Настойчивый стук пробился сквозь тяжелую пелену сна.
— Мисс Рандольф? Мисс Рандольф, проснитесь! — Голос Лулу заглушала дверь, но та так колотила по ней, что Пейдж в конце концов проснулась. — Откройте дверь, мисс Рандольф.
Длинная ночная рубашка запуталась в ногах Пейдж, и она с трудом выбралась из постели и заковыляла к двери.
Она взялась за ручку, но вспомнила, что дверь заперта, повернула ключ и приоткрыла дверь.
Лулу стояла за дверью со свечой в руке, ее белокурые волосы падали на спину, рубашка завязана шнурком на шее.
— Там какой-то мужчина у дверей, он говорит, что его жена нуждается в вашей помощи, что мне кажется вполне возможным, — выпалила она.
Было очевидно, что Лулу не шутит.
— Сейчас три часа ночи. Надеюсь, вы это понимаете. — Глаза хозяйки припухли ото сна, и голос ее звучал отвратительно. — Еще два дня — это все что вам осталось, и я не могу дождаться конца недели, должна сказать вам.
Она повернулась с оскорбленным видом и стала спускаться вниз по лестнице. Пейдж накинула шаль и направилась следом за ней.
— Это просто скандал! — ворчала Лулу. — Странные мужчины стучат в мою дверь, будят моих постояльцев среди ночи.
— Хватит болтать, Лулу. — Пейдж проигнорировала новое фырканье хозяйки и уставилась на мужчину, стоявшего внизу; он мял в руках свою поношенную коричневую шляпу, в глазах его застыл ужас.
— Теодор Флетчер, что случилось? В чем дело?
Пейдж не видела Флетчеров с того первого рокового дня в прерии, но поддерживала контакт с Кларой через Роба Камерона. Роб навещал Флетчеров каждый раз, когда его патрульная служба приводила его в те места, где они поселились, чтобы выращивать пшеницу, в двадцати милях к западу от Баттлфорда.
— Я отвезу вас туда, когда у меня будет свободный день, — предлагал Роб, и Пейдж собиралась воспользоваться его предложением, но она начала тогда работать в форте и времени у нее уже не было.
— Мисс Пейдж, — с трудом выговорил Тео, голос у него был хриплым, слова наскакивали одно на другое. — Мисс Пейдж, Арман Леклерк в форте послал меня сюда. Он сказал, что вы можете помочь моей Кларе. Ей плохо уже почти два дня, повивальная бабка говорит, что нужен врач. Ребенок… — Он задохнулся и с трудом вернул себе самообладание, — ребенок не выходит. Клара ужасно страдает. Я не могу этого больше вынести. Я поехал за доктором Болдуином, но он уехал вчера вечером: какой-то мужчина в Бресейлоре прострелил себе ногу.
Тео был близок к панике, и Пейдж погладила его по руке.
Тео с трудом сглотнул и добавил:
— Леклерк послал за доктором всадника, чтобы он скакал на мою ферму, но он, конечно, не поспеет вовремя.
Ощущение чудовищного бессилия охватило Пейдж. Что она может сделать для Клары без лекарств, без операционной, без инструментов?
— Вы поедете, мисс Рандольф? Пожалуйста! У меня тут фургон, запряженный лошадьми.
Отказать она не могла.
— Конечно, я поеду. Дайте мне только одеться. Я вернусь через минуту.
Она старалась, чтобы ее голос звучал успокаивающе, но сама чувствовала, что ее тошнит от страха.
Поездка по темной прерии была устрашающей — Тео заставлял лошадей бежать рысью, и фургон во тьме подпрыгивал, его бросало из стороны в сторону. Рассвет уже начал окрашивать горизонт в пурпурные и розовые краски, когда они наконец увидели далекий огонек фонаря, мерцающего в окне дома Флетчеров. Большой черный пес рванулся им навстречу с яростным лаем.
— Тихо, Барни! Мисс Пейдж, вы идите в дом, там повивальная бабка. А я распрягу лошадей.
По голосу Тео Пейдж могла определить, насколько он боится того, что могло произойти за время его отсутствия. Она и сама была не своя, вылезая из фургона и торопясь войти в грубую бревенчатую хижину.
Внутри горели несколько ламп, их свет отбрасывал по углам тени. Пейдж прикрыла за собой дверь и оказалась в единственной здесь комнате. Угол напротив двери был занавешен, очевидно, там находилась спальня. От железной печки шли волны жара, а на ней кипели котел с водой и два чайника, а рядом белый фарфоровый чайник.
Стены внутри были обклеены газетами. Круглые рукодельные коврики красочными пятнами лежали на голом деревянном полу. Около плиты стояло кресло-качалка, а у окна прочный кухонный стол и четыре стула. У Пейдж перехватило дыхание, когда она заметила отлично сделанную колыбельку для ребенка, стоявшую в углу. Несколько ящиков, используемых в качестве шкафчиков, завершали обстановку комнаты.
По-солдатски прямая женщина в идеально выглаженном белом фартуке выбежала из-за занавески — ее седые волосы затянуты в тугой узел, на лбу капельки пота.
— А вы кто, дорогая? — Ее шоколадного цвета глаза за очками в железной оправе были и умными, и встревоженными. — Я думала, мистер Флетчер привезет врача.
Пейдж глубоко вздохнула и медленно выговорила:
— Я доктор Пейдж Рандольф. Произошел несчастный случай, и доктора Болдуина сейчас в городе нет, поэтому я здесь вместо него.
— Вы врач? — Женщина изучала Пейдж прищуренными глазами и потом медленно кивнула. — Да, конечно, вы женщина-врач из форта. Теперь я сообразила, кто вы. Вы живете у Лулу Либерман. — Она оценивающе глянула на Пейдж и добавила: — Мое имя Абигайл Доналд.
Из-за занавески раздался безумный вопль.
Пейдж поспешила туда, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно, хотя она отнюдь не чувствовала себя уверенной.
— Клара? Как вы себя чувствуете, дорогая? Это Пейдж. Я приехала, чтобы помочь вам родить.
Поначалу она не услышала никакого отклика. Клара лежала на скомканных простынях, глаза закрыты, лицо страшно бледное и спокойное. Ее живот вздымался маленькой горой под окровавленными простынями. Ее глаза медленно приоткрылись, и она посмотрела на Пейдж умоляющим взглядом.
— Пейдж… я помню, вы говорили… дети… многие женщины моего возраста…
Лицо Клары исказилось от нового приступа боли, и она не смогла закончить фразу. Ее голова начала метаться по пропотевшей подушке, когда боль усиливалась, и низкий гортанный стон, переходящий в агонизирующий вопль, заполнил комнату.
— Как часто повторяются схватки, миссис Доналд?
— Каждые четыре минуты. И это происходит ужо более пятнадцати часов. Воды отошли уже давно, но у нее нет сил вытолкнуть плод. Ребенок лежит неправильно, поперек, и я не могу развернуть его. — Она похлопала Клару по руке. — Она не расслабляет свои мускулы настолько, чтобы я могла просунуть туда руку, бедняжка. Не может расслабиться — такая боль. Я несколько раз пыталась.
Миссис Доналд рассматривала Пейдж своими птичьими глазками.
— Простите меня, что я говорю вам об этом, но если вы настоящий врач, то где ваша медицинская сумка? Немного хлороформа, который применяет доктор Болдуин, и боль ослабнет. Тогда будет легче развернуть ребенка, и она сможет разродиться. Я видела, как доктор Болдуин пользуется хлороформом в подобных случаях.
На какое-то мгновение Пейдж испытала приступ паники. У нее не было ничего, чем она могла бы облегчить страдания Клары, она даже не может выяснить, жив или мертв ребенок. Она почувствовала себя плохо.
Повитуха наблюдала за ней. Пейдж не могла позволить себе, чтобы эта женщина поняла, насколько она беспомощна.
«Возьми себя в руки, доктор! — строго сказала она себе. — Все это смахивает на кошмар, но должно быть что-то, что ты можешь сделать. Придумай и осуществи!»
Ответ пришел неожиданно. У нее есть опыт, подумала Пейдж. У нее за плечами сотни успешных родов, она сильная, она обладает знаниями и желанием провести Клару и ребенка через это испытание. С инструментами или без них, она врач, и только это имеет сейчас значение.
Она отвела повитуху подальше от постели Клары, чтобы та ничего не слышала, и тихим уверенным голосом сказала:
— Уверяю вас, миссис Доналд, что я принимала множество родов. Это моя профессия, та область медицины, с которой я лучше всего знакома. К несчастью, у меня нет ни инструментов, ни лекарств, поэтому мы должны воспользоваться нашими мозгами. — Ей было необходимо завоевать доверие этой женщины. — Мне потребуется ваша помощь. Я знаю, что вы очень опытная и что вы хотите, чтобы этот ребенок родился благополучно, не меньше, чем я.
Миссис Доналд ничего не ответила. Она посмотрела на Клару, потом снова на Пейдж и перевела взгляд на колыбельку в углу комнаты.
— Вы доверитесь мне? Поможете мне?
Пейдж смотрела в карие глаза этой женщины. Миссис Доналд казалась нерешительной, потом неуверенно кивнула.
— У меня ведь нет другого выхода.
— У нас у обеих нет выхода. Мы должны сделать все, чтобы ребенок родился, иначе мы потеряем их обоих.
Миссис Доналд снова кивнула.
— Вы правы. Давайте будем действовать.
Пейдж вздохнула с облегчением.
— Если вы присмотрите за ней, миссис Доналд, я вымою руки. У вас здесь, наверное, нет ничего дезинфицирующего?
— Сколько угодно! Карболка в коричневой бутылке на умывальнике. Доктор Болдуин снабжает меня.
При других обстоятельствах Пейдж улыбнулась бы. Опять Майлс и его карболка.
Пока она отмывала руки, запах карболки как-то успокоил ее, словно это Майлс вселял в нее уверенность.
Под умывальником лежала кипа поношенных, но выстиранных до белизны полотенец, она вытерла руки одним, другое повязала себе как передник. Она обратила внимание на то, что миссис Доналд отставила котелки с кипевшей водой, чтобы она немного остыла и можно было помыть Клару и ребенка. Повитуха явно отличалась чистотой и усердием, чему Пейдж была в высшей степени благодарна.
Затем Пейдж откинула простыню и осмотрела вагинальное отверстие. Миссис Доналд все сообщила ей правильно: ребенок находился в верхней части родового пути. К счастью, пуповина не порвалась и не было излишнего кровотечения.
Не имея даже стетоскопа, Пейдж не могла определить, жив ли ребенок.
«Будем считать, что жив», — вознесла молитву Пейдж. Она испытала знакомый прилив абсолютной уверенности, ощущение, озарявшее ее всякий раз, когда сталкивалась с трудными родами.
Она сделает все необходимое. Она применит каждую частицу своих знаний, своего опыта и интуиции. Она сделает все, чтобы ребенок родился благополучно.
Пейдж снова отвлекла повитуху от кровати и вполголоса объяснила ей, что она собирается предпринять, и попросила помогать ей во всем. Миссис Доналд, по всей видимости, была умной женщиной, настроенной скептически.
— Я никогда не слышала ни о чем подобном, но если есть шанс, что это оправдает себя, я буду помогать вам, — заверила она Пейдж.
Когда у Клары случился перерыв между схватками, Пейдж попыталась вывести ее из оцепенения, в котором та пребывала.
— Клара, слушайте меня. Проснитесь и слушайте. Мы хотим, чтобы ваш ребенок благополучно родился, но мне нужна ваша помощь.
Голос Пейдж, исполненный уверенности и энергии, которых она вовсе не испытывала, заставил Клару открыть глаза.
— Я хочу, чтобы вы самым внимательным образом выслушали меня и постарались проделать все, что я скажу, — внушала ей Пейдж. — Вашего ребенка нужно развернуть, прежде чем он сможет родиться, а для этого вы должны расслабить мускулы вашего родового канала. Вы можете проделать это, Клара, с помощью вашего разума и воли. Мы сможем действовать вместе? Вы попробуете?
Измученные глаза Клары наполнились слезами.
— Не могу, — прошептала она. — Слишком больно. Я так устала!
— Клара, я обещаю вам, что, если вы постараетесь сделать то, что я вам скажу, вам не будет так больно. И ваш ребенок нормально родится. Вы хотите здорового ребенка? Клара, вы ведь знаете, как Тео хочет этого ребенка? Сделайте ему подарок.
Конечно, это в какой-то мере походило на шантаж, но ничего другого Пейдж не могла придумать, чтобы растормошить свою пациентку.
Губы Клары дрожали.
— Хорошо, я попробую, — прошептала она.
Пейдж много раз приходилось прибегать к гипнозу во время родов, но всегда этому предшествовали часы подготовки матери, по крайней мере пять сеансов, которые облегчали гипнотическое состояние во время фактических родов. Она понятия не имела, способна ли Клара собраться настолько, чтобы Пейдж смогла развернуть плод, но Пейдж мрачно пришла к выводу, что в настоящий момент у нее нет других возможностей.
Начались новые схватки, и Пейдж и повитуха массировали живот Клары и ее бедра, пытаясь облегчить боль. Миссис Доналд следовала указаниям Пейдж и быстро освоила новую технику массажа, которой Пейдж научилась у талантливой акушерки, с которой работала в двадцатом столетии.
В тот момент, когда боль утихла, Пейдж начала говорить тихим проникновенным голосом, жестом показав миссис Доналд, чтобы та продолжала массировать.
— Я хочу, чтобы вы закрыли глаза, Клара. Дышите глубже и направьте свою уверенность в свои зрачки. Заставьте их отдохнуть. Расслабьте каждый ваш мускул, чтобы ваши зрачки совершенно успокоились.
Она знала, как мало времени у нее остается до следующих схваток. Пейдж, естественно, хотелось ускорить процесс, но она заставила себя говорить медленно, убедительно, объясняя Кларе, на какую группу мускулов она должна обратить внимание в этом продолжительном медленном путешествии, которое началось у нее в голове и продолжалось по всему телу.
Во время схваток Пейдж убеждала Клару расслабиться насколько это возможно, чтобы противостоять боли, и углубиться так глубоко, куда боль не может добраться.
Поначалу советы Пейдж не имели успеха. Клара корчилась и стонала, но постепенно ее судороги становились слабее, сначала незаметно, но потом все более явственно, и она начала дышать более ритмично.
Пейдж утратила всякое представление о времени, сконцентрировав все свое внимание на Кларе, повторяя ей все время свои уговоры.
Вошел Теодор, подбросил дров в печку и снова вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Где-то в прерии выли койоты. Начали щебетать птицы, и сквозь узкие окна хижины стал пробиваться рассвет, но в комнате время словно остановилось.
Каким-то чудом, но Клара оказалась превосходным объектом для гипноза. Когда Пейдж сочла, что Клара расслабилась насколько это возможно, она объяснила Кларе, что намерена повернуть ребенка, вновь и вновь напоминая ей, что она будет испытывать только давление, но не боль.
Для Пейдж было ужасно вводить свою руку во влагалище Клары без хирургических перчаток, но она изгнала из головы caмy мысль об опасности заражения. Сейчас главное и единственное заключалось в том, чтобы развернуть ребенка так, чтобы он мог родиться.
Клара оставалась спокойной достаточно долго, чтобы Пейдж могла проделать все необходимое. С помощью миссис Доналд она повернула ребенка так, что головка его оказалась в родильном канале. В последний момент Клара потеряла контроль над собой, закричала и вся изогнулась в агонии, но все уже было позади.
Уже в ходе следующей родовой схватки Клара ощутила потребность вытолкнуть плод, и не прошло и получаса, как на свет появилась маленькая, испачканная кровью девочка.
Она была на удивление маленькой, с синеватой кожей. Она не дышала. Пейдж схватила чистый кусок простыни, быстро вытерла рот ребенка и подняла девочку, похлопывая ее по ягодицам.
Давай, девочка… пожалуйста… дыши.
Никакого эффекта.
Знакомый ужас охватил Пейдж. Хватаясь за последний шанс, она прильнула ртом к маленькому личику и стала потихоньку вдувать воздух в легкие девочки — один выдох, второй, после третьего девочка чмокнула, и ее легкие спазматически сократились. Она вздохнула раз, другой, потом заплакала, сначала слабенько, но с каждым вздохом она кричала все сильнее.
— Слава Богу! — прошептала миссис Доналд. Пейдж посмотрела на повитуху и увидела на ее лице отражение своего собственного страха, от которого побелели губы.
К их радости, девочка продолжала плакать, изгибаясь, издавая короткие сердитые вопли здорового новорожденного ребенка, и вскоре ее малюсенькие пальчики стали розовыми. Пейдж мысленно отмечала это появление краски, дыхание, напряжение мускулов.
— Вы знаете, я думаю, она будет прелестным ребенком, — пробормотала Пейдж.
Используя ножницы, имевшиеся у миссис Доналд, она обрезала пуповину и перевязала ее.
— Этот плач звучит как музыка! Вы только посмотрите на эту прелесть! — восклицала миссис Доналд.
Они с Пейдж улыбнулись друг другу, укладывая ребенка Клары на живот.
— Мои очки, — попросила Клара, баюкая свою доченьку. — Я хочу разглядеть ее.
— Она прелесть! Будет похожа на свою мамочку, — заверила Клару Пейдж, найдя очки и водрузив их на вздернутый носик матери.
Клара в полном изумлении разглядывала свою дочку.
— Вы должны благодарить леди доктора за этот маленький комочек, — сообщила Кларе миссис Доналд со свойственной ей прямотой. — То, что она сделала, можно считать просто чудом. Никогда ничего подобного не видела.
Послед вышел вполне нормально, и Пейдж, убедившись, что Клара вне опасности, поспешила к двери. Миссис Доналд, умная и проворная, уже убрала все окровавленные простыни, обмыла и запеленала девочку, завернула ее в мягкое одеяло и положила на руки Кларе.
— Тео, — позвала Пейдж, и голос ее звенел от радости, — идите сюда и полюбуйтесь своей дочерью.
Он стоял, прислонившись к стене срубленного им амбара, уронив голову на грудь и сжав кулаки.
Услышав голос Пейдж, он вздернул голову и побежал к ней — его обветренное лицо осветилось надеждой и страхом.
— Как Клара? — выдохнул он. — Она?…
— Она прекрасно себя чувствует, а у вас теперь замечательная дочка. Идите и поздоровайтесь с ней.
Пейдж не могла сдержать широкую улыбку. Она глубоко вдохнула свежий утренний воздух, подумав, как давно она не дышала так глубоко и спокойно. Пейдж удивилась, обнаружив, что солнце уже поднялось над горизонтом, воздух прогрелся, обещая жаркий день.
Тео торопливо снял башмаки и в одних носках осторожно подошел к кровати, словно не был уверен, что его там ожидает. Потом он увидел Клару, блаженную улыбку на ее утомленном лице, которая баюкала девочку.
— Смотри, Тео! Ты только посмотри, какая у нас прелестная дочка, — прошептала она, и лицо этого большого мужчины сморщилось. Его тело сотряслось от рыданий, и слезы покатились по его лицу. Не в силах выговорить ни слова, он опустился на колени и обнял свою семью.
Клира погладила его по голове, но глаза ее были прикованы к Пейдж.
— Я благословляю тот день, Пейдж Рандольф, когда мы встретили вас в открытой прерии, — сказала она дрожащим голосом. — Мы назовем ее Элли, как мать Тео, но второе ее имя будет Рандольф, в вашу честь, доктор Пейдж, если вы не возражаете. Она будет Элли Рандольф Флетчер.
— Я польщена, но она может возненавидеть такое имя, — отозвалась Пейдж, не в силах сдержать радостную улыбку.
Они с миссис Доналд оставили маленькую семью и опустили занавеску, чтобы дать возможность Кларе и Тео побыть наедине.
Миссис Доналд налила в кувшин чистой воды.
— Вы умывайтесь первой, — предложила она. Горячая вода была приятна лицу Пейдж. Она опустошила кувшин и передала его миссис Доналд.
Повитуха сняла очки, умылась и потом предложила:
— Давайте приготовим новой матери чай, как вы считаете, дорогая?
Пейдж услышала ласковую нотку в ее голосе и обрадовалась. Ей было лестно, что повитуха признала ее.
— Я с удовольствием выпью чашку чая и уверена, что вы тоже, — заметила миссис Доналд. — А может быть, и позавтракаем, как вы к этому относитесь?
Она начала суетиться в Клариной ослепительно чистой кухне, доставая бекон, свежий хлеб, овсянку с такой легкостью, словно сама их туда укладывала.
Усталость одолела Пейдж. Она пыталась помогать, резала хлеб для гренок, наливала воду в большой коричневый чайник, но руки ее дрожали. Она восхищалась энергией миссис Доналд.
Они внесли поднос в комнату, но Тео стал уверять, что он не голоден.
— У меня много работы по дому, — пробормотал он, надевая ботинки и выходя за дверь. Было ясно, что ему нужно успокоиться, вдали от женщин.
Клара, умытая, в свежей ночной рубашке, немного поела и задремала.
Новорожденную, завернутую в пеленки домашней выработки, которые Клара заготовила, уложили в колыбельку и поставили около кровати. Яркий солнечный свет пробивался сквозь тюлевые занавески на окне, в комнате воцарился покой, когда Пейдж и миссис Доналд сели наконец завтракать.
Несколько минут они ели молча. Когда Пейдж проглотила первую ложку овсяной каши со свежими и густыми сливками, она поняла, насколько была голодна. К тому моменту, когда она перешла к яичнице с беконом и гренкам, она почувствовала себя ожившей, и обе женщины принялись болтать о детях и беременности, о трудных родах, найдя общую тему для разговора.
— Вы знаете, доктор, — сказала миссис Доналд спустя некоторое время, — Лулу Либерман распускает по городу о вас грязные сплетни. Поверьте мне, уж я выскажу ей кое-что, как только встречу. Она завистливая баба, уж такая она есть. Я всегда замечала, она заигрывает с мужчинами.
— Спасибо за поддержку, — сказала Пейдж.
Это было прекрасно — обрести союзника. Миссис Доналд налила им еще по чашке крепкого чая и они, откинувшись на спинки стульев, потягивали горячую жидкость.
Потом миссис Доналд склонила голову набок и бросила на Пейдж долгий оценивающий взгляд.
— Вы мне не расскажете, дорогая, как вы стали врачом? — Она дотянулась через стол и похлопала Пейдж по руке. — Я понимаю, я похожа на женщину, которая всюду сует свой нос, но у меня есть причина задавать вам этот вопрос. Понимаете, я только однажды слышала о женщине-враче. Моя сестра Лиззи живет в Торонто, и у нее кое-какие женские неприятности. Она услышала про эту женщину-врача Эмили Стоув. Она обратилась к ней, и та ее вылечила. Но это единственная женщина-врач, о которой я слышала, пока здесь не появились вы.
Пейдж подумала о том, как бы ей лучше ответить. Миссис Доналд, это было видно, приняла ее, и это было очень важно для Пейдж.
Повитуха была настроена дружески, а Пейдж, один Бог знает как, нуждалась в друге. Она решила не повторять неправдоподобную историю о том, как она здесь оказалась. Она ограничится рассказом о том, почему стала врачом.
— Я вышла замуж еще совсем молодой. Мой муж был студент-медик, и я начала интересоваться медициной. Когда мой ребенок умер при родах, я решила изучать медицину и стать специалистом по родам.
— А где теперь ваш муж, дорогая?
— Мы развелись.
Миссис Доналд покачала головой и поцокала языком.
— Я так думаю, что он не мог согласиться иметь жену — «синий чулок», ученую женщину.
Пейдж уклончиво улыбнулась и отхлебнула чаю. На самом деле Ник Моррисон вообще не хотел иметь жену — «синий чулок» она или нет.
— Да, так бывает с некоторыми мужчинами, — заметила миссис Доналд. — Мой муж отправился искать золото двенадцать лет назад, и я с тех пор ничего о нем не знаю.
— Это, должно быть, тяжело для вас. У вас есть дети?
Миссис Доналд покачала головой.
— Нет, не было, хотя очень хотела. Наверное поэтому я стала принимать роды других детей. Кстати, о детях. — Она встала, чтобы посмотреть на Клару и ребенка, потом вернулась за стол. — Вы собираетесь заниматься медицинской практикой здесь, в Баттлфорде, мисс Рандольф?
Вопрос был задан как бы между прочим, но Пейдж почувствовала все его значение. Миссис Доналд зарабатывала себе на жизнь акушерством — вполне понятно, что она заинтересована в том, чтобы в Баттлфорде была женщина-врач, специалист по родам.
Эти мысли быстро пронеслись в голове Пейдж, но, когда она открыла рот, чтобы ответить, собственная смелость поразила ее.
— Да, собираюсь. Я хочу заниматься женскими болезнями. Я хочу открыть свой врачебный кабинет, и, если мне это удастся, я хотела бы знать, не согласитесь ли вы работать со мной, миссис Доналд?
Святый Боже, о чем она думает? У нее нет ни денег, ни инструментов, а с будущей пятницы ей и жить-то будет негде, а она нанимает помощницу для врачебной практики, которой у нее тоже нет. Этот проклятый круг в пшенице не только перебросил ее в другое время, но и повлиял на ее мозги.
Миссис Доналд поначалу выглядела ошарашенной. Потом она склонила голову набок и посмотрела на Пейдж долгим оценивающим взглядом.
— Я не могу сразу ответить вам, — медленно произнесла она, — я должна обдумать. Но вы очень добры ко мне, мисс Рандольф.
— Пожалуйста, называйте меня Пейдж. И доброта здесь не при чем. — Она показала жестом на занавеску, за которой спали Клара и ребенок. — Без вас я не справилась бы. На меня очень сильное впечатление произвели ваши знания и умение.
Морщинистые щеки повитухи зарделись от удовольствия.
— Меня многому научил доктор Болдуин, работающий в форте, — скромно отозвалась она. — Вы ведь его знаете?
— Мы работали вместе. Он хороший врач и отличный хирург.
Миссис Доналд удивила Пейдж, озорно подмигнув ей.
— Он хорошо сложенный мужчина. Если бы я была помоложе, то сказала бы, что он в любое время может скинуть свои ботинки у моей постели.
Пейдж ухмыльнулась и почувствовала, что покраснела. Она должна была признать, что и сама допускала сладострастные мысли о Майлсе Болдуине.
Смех миссис Доналд звучал молодо и приятно.
— Я вижу, что у вас такие же мысли. Что сказать, дорогая, если бы я имела вашу внешность, я бы не только думала, а постаралась бы женить на себе доктора Болдуина. — Она налила им обеим еще чая. — Меня зовут Абигайл. Вы не будете против, если я буду называть вас доктор Пейдж?
— Лучше просто Пейдж.
Следующий час они провели за уборкой, грели воду, потом отстирывали простыни и развешивали их на солнце, собрали на огороде у Клары морковь, репу и картошку и сварили хороший суп. Абигайл решила оставаться у Флетчеров до тех пор, пока Клара не окрепнет. Тео предложил Пейдж отвезти ее обратно в город после ланча.
Настал уже полдень, когда отчаянный лай пса известил о приезде всадника.
Пейдж выглянула в окно как раз в тот момент, когда Майлс спрыгнул со своего жеребца.
Тео поспешил ему навстречу, они о чем-то поговорили, потом Майлс улыбнулся и пожал Тео руку, видимо, поздравляя его с рождением дочери.
Через несколько минут они вошли в комнату. Высокие ботинки Майлса и коричневые бриджи были запылены, а около рта и глаз залегли морщины усталости. Однако он улыбался, а от его высокой фигуры небольшая хижина стала казаться еще меньше.
— Добрый день, дамы. — Он снял свою широкополую шляпу и отвесил им вежливый поклон. — Тео рассказал мне, что вы отлично справились с родами. Примите мои поздравления.
Его слова были обращены к ним обеим, но его серые глаза смотрели на Пейдж, и в них виделись уважение и восхищение.
В его глазах читался намек еще на что-то, и она почувствовала, как вспыхнула под его внимательным взглядом.
За те недели, что они работали вместе, между ними возникло какое-то взаимопонимание двух врачей, старавшихся спасти жизнь и здоровье их пациентов.
Однако в этот момент, в маленькой хижине Флетчеров, Пейдж неожиданно для себя поняла, что то, что она чувствует к Майлсу Болдуину, не просто товарищеское отношение одного врача к другому.
Ее сердце застучало, кровь забурлила в венах. У нее перехватило дыхание, и она не могла отвести от него глаз.
Не могла же она влюбиться в Майлса Болдуина?!