- Це мисто не наикрасче, а наитяжче, Олександре Олексеевиче. Як почнуть цвилити цеи обранцы - зенедужишь!
Стрельцов не понял - хоть и родственный язык. Что за "обранцы" и как они начнут "цвилити?" Ясно, что нехорошие дела творятся, коли от них занедужишь.
- Ничего, на то вы и пани-президентка, чтобы смирять всяких обранцев, - смело ответил он.
И кажется, попал в точку. Оксана Николаевна засмеялась и махнула рукой:
- Нехай.
Казачок в малиновых шароварах разливал напитки: шампанское и нечто бесцветное из графинчика - водку, очевидно.
Олеся указала на шампанское, остальным без спросу налили белого.
- Водка? - по-отцовски поинтересовался Стрельцов.
- Горилка. "Водка" у вас от слова "вода", потому и разбавлять легко, - нечувствительно перешла на русский хозяйка. - А горилка наша всегда горит, потому ее не разбавишь: не загорится!
- Ну давайте, - поднялся Стрельцов. - За прекрасных хозяек этого дома.
- Ой, чо вы говорите. Ласково благодаримо!
Она иногда смущалась, словно и не глава государства.
- Кушайте, просимо! Раньше бы вас маринованной скумбрией попотчевала. Лучше всякой селедки люблю. А теперь всю скумбрию за лес продали. Пускай в Сибири спирт занюхивают. А я велела: чего в городе мало, того и во дворец не нести.
- Свобода даром не дается, - рассеянно заметил Стрельцов.
- Голодная воля, - согласилась со вздохом Оксана Николаевна. - Как когда тезка ваш крестьян освободил.
- "Голодная воля", - улыбнулся Стрельцов. - Это вы хорошо сказали.
- Не я сказала. Панас Мирный сказал. Вы ведь не то что не читали, вы имени такого не слыхали! Вот вы говорите про нас: такие-сякие националисты...
- Я не говорю! - быстро вставил Стрельцов.
- Значит, думаете... Да всякий наш самый-самый патриот и Пушкина знает, и Толстого. Про нашего Гоголя уж не говорю. А вы такие широкие на Руси, такие борцы за права народов, а кто украинскую литературу хоть по именам знает? Одного Шевченка, может быть. Я бы сказала не Панас Мирный, а Панас хоть Червоный - вы бы и не заметили!
"Ого, подумал Стрельцов, не зря ее избрали! И никакой Платон ей в суфлеры не нужен!"
- Еще Лесю Украинку знаю. По имени, - смиренно сказал он вслух.
- Спасибо что признались: "по имени". И Тараса ведь не читали! "Як умру, то заховайте мене на могиле", вот и все. Я вот русский знаю, а вы в украинском не смыслите.
- Сдаюсь-сдаюсь! - поднял руки Стрельцов.
Подумав при этом: "А зачем мне знать украинский?"
- Ой, мамо! - укоризненно пропела Олеся.
- Она уже вас защищает! Ну не буду, не буду. Хотя обидно бывает. Вам-то как работается? У нас ведь только и слышно: "Вот Стрельцо-ов!" Жили бы вы хотя бы в Харькиве, а лучше - на Полтавщине - неприменно стали бы и у нас президентом. И я бы за вас голосовала.
- А я бы - за вас! Но вообще-то вы правильно сказали: будто спутанный ходишь, стреноженный! Про чиновников этих не говорю. Им указ, например, чтобы каждый по праву чистым воздухом дышал, а они: "Невозможно технически до две тыщи двадцать пятого года!" Какое право ни возьми - технически оно невозможное! Но еще хуже, что законов всюду нагорожено - как заборов. Дырявые заборы, все сквозь них лазают - кроме меня. Я только шагну - сразу в забор упираюсь. В закон. Нет, законы полезны, само собой, но только чтобы до глупости не доводить, до абсурда! На все случаи законов не придумаешь, и должен быть человек, который может законы преодолевать. Который выше. Президент, кто ж еще. Как правила движения. Без них нельзя, но если "Скорая" начнет по правилам ездить и пожарники, все умрут и сгорят, пока до них доедут. Раз меня выбрали, доверили, значит и доверьте, когда надо, законы преодолевать!
- Вам бы самодержцем родиться, - улыбнулась Личко. Поощрительно. - Не даром вы, я слышала, с Александром Македонским родством сочлись.
- А самодержавие - лучшая система! - запальчиво сказал Стрельцов. Законы при самодержавии действуют, без законов ни одна страна не стоит. Но есть человек, есть самодержец, который выше, который всегда может преодолеть закон, если закон довели до идиотизма. Почему сейчас монархистов много снова? Потому что люди это чувствуют. Народ. Говорят, власть законов, а на самом деле - власть чиновников, которые законом вертят. Для чиновников законы - что отмычки в других руках. И нету наверху человека, который может чиновничьи загородки сломать. Даже президент не может: тотчас крик - "он закон нарушает!" А это должна быть моя работа: различать благо, которое выше закона... Ладно, не выдавайте только. Это я как президент президентке душу раскрыл.
- Не выдам, - ласково пообещала Оксана.
- Смотрите, а то ведь я теперь в ваших руках, - преувеличенно сокрушался Стрельцов. - Выдал вам себя головой. Слово скажете, и такой вой поднимется! Импичмент на импичменте.
- А я слышала, вы спиваете. Олеся нарочно гитару принесла.
Это был лестный знак внимания.
По обыкновению салонных гитаристов, Стрельцов очень долго настраивал инструмент. Слушатели почтительно молчали.
Наконец он удовлетворенно взял пару аккордов, поднял голову и как бы заново увидел присутствующих.
Случайно и просто мы встретились с вами...
Он знал свою силу - и не колебался пустить ее в ход.
Песня - всего лишь песня. Романс - лишь романс. Поется всегда о других встречах, других людях. Но ничто не мешает слегка, как бы наспех, примерить к себе далекие чужие судьбы.
Мы просто знакомы - как странно...
Не боясь наскучить, он исполнил чуть не половину репертуара, пока наконец прижал струны пальцами, погасив последний аккорд.
- Ну хватит, пора и честь знать.
- О господи, в кой-то веки посидели по-человечески. Кажется, в первый раз, с тех пор как выдвинулась. Спасибо! Завтра на официальном обеде артисты будут, но все равно вы лучше их спиваете.
- Да уж, на официальных обедах папа больше не поет, - подал голос Гришка.
- Завтра не то. Завтра и обранцы явятся, - подхватила Олеся.
- Явятся - кто? - кстати ухватился Гришка за загадочное слово.
Ведь не пристало самому президенту выказывать свое непонимание.
- Обранцы! По-русски - депутат, а по-нашему - обранець.
Олеся вложила в единое слово весь заряд иронии, естественной для президентской дочки по отношению к разного рода депутатам.
- Обранец! Обранец! - засмеялся Гришка. - Во здорово. По-русски так и не скажешь.