Что-то очень похожее на презрение испытала Милка, глядя на него. Едва сдержалась, чтобы не высказать ему всего, о чем она подумала в эту минуту. Зачем? Если все – от начала до конца – глупо…
– Анатолий Степанович просил тебя зайти к нему…
Стаська опять внимательно посмотрел на нее.
– Хорошо, я зайду, – сказал он. Круто повернулся и зашагал прочь от Милки.
– Когда?! – прикрикнула она, чтобы удержать его.
Он глянул через плечо.
– Сегодня.
– Идем сейчас! – Она снова притопнула.
Стаська остановился неподалеку от сосен.
– Сейчас мне надо подумать. Побыть одному и подумать…
Снова пошел.
– Что ты из себя мыслителя Спинозу строишь, Стаська?
Он не обратил внимания на ее реплику. Хам. Самый настоящий хам! И столько лет она делила с ним все свои радости!
Милка решительно повернулась спиной к нему.
Окажись Стаська не человеком, а какой-нибудь букашкой, вроде этой желтенькой, что ползала по траве у Милкиных ног, – Милка, не моргнув глазом, вот так вдавила бы его в землю и еще крутнула бы каблуком для верности…
Но, к сожалению, Стаська не был маленькой, безответной букашкой и маячил уже далеко за соснами.
Во дворе дома царило плохо скрытое оживление.
Герка Потанюк в числе десятка других недорослей гонял клюшкой консервную банку в дальнем углу двора.
Милкины однокашники теснились в беседке. Колька Болдырев, обхватив колени руками, восседал прямо на полу, Ашот и Лялька Безуглова взгромоздились рядышком на перила, Скосырев, стоя посреди беседки и энергично жестикулируя, доказывал какую-нибудь заведомую ерунду, остальные сидели на лавочках вдоль перил.
И первый вопрос, который задала Лялька Безуглова при появлении Милки, был, конечно же, на злобу дня:
– Ты слышала?! Деньги нашли!
– Я знаю… – небрежно кивнула Милка, давая понять, что проблема эта – для нее не самое главное в жизни.
Ашот хлопнул ладошкой по широким перилам возле себя.
– Давай сюда, Миледи!
И хотя он предлагал очень удобное место рядом со стойкой, Милка вспрыгнула на перила и уселась по другую руку Ляльки. Посожалела мимоходом, что не надела, как другие, брюки…
Она ошиблась, разговор в беседке был далек от вчерашней кражи. Видимо, то, что деньги вернулись, положило конец страстям, а тема недавнего скандала в директорской квартире либо исчерпала себя, либо не выносилась на коллективное обсуждение.
Левка Скос на полном серьезе предлагал не разлучаться после выпускных экзаменов, а всем классом податься либо в один институт, либо на производство… Казалось бы, неожиданный и вместе с тем легко объяснимый коллективизм со стороны Левки. Куда уж проще таранить жизнь в толпе: кто-то таранит, а кто-то лишь продвигается со всеми вместе.
– Давай, Скос, ты двигай первым, а я уж и остальные – за тобой! – прокомментировал Ашот, словно бы подслушав, о чем думает Милка.
И Левка сразу надулся.
– Что я? Надо всем обществом!
– Тогда всем в авиацию! – оживился Кулаев. – Было же во время войны: эскадрилья Марины Расковой, полк Гризодубовой. Теперь будет: полк Миледи! Эскадрилья Безугловой или звено Суриной! Звучит?
– Почему это мне всех меньше? – обиделась Инга.
– Ну, пусть эскадрилья Суриной, звено Миледи! – легко согласился Ашот. – Возьмешь меня в свое звено ведомым, Миледи?
– А что это значит? – на всякий случай поинтересовалась Милка.
– Это значит: куда ты – туда и я!
– Нет, уж лучше ты за кем-нибудь другим пристройся, – покосилась на него Милка.
Левка сплюнул далеко через перила и, обхватив колени, сел на пол, рядом с Колькой Болдыревым.
Милка надеялась, что скользкая тема последних событий вообще не будет затронута. Но в это время показалась во дворе Оля. Все умолкли как по команде. А Инга тревожным шепотом сообщила:
– Елена Тихоновна куда-то в центр поехала, на автобусе…
Значит, разговор об этом все же состоялся.
– Мила! – позвала Оля от дома.
Милка соскользнула с перил и через открытую дверь следом за Олей взошла на лестничную площадку.
– Тебя папа просил зайти… – сказала Оля, снова прижимаясь к стене под лестницей, так что Милка опять не вдруг рассмотрела ее.
– Зачем?.. – машинально спросила она, прекрасно понимая, что Оля может не знать этого.
Оля пожала плечами. Она-то из-за чего так переживает?
– А ты? – спросила Милка, поворачиваясь, чтобы идти.
– Я… в магазин, – соврала Оля.
Но когда Милка шагнула к двери, опять негромко позвала ее:
– Мила… О чем… говорили там? – Оля повела головой в сторону двора.