Солнце начинало свой путь к горизонту. Отряд вернулся в город, въехав в центральные ворота. В Форте на площади у стены их ждал большой неприятный сюрприз. Солдаты в красных мундирах стояли блоками, занимая треть территории. Дарма выматерился себе под нос. Похоже, Мадер вызвал свои войска из города. Дела совсем плохи.
Стоило людям Дармы въехать в ворота, как их тут же окружили. Не успела Лу спрыгнуть со своего жеребца, как ей тут же надели на руки железные оковы и под руки увели. С Дармой проделали то же. Остальному отряду велели спешиться и проследовать к месту суда — небольшой площади, недалеко от тюрьмы.
На самой площади уже стояло несколько стульев, вокруг нее собралась толпа зрителей. Никто толком не знал, что происходит, все шептались, передавая другим свои догадки. Доведя до пункта назначения, Лу без лишних слов пнули по ногам, и та, упав на колени, осталась в таком положении. С Дармой так поступить не рискнули, и он остался стоять в окружении красных мундиров с закованными руками.
Воины быстро растолкали толпу, и на площадь вышли члены совета, последним из которых был Мадер. Выглядел он, на удивление капитана, не слишком довольным. Высокий худой мужчина, которому явно было далеко за шестьдесят, встав со стула, начал свою речь:
— Господа! Мы собрались сегодня в связи с крайне необычными событиями, происходившими в Форте последние два дня. С членами совета мы уже с утра обсуждаем данный вопрос и вот к чему пришли. Я, как и большинство моих коллег, посчитали действия Дармы Коррагиана (Лу с удивлением подняла глаза на капитана) вполне адекватными и вменяемыми. Он, как глава, капитан и ответственное за Форт лицо, полностью устраивает совет, с доблестью, мужеством и полной отдачей исполняя свой долг. Засим, прошу освободить капитана от оков. Естественно, что весь отряд капитана также прощается советом, так как их единство и солидарность — показатель наличия сильного авторитетного лидера и наличия собственного мнения у каждого из солдат. Однако за неповиновение старшему по должности, каждому из вас выписывается выговор. Еще одна подобная выходка и трибунал будет неотвратим. — Дарму расковали, но он не сдвинулся с места.
— Капитан, вы можете быть свободны.
— Благодарю вас, и каждого члена совета за такое решение. Но я, как капитан Форта, радею за каждого жителя моего удела, и меня беспокоит судьба арестованной.
— Знаете, нас это тоже беспокоит. Совет принял во внимание, что данная особа, некая Мария, нынешняя Лу, внезапно появилась в Форте, как и откуда — никто не может объяснить. Что вы скажете, капитан?
— Вас не смущает, что я нахожусь здесь, рядом с вами, и сама могу за себя отвечать? — Лу почувствовала, как заполняется глухой злобой. Старик, поморщившись, устремил взгляд на арестованную.
— Юная леди, вы не смогли добиться душевного расположения к себе от членов совета ни в первую нашу встречу, ни сейчас. Мне жаль это говорить, но вы — пример безответственности, нахальства и вульгарности — у Лу брови подскочили вверх от услышанного. — Я, как и другие, не можем понять, что в вас видит капитан, раз так рискует своей жизнью и должностью, спасая вас от наказания.
— Я знаю, в чем тут дело, господин Рагьери — Мадер подскочил со своего места. — Я не стал об этом доносить ранее, но сейчас кое-что понял. Мои ребята, однажды, в поисках капитана, посетили его дом, найдя эту юную даму в довольно неоднозначном внешнем виде.
— Это многое объясняет! — господин Рагьери с чувством выдохнул. Лу чуть не прыснула со смеху — смотри какая невидаль, в мире, оказывается, существует секс.
— Господа! Хочу развеять домыслы господина Мадера. В тот вечер девушка действительно находилась у меня, но лишь по причине плохого самочувствия. Весь вечер и дальнейшую ночь я провел в штабе Форта, это могут доказать как минимум пятнадцать человек, в том числе солдаты, которые не нашли меня в собственном доме в ту ночь.
— Очень хорошо. Будем считать, эту часть вопроса закрытой. А как насчет наложенного вами наказания, капитан? Господин Мадер утверждает, что в день его прибытия, осуждаемая была прикована к позорному столбу.
— Да, господин Рагьери, у нас были некоторые разногласия, которые мы оставили далеко в прошлом.
— Не могли бы вы рассказать поподробнее? У нас есть некоторые данные от очевидцев, но очень хочется услышать вашу версию. — Дарма открыл рот, чтобы начать, но тут его перебила Лу.
— Слушайте, вы, любопытное сборище Древнего Рима, я не вещь, чтобы меня обсуждали в моем присутствии. Я сама могу ответить на все ваши вопросы. — Дарма слегка пнул ее ногу, чтобы та замолчала. Совет в который раз с неодобрением покачал головой.
— Леди Лу, вы слишком несдержанны. Мне печально видеть, что столь нежное по природе создание, настолько не умеет вести себя в обществе. Смеет нарушать установленные годами правила и законы, да еще и одевается как мужчина, что является верхом аморального поведения. Если уж вы настаиваете, то я выскажу вам прямо наше мнение: вы — позор нашего города. У меня есть как минимум три свидетельства о вашем распутном поведении, — Лу в который раз удивленно подняла брови. — Неуважение, а также неподчинение, как своему непосредственному командиру, так и вышестоящим персонам. Полнейшее попрание и игнорирование прямого приказа, что произошло вчера прямо у нас на глазах. И да, я полностью согласен с господином Мадером, что вы должны понести наказание в полной мере. — Дарма в волнении сделал шаг вперед, обращаясь к совету, но те остановили его, не дав начать.
— Капитан Дарма, мы великодушно простили вас, не стоит из-за одного хромого осла рубить все стадо.
— Господин Рагьери, — Дарма отчаянно пытался хоть что-то придумать — вынося приговор, прошу, не забудьте о том, что перед вами девушка, а наши законы лояльны к слабому полу.
— Это мы помним, капитан Дарма. Но эта представительница, как вы сказали, слабого пола, сама отказалась от своей сущности и будет судима по шкале, обозначенной мужественному полу, которому и свойственно носить брюки. Леди Лу, вы приговариваетесь к десяти ударам плетью у позорного столба немедленно. Это должно вас вразумить. — Лу начала что-то говорить, но Дарма, резко повернувшись, гневно ей отчеканил:
— Закрой рот! — И тут же обратился к судьям.
— Господа судьи, прошу урезать наказание в половину, так как осужденная провела ночь в лесу и совсем ослабла. Она может не вынести такого количества ударов. — Судьи, наклонясь, начали переговариваться. Мадер гневно что-то доказывал, судьи согласно ему закивали, что не сулило для Лу ничего хорошего.
— Мы решили, что количество ударов может быть снижено на половину только в случае, если кто-то разделит с осужденной наказание. Есть желающие разделить удары плетью? — Желающих оказалось более чем достаточно, кто-то даже крикнул, что может полностью взять на себя все наказание, что заставило Лу благодарно прослезиться.
— А что скажете вы, дамочка? Готовы ли вы переложить свое наказание на плечи ваших друзей, которые итак пострадали от вашей беспечности и необузданной легкомысленности? — Лу гневно посмотрела на судей.
— Я желаю, чтобы у каждого человека на этой мерзкой земле были такие друзья, как у меня здесь, в Форте, господа советники. Но я не желаю быть кому-либо обузой, и сама в полной мере отвечу за свои проступки.
— Нет! — Лу услышала голос Дармы, но дальнейшие его слова заглушил рокот толпы. Судьи жестами успокоили толпу, вновь поворачиваясь к осужденной.
— Это благородно с вашей стороны, но я, будучи человеком мягким и лояльным к чужой боли, оставляю вам возможность передать половину своего наказания кому-то даже после того, как его начнут приводить в исполнение. Поверьте, вы можете очень быстро передумать. — Лу опустила голову, закрываясь ото всех стеной волос, не решаясь взглянуть на Дарму. Господи, ну почему она такая глупая!
Лу не успела встать на ноги, как двое конвоиров потащили ее к постыдному столбу, поэтому она скорее волочила, нежели переставляла их. От наплыва адреналина у нее закружилась голова, сердце выпрыгивало из груди, а слезы сами катились по щекам, как она ни пыталась их сдержать. Как хорошо, что в суматохе и сумраке надвигающейся ночи никто ее лица разглядеть не сможет.
Расстегнув оковы, солдаты грубо толкнули Лу, и, сильно оттянув ей руки вперед и наверх, привязали к столбу. На руки вновь повесили цепь, которую, в свою очередь, перебросили за вбитый в дерево изогнутый железный штырь. Он был прибит высоковато для ее роста, так что девушка вынуждена была стоять с поднятыми вверх руками, чуть приподнявшись на носочках, иначе цепь болезненно врезалась в кожу запястий.
Кто-то, не сильно церемонясь, с громким треском разорвал на спине девушки рубашку, и она почувствовала, как прохладный ветер обдувает ей кожу. Сбоку от нее, над самым ухом раздался до омерзения знакомый шепот, слышать который в данный момент могла только Лу.
— Ух, какая прелестная спинка. Жаль ее портить. — Тот солдат, что не так давно превратил ее лицо в сплошной синяк, разворачивал длинную кожаную плеть с самодовольной ухмылкой. В горле Лу все пересохло, и она попросила небеса дать ей сил все это вынести. Чья-то рука убрала волосы вперед, волной падающие на спину ниже лопаток, оголяя кожу перед ударами.
Мучительное ожидание сводило с ума, и Лу показалось, что она точно лишится чувств, когда первая обжигающая волна коснулась ее спины, запуская заряд электрического тока к кончикам пальцев. Она задохнулась от боли. Лу и представить не могла, что такое плеть! И ей предстоит еще девять ударов! Теперь ясно, почему совет решил, что она передумает. Еще удар и Лу, не удержавшись, вскрикнула. Перед глазами поплыли яркие пятна, она часто прерывисто дышала, пытаясь так приглушить жуткую боль. Щелчок, и спина будто взорвалась огнем.
Лу, стиснув зубы до боли, прижалась лицом к прохладному дереву, боясь, что смалодушничает и попросит остановиться. Кому тогда достанутся удары? Еще один щелчок и Лу, зарычав, всхлипнула. Казалось, с нее содрали кожу, было жутко больно. Вниз по спине потекли горячие струйки крови… Пятый удар. Ноги начали сильно дрожать, и девушка испугалась, что не устоит — цепи итак сильно впивались в кожу. Силы покидали Лу, перед глазами все плыло, по лицу стекали крупные капли слез, но она усилием воли сохраняла сознание, не давая себе до конца раскиснуть. Чего так медлят? Где шестой удар? Лу хотела поскорее с этим закончить, но судьи почему-то мешкали.
Она повернула голову, пытаясь рассмотреть, что происходит за спиной, когда к соседнему столбу подошел Дарма без рубашки, и, добровольно обняв столб, дал заковать себе руки. Лу замотала головой, пытаясь что-то сказать, но кроме тихого "нет, нет" ничего не получалось. Прозвучал первый щелчок, Лу вздрогнула. На спине мужчины появился кровавый след. Пять щелчков и пять ударов — Дарма не выдал ни звука, стоя, словно изваяние, с прямой, истекающей кровью спиной. Зато Лу рыдала. Тихо всхлипывая, она проклинала себя, чувствуя, как угрызения совести сминают ее своеволие. Судьи именно этого и хотели от нее — чувства вины. И они добились своего — вины у Лу было через край. Она не осмеливалась повернуть глаза к Дарме, настолько мерзко она себя никогда не чувствовала. Наверное, она к нему теперь никогда не сможет подойти. Ей сняли цепи, и Лу наконец полностью смогла опустить свои стопы на землю. Она стояла, потирая онемевшие руки, все еще опираясь корпусом о столб, не доверяя трясущимся ногам. В это время зрителей начали разгонять солдаты Дармы, а совет встал со своих мест и удалился за ненадобностью.
Лу прерывисто вздохнула, собираясь попробовать отстраниться от столба и направиться подальше от этого места, когда ей кто-то аккуратно стянул полы порванной рубашки, прикрывая располосованную спину. Девушка обернулась. Перед ней возник торс Дармы, и она еще ниже опустила голову — нет, не сможет она сейчас вынести его взгляд. Дарма нежно притянул ее к себе, стараясь не касаться израненной спины и Лу, не выдержав, всхлипнула в голос, за что тут же себя еще больше возненавидела. Кожа Дармы обжигала даже сквозь ткань рубашки, он аккуратно приподнял подбородок Лу, и ей все же пришлось посмотреть ему в глаза. Дарма с добротой и сочувствием смотрел на девушку с легкой улыбкой на губах. Он осторожно вытер шершавой рукой ее щеки, и Лу чуть улыбнулась.
— Спасибо. Дарма… я не знаю… Я не хотела этого. — Лу почувствовала, как ее начинает бить крупная дрожь и мужчина, шикнув, снова прижал ее к груди.
— Все хорошо. Я тебя не виню. Пойдем к Собиану, тебе лучше прилечь.