущал пожирающую его ярость на обстоятельства, которые привели Роба Камерона сюда, где он встретил свою смерть.

Уже многие годы индейцы не вступали на тропу войны и не убивали поселенцев. Майлс не сомневался, что эта трагедия связана с восстанием метисов.

Майлс долго стоял в дверях амбара, наблюдая и выжидая, но никаких признаков возвращения индейцев не было видно. Наконец маленькая девочка затихла, ее вопли сменились судорожными всхлипываниями на плече у Майлса. Дом был охвачен пламенем — это был единственный звук, нарушавший тишину. Все лошади убитых индейцев и конь Роба ускакали. Несколько цыплят кудахтали из-за загородки вдалеке, и никаких других признаков жизни не было.

Майлс подошел к мальчику и присел рядом, чтобы видеть его лицо.

— Как тебя зовут, сынок?

Глаза у мальчика казались безжизненными от потрясения, он сидел, крепко обнимая свои колени. Он посмотрел на Майлса, горло у него сдавило, когда он пытался ответить:

— Да… Данни.

— А как зовут твою сестру?

— Мисси.

— Ну, Данни, ты большой, сильный мальчик. Сколько тебе лет?

— Шесть. А Мисси только три. — Он сглотнул и спросил дрожащим голосом: — Вы из Конной полиции?

Майлс кивнул.

— Да, и кроме того я еще и доктор.

Данни обдумал этот ответ.

— Я должен называть вас «док»?

— Меня зовут Майлс, но ты, конечно, называй меня доком. Понимаешь, сынок, теперь мы с тобой должны заботиться о Мисси, мы ведь мужчины. Как ты считаешь, ты можешь сейчас помочь мне — посидеть на этой куче сена и подержать ее несколько минут? Мне нужно кое-что сделать снаружи.

Данни встал и пошел к тому месту, которое указал ему Майлс, и тот передал ему пухленькую девочку. Она зарыла свое личико в его грязную фланелевую рубашку, сжала ручонкой край рубашки и снова принялась плакать, тихо и безнадежно. У нее были длинные вьющиеся рыжеватые волосы, такие же буйные и непослушные, как и у Пейдж.

Майлс судорожно глотнул воздух, глядя на этих двух детей.

— Она хочет маму, — произнес Данни безутешным голосом.

— Я даже не могу выразить словами, Данни, как я сожалею о том, что случилось с твоими родителями.

Майлс потрепал соломенные волосы мальчика, переживая, что он не сумел каким-то образом спасти отца и мать Данни.

— Порой то, что происходит, кажется таким бессмысленным. — Майлс подумал о Пейдж и должен был сдержать себя, прежде чем подбадривающе подмигнуть мальчику, укачивавшему сестру. — Данни, я хочу убедиться, что эти индейцы уехали, поэтому я должен на несколько минут оставить тебя и Мисси здесь. Но я быстро вернусь, так что ты оставайся тут. Договорились, сынок?

Данни кивнул, и Майлс выскользнул за дверь амбара, перебегая от одного прикрытия к другому. Он обошел амбар и все вокруг. Никаких признаков чьего-либо присутствия.

Он переходил от одного трупа к другому, подбирал ружья и патроны и складывал их за дверью амбара. Потом он найдет для всего этого безопасное потайное место.

Вернувшись на двор, он понял, что у него нет ни времени, ни сил на то, чтобы рыть могилы, но, памятуя о детях, он перенес тела их родителей под маленький навес, где хранились тележка и кое-какие инструменты, и уложил там покойников. Потом он перенес туда же труп Роба, закрыл ему глаза, пробормотал поспешную молитву, вышел и плотно закрыл дверь, приперев ее большим камнем.

Индейцев он оставил лежать там, где они валялись.

К задней стене амбара была прислонена лестница, он перенес ее к фасаду и вскарабкался по ней. Отсюда ему открывался вид довольно далеко в трех направлениях. Ни следа, ни одного живого существа, включая лошадь Роба.

Майлс спустился с лестницы и вернулся в амбар. Мисси уснула на руках у брата, но оба ребенка дрожали от холода. На них не было никаких пальтишек, только у Данни на ногах имелись ботинки, а Мисси была босая.

Майлс снял с себя запачканный кровью китель и закутал в него девочку, устроив для нее постель в стогу сена.

— Мы дадим Мисси поспать здесь, а у нас с тобой есть дела.

Он взял Данни за руку и повел на двор. Мальчик сразу же посмотрел туда, где остались лежать его родители.

— Я перенес твоих маму и папу туда, под навес, — мягко пояснил Майлс.

Глаза Данни наполнились слезами, но он кивнул головой.

— Мне нужна твоя помощь, сынок. Моего коня застрелили, и я должен подняться на холм и забрать седло и кое-какие вещи. Понимаешь, одно из правил полицейского заключается в том, чтобы никогда не оставлять ничего врагу. Я пойду вон туда. — Майлс показал в ту сторону, где лежал Майор. — От тебя я хочу, чтобы ты влез на эту лестницу и внимательно следил, не появится ли что-нибудь движущееся. Если ты что-нибудь увидишь, крикни мне, быстро спускайся и беги в амбар.

Данни вскарабкался вверх по лестнице, проворный, как кошка. Майлс побежал на склон холма. У него ушло немало времени на то, чтобы вытащить седло из-под крупа коня. Майлсу пришлось использовать нож, чтобы разрезать подпругу и высвободить седло.

В знак прощания он положил руку на мертвую голову коня. Майор был отличным и верным скакуном.

Майлс принес седло, седельные мешки, медицинскую сумку и скатанную постель к амбару.

— Ты хороший часовой, сынок, — сказал он.

Данни сполз о лестницы и помог Майлсу занести часть вещей в амбар.

Майлс развязал скатанную постель и завернул в нее Мисси, надев на себя свой китель, потом он вытащил из седельного мешка пальто из оленьей кожи и протянул его Данни.

— Одень, а то замерзнешь.

Данни просунул руки в рукава. Они свисали дюймов на восемь с его ладошек. Майлс закутал мальчика в пальто, повязав поверх ремнем от скатанной постели, рукава он подвернул насколько мог.

Майлсу казалось, что он здесь уже бесконечное количество часов, но он знал, что сейчас всего часа два пополудни. В уме он перебирал все возможности, как спасти свою жизнь и жизни этих двоих детей.

Он не сомневался, что индейцы рано или поздно вернутся, чтобы забрать своих убитых. Он должен как-то вывезти отсюда этих детей и как можно скорее доставить их в форт. Если здесь были шесть озверевших индейцев, вышедших на тропу войны, то есть все основания предполагать, что их будет еще больше.

При дневном свете Майлс и дети будут легкими мишенями в открытой прерии. Единственный шанс у них спастись — это пробираться ночью, но ночи все еще очень холодные, а у Майлса нет лошади. Если идти пешком, то дети могут умереть, прежде чем они доберутся до форта. Майлс проклял про себя лошадь Роба — она была молодая и пугливая, и очень мало шансов, что она вернется, как это сделал бы Майор при аналогичных обстоятельствах.

Идти пешком до форта с двумя маленькими детьми в ночной тьме почти невозможно. Необходимы какие-то средства передвижения.

— Данни, у твоего отца есть лошади?

Данни горделиво кивнул.

— У нас есть Коди, верховая лошадь, и еще Трупер и Бак, рабочие лошадки.

Лошади наверняка ускакали, испугавшись пожара, вместе с кобылой Роба и пони индейцев. Скорее всего, индеец, который спасся, поймал их и увел.

— Они были ночью в конюшне?

— Коди был в конюшне, а Трупера и Бака папа оставил на пастбище. — Слезы выступили на глазах у Данни, когда он упомянул отца, и он стряхнул их тыльной стороной ладони. — Папа всегда держал их там, — поправил он себя с несчастным видом.

— Где это?

В первый раз Майлс увидел легкий просвет надежды: а вдруг рабочие лошади все еще там?

Майлс посмотрел на спящую девочку. Она засунула пальчик в рот и крепко спала. Ему очень не хотелось оставлять ее одну, но брать ее с собой было нельзя: помешало бы ему двигаться быстро и попытаться поймать лошадей — если они все еще в пределах досягаемости.

— Мы оставим Мисси здесь, пусть она спит, а мы пойдем посмотрим, не сможем ли мы найти лошадей.

Майлс наполнил ведро овсом, взял уздечку, и они с Данни отправились.

Дорога шла между деревьев, и Майлс возблагодарил судьбу, что она даровала им прикрытие, он шел осторожно и так быстро, насколько поспевал за ним спотыкающийся Данни, путающийся в длинном пальто, пока они не добрались до открытого пастбища с прудом, стоячая вода в котором еще не совсем растаяла ото льда.

— А вот Трупер! Эй, Трупер, сюда!

Разволновавшийся Данни забыл наказ Майлса вести себя тихо, а лошадь услышала его голос и поскакала к нему. Майлс проворно накинул на нее уздечку. Второй лошади не было видно, и Майлс предположил, что она ускакала с остальными. Он посадил Данни на спину лошади, и они тронулись в обратный путь.

Майлс с облегчением обнаружил, что Мисси все еще спит. Он поставил Трупера в стойло и насыпал ему овса. Это заставило его вспомнить, что не мешало бы ему и детям тоже поесть. Он достал из своей седельной сумки сухие лепешки, и они с Данни принялись жевать их.

И вновь Майлс пожалел о пропаже лошади Роба. Из-за его медицинской сумки большую часть провизии вез Роб. Хижина и все, что в ней было, сгорели дотла. Майлс стал думать, и в голову ему пришла идея.

— Данни, у твоего папы есть погреб?

— Да, я покажу его вам.

Мальчик провел Майлса на задний двор к тому месту, где кусты были более густыми и отчасти маскировали двойные двери вровень с землей, служившие входом в холодный темный погреб.

Майлс открыл двери и шагнул внутрь, испытав огромное облегчение. Дети по крайней мере не будут голодны. Здесь лежали большие куски вяленого мяса, стояли банки с яблочным вареньем, висели связки сушеных ягод. Сушеные яблоки в плетеных корзинах вперемежку с картошкой и репой.

— Мы приготовим на обед хороший бифштекс, Дан.

Он припомнил, что в золе от сгоревшего дома видел железную кастрюлю. Горячая пища поможет им пережить предстоящую холодную ночь. Часть дома еще горела, и можно было использовать тлеющие угли.

— Вы умеете готовить, док? — В голосе Данни звучало сомнение, и Майлс кинул в его сторону насмешливый взгляд.

— Конная полиция должна уметь почти все, ты разве не знаешь об этом?

— У вас и у вашей жены есть дети, такие, как я и Мисси? Потому что если нет, то, может быть, мы могли бы стать вашими детьми?

Майлсу потребовалось усилие, чтобы проглотить комок в горле.

— Это прекрасное предложение, молодой человек. Мы обсудим все позднее, а сейчас я хочу, чтобы ты не беспокоился насчет того, где вы с Мисси окажетесь, потому что я обещаю, что у вас будет дом, где вы будете вместе и счастливы.

Девочка спала, а когда она проснулась, то села и стала своими большими черными глазами следить, как Майлс и Данни готовят еду.

К тому времени, когда они кончили есть, начало смеркаться. Майлс оседлал Трупера, подсадил Данни на его широкую спину, вручил мальчику Мисси, закутанную в одеяло. Потом сел сам, убедившись, что ружье можно легко достать, а револьвер заряжен и под рукой на бедре.

С наступлением вечера стало гораздо холоднее. Похоже было, что пойдет снег. Если они попадут в снежную бурю… Майлс с усилием выкинул эту мысль из головы.

Он взял Мисси у Данни, устроил ее поудобнее между собой и мальчиком и тронул лошадь.

Если повезет, они к рассвету доберутся до форта.

Майлс знал, что где-то там похитители Пейдж скачут на восток, если следы, которые нашел Роб, правильны.

С каждой милей, которая приближала его к форту, Майлс отдалялся от Пейдж.

Жива ли она еще, или они бросили ее тело где-то в прерии, избитое, изнасилованное?

Невыносимая боль сжимала его сердце. Он любит ее больше жизни, и вот теперь он потерял ее.

Он потерпел неудачу.

Пейдж, дорогая моя, прости меня!