Танцевала я и пела,
И за это из колясок
Медяки бросали мне.
Было много проезжавших,
Кто заигрывал со мной,
Но с такими, как всегда,
Я держалась неприступно.
Недотрогой я была
И гуляя по Мадриду,
Где на Прадо нет отбою
От назойливых мужчин.
Так, свободной, точно птица,
Твердой, словно бы скала,
Проходила я везде.
Вдруг на улице - той, знаешь,
Что на площадь смотрит, где
Строят церковь в честь святого,
Уязвленного стрелами?
Там у дома одного
Я увидела идальго.
Шляпу он, представь, надвинул
Низко так, почти на лоб,
А поля у этой шляпы
Не поля, а балдахин
Для усов, о Паскуала!
Воротник - как на закате
Красных облаков гряда;
Преогромные манжеты
Голубые с белым кантом
Заменили бы вполне
За обедом две салфетки
И две дюжины платков
Носовых... Что за умора
Эти новшества, ей-богу!
Руки, знаешь, и лицо
В этих тряпках - ну, точь-в-точь
Три лица в воротниках.
Ото всей его одежды
Исходил такой приятный,
Сильный запах, Паскуала,
Что, мне думается, он,
Этот самый мой идальго,
Каждый день по многу раз
Окунается в духи.
И чулки и башмаки
Он носил по новой моде.
Шпагу он держал вот так:
Вызывающе и смело,
С дерзким видом, словно драться