— Меринову я сегодня же позвоню, — сказал Бондарчук и, уже обращаясь к начальнику штаба: — Найти Бульбациева. Он сейчас в Тирасполе, только сегодня вышел из Бендер, недавно был у меня…, - и, подняв на казаков хмурый взгляд, добавил: — … С плохой вестью. Знайте, господа — Иркутское войско потеряло еще одного казака…
Тяжким грузом повисло на сердце известие о том, что вчера в Бендерах погиб Олег Халтурин. Вместе с казаком — тираспольчанином Сергеем Корабельниковым, многим известным как «Огонек», прозванным так за огенно-рыжую шевелюру, отчаянный и неугомонных характер, он ушел в разведку. На окраине города они попали в хитро устроенную засаду. ОПОНовцы хотели взять их живьем, шквальным огнем не давали подойти рвавшимся к ним на помощь казакам и гвардейцам. Поняв, что окруженные казаки сдаваться не собираются, их позицию расстреляли из гранатометов… Так вместе они там и лежат. Вытащить их тела — были попытки, еще троих ранило! — пока нет никакой возможности…
— На прибывших иркутян подготовить приказ, поставить на довольствие, — приказал атаман начальнику штаба. — Вашей группе, — Бондарчук посмотрел на Будунова и Михайлова, — Сегодня отдыхать с дороги, знакомиться с обстановкой — начштаба поможет и проинструктирует, а завтра к восьми утра прибыть сюда, сдать документы, личные вещи и получить оружие. Пойдете в Бендеры…
Как ни стремились вилимские казаки-иркутяне в бой — скорей, скорей на помощь приднестровцам! — но при слове «Бендеры» — название, ставшее синонимом слова «ад», город, в который они завтра войдут, Вадим вдруг ощутил, казалось, независимо от своего сознания — нутром, душой! — странно, да? — чувство ужаса!.. Быстро скосив глаза на Бориса, он, перехватив молниеносный ответный взгляд, понял, что Будунов ощутил то же, что-то близкое к этому…
Выходя из кабинета атамана ЧКВ, во дворе штаба услышали гомон, и вдруг — возгласы ликования и дружное «Ура-А-А!» Вадим и Борис с интересом посмотрели в окно, увидели свою группу, окруженную плотным кольцом восторженных казаков, каждый из которых старался пожать руку, обнять по-братски…
Новички заметны сразу, поэтому к вилимской группе тут же проявили интерес. Вошедшие во двор штаба бойцы, только прибывшие с передовой, сразу спросили странных «гражданских», сидящих у стены: «Откуда вы, братки? Кто такие?..» Получив ответ, своей непосредственной и искренней радостью — «Помощь пришла!» — буквально «на уши поставили» всех, кто был во дворе…
На оформление всех документов у начальника штаба ушло не так много времени. Согласно приказу, группа казаков станицы «Вилимской» ИКВ, как прикомандированная, временно вошла в состав Черноморского казачьего войска с суточным содержанием каждого в 76 рублей…
— …И чему, сотник, улыбаемся? — недоуменно спросил начштаба, посмотрев на Михайлова.
— Да все нормально. Просто вспомнились статьи в газетах…, - и Вадим с Борисом, перебивая друг-друга, со смехом рассказали, как, купив в Москве кучу газет, обнаружили в «Неделе» — приложение к газете «Известия», в «Московском комсомольце», а потом и в «Московских новостях», полные серьезности журналистские утверждения о том, что прибывающим в Тирасполь, Цхинвали или Сухуми «легионерам», хоть вербовки не велось и контрактов они не подписывали — довольно неплохо платят, и в этом, мол, есть масса свидетельств! «Теперь настал золотой век наемников!» — брызгая слюной и «праведно» возмущаясь, кричали со страниц своих «независимых» газет вскормленные «молодыми реформаторами» столичные «журналюги»…
— … Вот я на своей работе с учетом премиальных получаю почти восемь тысяч в месяц, — улыбаясь, говорил Будунов, — А вот Михалыч, — он кивнул на Вадима, — Больше двенадцати!.. Так кто из нас наемник — мы? Мы, пайком получившие здесь две «штуки» «деревянных», или те московские писаки, заказные статейки которым «демократы» оплачивают «зеленью»?…
— Да мы к этому как-то привыкли и уже внимания даже не обращаем, — устало сказал начштаба. — Просто надоело. Как там, на Востоке-то говорят: «Собака лает, а караван идет»? Каких собкоров здесь только не перебывало: из Москвы, Киева, из областных газет, а уж западных да заморских журналистов — не счесть! Да Бога ради, пусть едут — мы открыты, всех приветим! Пусть смотрят, слушают, да правду кажут! Но ведь иной раз, поев с нами из одного котла, такое напишут — да креста на них нет! В угоду издателю да в погоне за «жареной» сенсацией все ведь извратят, не думая, что эта ложь отольется пулей для нас, но, прекрасно понимая, что она станет звонкой монетой в их кармане… У этих людишек, при шуршании «зелени» такие понятия, как «правда» и «совесть», видимо, отключаются автоматически… Но, слава Богу, не они «погоду делают». Да вы еще сами повстречаетесь со многими из них, их тут нынче много. Здесь вот журналистка из «Комсомольской правды» уж сколько дней работает — дюже отчаянная девка! Лезет в пекло — сам черт ей не страшен! А какие статьи пишет!..
— Ну что, освоились уже? — подходя к восторженной группе, стоящей в плотном окружении казаков, с улыбкой спросил Борис, когда они с Вадимом вышли от начштаба. — Здорово, станичники! — крепким рукопожатием поприветствовали каждого из бойцов, одетых в разномастные «комбезы», «камуфляжи» и «афганки». Познакомились.
Среди черноморцев из каких только войск казаков здесь не было! Отдельные их группы вывели с других участков обороны, в штабе переформируют и уже сегодня — завтра направят в Бендеры, где обстановка наиболее трудная. Тут же были и казаки, только что прибывшие в штаб с каким-то заданием прямо из Бендер… И от них тоже услышали, что о храбрости иркутской группы, прямо с ходу вступившей в бой — «с корабля и на бал!» — ходят чуть ли не легенды!..
— Отчаянные ребята! — с восхищением говорили казаки. — Долго еще будут «румыны» их помнить!
Погрустнели казаки, когда Вадим сообщил скорбную весть о гибели «Огонька» и Олега Халтурина.
— Мужики, извините…, - послышался громоподобный бас. Все обернулись. Как появились во дворе два бойца в серой форме с нашивками «ОМОН», они не заметили.
— …Вообще-то, мы — казаки, а не «мужики»…, - подсказал кто-то из толпы.
— …Извините еще раз. Нам сказали, что здесь мы можем своих земляков встретить… Сибиряки есть?..
— Есть!!! — в голос ответили, чуть ли не все казаки, так, что ОМОНовцы — громадины под два метра ростом, про которых говорят: «кулак-с голову пионера», от такого аж опешили… И тут же — взрыв радости!
— Братцы!.. Откуда вы?… А мы из Новосибирска…, с УВД…, - как в тиски, своей грудой мышц хватали ОМОНовцы казаков в объятия, сияя как от вдруг свалившегося на них счастья…, - Мы груз гуманитарный сопровождали — медикаменты, кровь, плазму, продукты!.. Вон на улице три «КамАЗа» наших стоят!.. Сдали все в госпиталь…, там и сказали нам, что вы здесь!..
А когда новосибирцы узнали, что среди черноморских и донских казаков здесь стоят казаки-иркутяне, двое забайкальцев, трое омичей, один из Бийска, другой из Абакана — вообще ошалели!
— Ожидали встретить…, но чтоб здесь со всей Сибири земляков увидеть!.. Эх, нам бы с вами!
— А мы тут все земляки, — сказал Лекарев. — Что Амур или Ангара, Обь, Дон или Днестр — все они свои воды по одной земле несут — российской! Все здесь земляки и братья — по духу и крови. Вот мы — иркутяне, войдя в состав Черноморского войска, стали сегодня приднестровцами… А пролитая погибшими иркутянами кровь, пропитала уж землю у Днестра, смешавшись с кровью жителей Бендер, казаков и гвардейцев. Кто мы, если не братья, породненные кровью с этой землей? — Слава, перекатывая желваками, заметно волновался, глаза его блестели. — …А раненные приднестровцы, донские или кубанские казаки, через чье сердце сейчас пойдет привезенная вами донорская кровь, разве не будут они чувствовать себя побратимами с сибиряками?…
Славка замолчал. Стянув с головы свой черный берет, ОМОНовец, с видом человека только что пережившего шок, смотрел на Лекарева. С минуту висела тишина.
— Спасибо тебе, брат, — словно очнувшись, тихо произнес он и тут же сгреб в объятия своими ручищами Славку, показавшегося всем, по сравнению с ним, таким худеньким…, - на всю жизнь твои слова запомню, детям своим передам!.. А ну-ка, сфотографируй меня с казаками! — сказал, как скомандовал, он своему напарнику. — Я всем дома об этой встрече, обо всем, что мы здесь видели, через газету расскажу!.. Весь Новосибирск помощь собирал, пусть весь город, вся область знает, что хрен-с-два получится тем козлам, — со злобой кивнул он в сторону головой, — Победить Приднестровье! А уж если вся Россия встанет!..
Плотное кольцо казаков, с попавшими в него новосибирскими ОМОНавцами, разорвал звонкий девичий голос:
— Ну что ж вы, станичники, все обычаи забыли? Братушки только с дороги, а вы их своими разговорами совсем замучили! А пойдемте-ка все, отведайте лучше наших донских наваристых щей! Голодные, небось?
— А еще несколько голодных сибиряков, никогда не едавших донских щей, накормите? — с игривой улыбкой спросил ОМОНовец, и под смех и шутки сказал своему другу: — Сходи, позови наших «водил»…
Дружной, весело галдящей гурьбой, в одночасье став такими родными и близкими, все расселись на лавки за тщательно выскобленный до белизны длинный дощатый стол, который своим торцом почти упирался в станину готовой к бою зенитки…
В глубоких мисках на столе горками уже лежал хлеб, зелень с чесноком и тугими перьями лука, пурпуром блестели на солнце крупные сочные томаты… Слушая не скупившихся нахваливать их «чудо, а не щи», «волшебницы», стоявшие у жаркой плиты, лишь изредка отшучивались, скромно улыбались…
Вскоре рядом сели за стол только что прибывшие казаки, уже успев сдать в «оружейку» свои автоматы, и балагуря, как со старинными знакомыми, бурным многоголосьем влились они в общий разговор.
Как все сразу сообразили, они только что вышли из уличных боев в Бендерах. Были возбуждены и веселы. Шутили, перебивали и подначивали друг друга, вспоминая курьезные случаи, смеясь. И хотя их глаза выдавали страшную усталость, какую-то опустошенность и проскальзывавшую в них боль потерь, но, казалось, вся их душа, поет от радости: «Мы врезали им!.. Мы победили!.. Мы живы!»… Шквальный сонм их чувств можно было сейчас понять. Вадим вспомнил, что где-то читал о таком: это состояние нормально для человека, только что прошедшего через смертельную опасность — организм включает свою внутреннюю психологическую защиту, эдакую разгрузку, чтоб не свихнуться от пережитого потрясения и кошмара…
Казалось, сегодня вилимских казаков уже вряд ли можно было чем-то удивить, но тут вдруг…
Стоящий рядом радиоприемник в череде выдаваемых «в последний час» новостей сообщил, что сегодня в Тирасполь из далекого сибирского города Вилимска в помощь сражающемуся Приднестровью прибыла группа казаков — иркутян!.. И тут же следом весть о прибытии гуманитарного груза — несколько тонн бесценных медикаментов, собранных трудовыми коллективами Новосибирска!..
— О-о-о!!! Вот это любо! — услышав, воскликнули чуть ли не хором недавно прибывшие казаки. А когда им сказали, что «виновники» сих вестей сейчас сидят рядом с ними за одним столом — что тут началось!
К душевному подъему и возбуждению казаков, прибавилась еще и безмерная радость«…вся Россия с нами!..» — от прибывшей — «как вы вовремя!..» — помощи аж с самой Сибири — «коль сибирские войска двинулись!»
Здесь можно было ручаться, что за всю жизнь ни новосибирские ОМОНовцы, ни казаки-иркутяне, не испытывали, как в этот день, такого внимания и радушия. Но вместе с тем для вилимской группы это было своеобразным авансом, поддержкой и надеждой — «мы верим в вас!» Через каждую душу прошло это, придавая сил и вливая какое-то новое чувство ответственности! И хотелось не подвести, сделать все возможное, чтоб защитить эту землю, этих людей от неофашиствующего агрессора![1]
Господь помогает не большим батальонам,
а тем, кто лучше стреляет.
Утренняя прохлада стала отходить. День просыпался. Легко вздохнув, проснулся и юго-западный ветерок. Пока было тихо. Непривычно и настараживающе. Только где-то далеко на другом конце города, видимо около Ленинского микрорайона, несколько раз глухо бухнуло, да еле различимо на грани слышимости прострекотало несколько очередей. В воздухе чуть пахло гарью.
«Припозднились что-то сегодня…, как бы с горячим завтраком не «пролететь», — думал Вадим, беспокоясь, конечно, больше не о еде, а о группе дозора, что ушла под утро за «железку» в сторону Варницы и почему-то долго не возвращалась.
Все ждали. Хотя особо и не волновались — с той стороны не было слышно ни выстрела, да и утром они уже дважды выходили на связь. Слышимость была довольно плохой, если честно сказать, то весьма хреноватой — мало того, что группа была почти на пределе дальности действия железнодорожных радиостанций, используемых сцепщиками вагонов, так еще и Борис, по понятным причинам, говорил в полголоса… Его сообщения о передвижениях техники в районе села Варница, в сторону Гербовецкого леса Вадим сразу же передавал в штаб, уютно расположившийся в привокзальном кафе «Тигина», зная, что сотник Притула эту информацию отправит дальше «наверх» — в штаб обороны города, а уж оттуда она уйдет в Тирасполь, в штаб 14-й армии…
— «Филин»! «Филин», я «Шатун». Ответь. Прием, — послышался наконец-то сквозь хрип и шорох эфира голос Бориса.
— «Шатун», я «Филин». Слышу тебя хорошо. Вы где? — схватившись за тангетку микрофона, быстро и громко выпалил в эфир Вадим.
— «Филин», я «Шатун», скажи второе слово. Первое слово: «Бирюса», — обезопасил себя дозор, запрашивая отзыв на пароль сегодняшнего утра.
— «Шатун», второе слово: «Братск», — ответил Вадим, — Вы где?
— Идем домой. Заходить будем со стороны «Табуретки». Запроси у «Тигины» «чистую дорогу». Прием…
«Табуреткой» условно прозвали мебельную фабрику, недалеко от которой и была «база» группы.
Уже минуты через три штаб ответил, что там стоит «Транзит», он предупрежден о выходе на него дозора иркутян, о чем Вадим и сообщил Борису.