М а ш а. Рыбаков, вы чудак. Неужели вы воображаете, что все люди должны знать об этом. Я же ничего не знаю!
Р ы б а к о в. Ничего не знаете, а обиделись. За что же тут обижаться?
М а ш а. Ну хорошо, а мастера вы нашли?
Р ы б а к о в. Нашел. Но если б вы знали, чего это мне стоило. Кому не скажешь, какие часы требуют ремонта, - все пугаются... Один древний, неслыханной древности часовщик в колпаке сел на пол, накрыл голову руками и сказал: "Стреляйте, но я не пойду!" От Марьиной рощи до Пресни я прощупал старую Москву и наконец нашел такого часовщика, что сам прихожу в недоумение. Он сегодня будет в Кремле, но боюсь, волнуюсь...
М а ш а. Почему?
Р ы б а к о в. Я скрыл от него, какие часы требуют ремонта. Он думает, это вот, а это во... а там - башня, стопудовые гири... цепи... Если бы вы знали, Маша, под каким впечатлением я хожу! Случайно ночью, когда Москва спит, я встретил Ильича. Я не могу постигнуть, откуда берутся мысли у этого человека. Я хожу какой-то удивительный самому себе, будто и я куда-то далеко вперед залетел, где еще никто не бывал. И мне неловко. Это же ничуть не я, а Ленин. Теперь я знаю, на всю жизнь, что есть люди, которым ничего не далеко, ничего не страшно, ничего не удивительно.
М а ш а. Саша! Милый... с вами очень легко. Почему, не знаю, но вся моя драма окончательно расплылась. Что же вы, помните, сегодня суббота? Вас ждут у нас. Придете?
Р ы б а к о в. Обязательно.
М а ш а. А если на вас отец накинется, найдетесь?
Р ы б а к о в. Найдусь!
М а ш а. Я накинулась, вы не сразу нашлись.
Р ы б а к о в. С вами... с вами я ручной.
М а ш а. Так ли?
Р ы б а к о в. Люблю я вас. Я вам по ночам письма пишу, а утром рву их на части!
М а ш а. А вы их не рвите. Вы бы их посылали по адресу.
Р ы б а к о в. Слов не хватает. Я думаю о любви, чувствую, что истинно люблю вас... Понимаете, истинно, без единой посторонней мысли... А выразить это все настоящими словами не могу! Слов не хватает...
М а ш а. Вот вы и выразили. Я верю - и достаточно. Сегодня я почему-то особенно вам верю. Но пора домой.
Р ы б а к о в. Маша, позвольте проводить вас?
М а ш а. Я бы рада, да боюсь, что нас встретит отец.
Р ы б а к о в. Что у вас за отец такой? Неужели это такая неприступная твердыня?
М а ш а. Подождите, сами увидите. Ну, будь что будет! Не хочу думать. Берите меня под руку.
Р ы б а к о в. Мерси.
М а ш а (хохочет). Рыбаков, не надо. Будьте таким, как есть, без "мерси".
Р ы б а к о в. Хорошо. С удовольствием. Буду всегда таким, как есть. Без "мерси".
Картина вторая
В доме Забелиных. Рабочий кабинет Антона Ивановича, где давно уже никто не работает. Вечер. В кабинете сидят З а б е л и н а и ее гости: д а м а с в я з а н ь е м и ее муж - о п т и м и с т, д а м а и с п у г а н н а я
и ее муж - с к е п т и к.
З а б е л и н а (продолжая разговор). Антон Иванович делается все более и более невозможным. На днях я видела, как он бранился с каким-то монахом, а вчера, стыдно сказать, подрался с одним знакомым господином.
С к е п т и к. В доме подрался или публично?
З а б е л и н а. У Малого театра в семь часов вечера.
С к е п т и к. И кто кого?
З а б е л и н а. Антон Иванович одолел, конечно. Но если подумать, на какой почве вышел поединок. Господин этот был в подчинении у Антона Ивановича, а теперь, проходя в театр, позволил себе неприличную выходку. Он потрепал по плечу Антона Ивановича и допустил по отношению к нему покровительственный тон.
Д а м а и с п у г а н н а я. А господин этот не большевик?
З а б е л и н а. Не большевик, но настроен современно.
Д а м а и с п у г а н н а я. Антон Иванович рискует быть посаженным в Чека.
С к е п т и к. А кто теперь не сидел? Все сидели!
Д а м а и с п у г а н н а я. Но ты же не сидел?!
С к е п т и к. Не сидел, так буду.
Д а м а и с п у г а н н а я. Замолчи, ради бога! Хоть здесь перестань пугать меня.
З а б е л и н а. А я, глядя на Антона Ивановича, держу узелок с бельем. Я начинаю верить, что его посадят.
О п т и м и с т. Антон Иванович настроения свои выражает эмоционально, а за эмоцию не сажают.
Д а м а и с п у г а н н а я. Но он побил большевистски настроенного господина. Это террор!
О п т и м и с т. При любом режиме бьют по морде, если это необходимо.
С к е п т и к. Все равно посадят Антона. Вот увидите.
Д а м а и с п у г а н н а я. Этот человек может довести до слез...
С к е п т и к. Пол-Москвы говорит: это Забелин пошел торговать спичками! Вы думаете, большевики - идиоты, ничего не понимают?
Д а м а с в я з а н ь е м. А наш Володька сделался футуристом. Теперь он целые дни читает какое-то ужасное "Облако в штанах".
З а б е л и н а. Что-о? Облако и... в штанах? Неужели могут быть такие стихи?
Д а м а с в я з а н ь е м. У них это называется поэмой. Володька всех уверяет, что это величайшее произведение. Я вам не могу передать, до какой степени оно неприлично! Там автор от первого лица предлагает женщине невозможные вещи.