— … Всё стало ясно настолько, что никто в это не мог до конца поверить! — подхватил разговор ещё один казак с забинтованной головой, — Я в этот день нёс службу на посту милиции. Когда поступила информация о перестрелке у типографии, то пошли доклады от нарядов милиции о начавшейся стрельбе в разных районах города. Стреляли по постам гвардии, нарядам милиции, по прохожим. Стреляли из засад, с крыш, с верхних этажей домов. В районе Борисовки, а это довольно-таки далеко от района полиции, кто-то выпустил очередь в детей, игравших на футбольном поле у школы N 13. Двое детей тогда получили пулевые ранения. А ведь не было ещё и 6 часов вечера!.. Задолго до включения сирены в Варнице, начали поступать сообщения о просочившихся в город вооруженных групп волонтёров с Варницы и Хаджимуса… Врёт всё Анточ!
— Никто в этом и не сомневался, — сказал Павел, — Даже если бы вдруг Анточ и принял такое решение и отдал приказ, то полномочий поднять заодно и армейские части он явно уж не имел. Это одно. Да поискать надо ещё по миру такого же полицейского министра, который в течение ТРЁХ МИНУТ смог бы принять РЕШЕНИЕ о вводе в город войск после звонка какого-то БЕЗЫМЯННОГО. Это второе. А третья нестыковочка в его оправданиях — самая интересная, — Павел пристально посмотрел на приезжих журналистов, — если кто-нибудь из вас служил в армии, даже просто солдатом, он знает, что поднять такие силы, привести в боевую готовность, совершить марш в сотни километров и войти в город, и всё это за ДВА ЧАСА — невозможно!..
— … Конечно, невозможно, — поправив бинт на голове, вновь заговорил раненый казак, — Когда мы у моста разгромили колонну бронетехники и пехоты, то нашли там залитый кровью «дипломат» с документами подразделения 1-й мотопехотной бригады, которой командовал полковник Карасёв. Мы этот портфельчик с содержимым потом передали офицерам контрразведки. Но я о другом. Дело в том, что место базирования 1-й мотопехотной бригады — Флорешты, под Бельцами. Перебросить, даже в экстренном порядке, к этому времени в Бендеры подразделения этой части оттуда так быстро просто невозможно! Даже нанесённые на броню надписи говорят о том, что колонны армейских и полицейских частей Молдовы в ожидании команды стояли в готовности где-то за городом. Всё было подготовлено загодя!.. И в беззащитный город они ворвались, как стая бешенных голодных волков в овчарню!.. Уничтожая всех!!!
— …Скажите, вот часто в разговорах мы слышали слово «румыны»…, - начал было говорить один из журналистов, но его вопрос сразу поняли.
— … А кто же они ещё? Хоть и столица у них пока не в Бухаресте, а в Кишинёве, но флаг уже — румынский триколор, гимн — румынский, государственный язык — румынский, Румыния всецело помогает Молдове… И сама участвует!.. Считают себя единым народом «Великой Румынии», за которую и воюют. Против «сепаратистов» и «оккупантов». То есть против нас с вами.
— А вы знаете, господа казаки, — после повисшей на несколько секунд тишины сказал один из москвичей, — что вчера Снегур заявил…, - журналист чуток замялся и тут же ошарашил: — …Что Молдова находится с Россией в состоянии войны?..
— ???!!!.. — тишина и буря эмоций на лицах казаков…
— Да-да, это не шутка. Правда, Ельцин отмахнулся от этого сообщения, сказав о Снегуре что-то, как о придурке…, у которого от эйфории с головой стало не в порядке… 20 июня, когда победа казалась такой близкой, и ему уже мерещился наполеоновский лавровый венец на голове, Снегур и поспешил заявить на весь мир, что Молдова находится в состоянии войны с Россией… Впрочем, подождите, где-то тут у меня записано… — журналист полистал свой блокнот, — А, вот, нашёл… И ещё он сказал: «Приднестровье — зона Республики Молдова, оккупированная 14-й армией России», «Россия развязала необъявленную войну с Молдовой», «… предпринятым… наступлением со стороны 14-й армии, практически захватившей молдовский город Бендер (Тигина), произошло открытое вмешательство во внутренние дела республики»…, при этом он ещё заявил: «Лично я не из трусливых и головы не склоню!..»
Взрыв смеха за столом был ответом на услышанное сообщение.
— Ну что можно ответить на это? Только русской пословицей: «Вор всегда громче всех кричит: «Держи вора!..», — сквозь смех сказал кто-то.
Новые вопросы журналистов вернули казаков к теме разговора, отодвинув в сторону смех и солёные шуточки в адрес Снегура.
— … Я живу в Бендерах. А в этот день, в пятницу 19-го, был по делам в Тирасполе, — придвинувшись грудью вплотную к столу, и переведя взгляд на собкора из Питера, будто обращаясь к нему одному, начал свой рассказ сидевший рядом с Павлом казак, — К вечеру торопился домой — жене и дочке обещал, что с ними пойду на концерт. Но дела задержали — опоздал. На часах было начало восьмого, когда вернулся в Бендеры. Не успел выйти из автобуса, слышу — стрельба. Отдалённая такая, вроде бы как с окраины города. Зашёл еще в магазин продуктов купить, там слышу — стрельба всё усиливается и, кажется, приближается, причём очень быстро. Выскочил из магазина, вижу: по улице люди бегут, кто куда… У всех лица искажены страхом, сильным волнением. Кричали, что на улицах везде стреляют, даже у исполкома. По дворам я рванул домой, беспокоясь за семью — где они? Стрельба нарастала, на улицах стало больше бегущих. Причём бежали они, я видел, так, что мне стало ясно: пули свистят где-то около них, над головами. И я под огонь попал. Хоть и без оружия, но ведь был в этой же форме, — он ткнул расцарапанной рукой в своё пожелтевшее «ХэБэ», — пятый день уж её не снимаю… Бежал по тротуару, прижимаясь к дому, и тут длинная очередь рядом со мной по стене, как вдогонку, да по окнам первого этажа прошла. Было даже не понятно, откуда стреляют. Очереди были слышны повсюду. Люди пытались укрыться от огня за углами домов, в подъездах, во дворах… Но даже и там их достигали пули. На улицах было много нарядных мальчишек и девчонок — в школах ведь должны были состояться выпускные вечера. Страшно и больно было видеть, как одна из выпускниц, собравшаяся на свой первый в жизни взрослый бал, запуталась в длинном подоле вечернего платья, наступив, порвала его, упала, потеряла туфельки… И тут, свернув за угол, на асфальте у газона я увидел девчушку, лежащую лицом вниз. Меня как резануло — белоснежное бальное платье, и на спине большое красное пятно! Чуть дальше ещё кто-то лежал на тротуаре, раскинув руки… Фашисты это, а не люди! Каких же варваров и извергов взрастил этот «ОПОНен-фюрер» Гомурарь?… Если для этих нелюдей платья девчат, слепящие своей белизной и мечущиеся на фоне благоухающей зелени города, стали, как для бесноватого охотника, лёгкой и удобной мишенью!.. Зверюги это!.. — переведя дух, продолжил: — Тут навстречу мне попалась большая группа бегущих людей. Судя по корзинам, стало ясно, что они с огородов. Обстрел усилился. Где-то рядом грохнуло несколько взрывов. Люди, в основном пожилые, были очень напуганы, устав бежать, присели, прижавшись к стене. Я крикнул, чтоб бежали за мной в подъезд — всё-таки там безопаснее. Старички и рассказали, что по железной дороге подошёл и встал недалеко от крепости дизель-поезд, из него, битком забитого, стали выскакивать вооруженные люди с белыми повязками на рукавах, с ходу открыв плотный огонь. Причем, по ним-то никто не стрелял… Одна их группа побежала к мосту через Днестр, другие бросились в сторону вокзала. Забежавший в подъезд мужчина с девочкой сказал, что пока они лежали под огнём, то видел, как со стороны Варницы в направлении памятника Русской славы прошло не меньше десятка «КАМАЗ» ов с вооруженными волонтёрами и порядка двадцати единиц бронетехники с солдатами. Тут в подъезд заскочил молодой парень, сказал, что нужно срочно сообщить в горисполком о развёрнутых у железной дороги артиллерийских батареях. Мы с ним опросили всех: кто, что и где видел… Собрав сведения, позвонили от моих соседей, вначале говорил я, потом тот парень — он оказался из дружины завода «Прибор», — сказал, что видел 12 пушек и 6 миномётов, на двух «КАМАЗ» ах заметил установки ракет «Алазань»… От души матерясь, особо отметил, что никакой суеты или нервозности у тех вояк он не заметил. Наоборот — какая-то самоуверенность, легковесность ко всему происходящему, смешки, шутки…, будто на прогулку вышли. Не знаю, как в других домах и подъездах, а в нашем укрылись многие. Вначале эти, потом ещё забегали!.. Время шло, а стрельба не только не стихала, а наоборот, становилась всё сильнее. Автоматные и пулемётные очереди перемежались взрывами мин и снарядов. В подъезде зазвенели стекла. На лестничных площадках, в квартирах стало небезопасно, пули и туда залетали. В стекла окон стали биться птицы, ища у людей защиты и спасения. Огонь был очень плотный. Разрывы мин и снарядов ухали где-то рядом, поражая и пугая своей мощью. Люди без всякого стеснения стали всё теснее прижиматься к полу. Приблизиться к окну никому и в голову не приходило. Грохот взрывов, непрестанный стрекот очередей, всполохи пожаров за окнами, гарь, чад в воздухе… Людей охватил ужас, животный страх и оцепенение. Дети, некоторые женщины плачут. Слышу, как две-три женщины в пол голоса, чуть ли не шепотом, молятся: «Господи, спаси, сохрани нас и наших детей… Боже, хоть ты не оставляй нас, если весь мир против нас…и Россия не спешит к нам на помощь…» Я пробежал по этажам подъезда, собрал людей, потом своим ключом открыл дверь в подвал, где у нас кладовочки. Соседи тоже спустились вниз.
— А где…, - будто запнувшись и заметно волнуясь, спросил журналист, — … Как семья-то?..
— Нормально. Они сейчас здесь в Тирасполе, у бабушки. А тогда… жена босяком прибежала, дочка плачет. Сильно напугана была и… сумочку потеряла, — улыбнувшись, ответил он, — Они на концерт ансамбля «Червона калына» пошли. Жена мне рассказала потом, что как только начался концерт, где-то раздались автоматные очереди. Поначалу этому не придали значения, да и привыкли уже к время от времени возникавшим перестрелкам… Концерт набирал свои обороты и те далекие выстрелы уже ни артистам, ни зрителям не мешали — они все были во власти музыки. И тут вдруг рядом с эстрадой с треском разрывается мина — на самой высокой ноте песня обрывается… Меня ждали, поэтому буквально за миг до этого, жена посмотрела на часы. Было двадцать минут восьмого… Пока они к дому бежали, тоже всякого насмотрелись, такой ужас пережили…, - казак бережно вынул из пачки сигарету и, не спеша разминая её пальцами, ненадолго замолчал. Взгляд его остановился в какой-то точке, будто он вновь что-то переживая, вспомнил, — Мне уж потом жена об этом рассказала — через два дня… А тогда… Стрельба откатилась куда-то в сторону, уже смеркалось, и когда людей увели в укрытие — подвал, то решили с тем парнем пробираться к казармам гвардии за оружием. По последнему соглашению о разъединении сторон все автоматы, сданные казаками и ополчением, хранились там. Двигались с ним по дворам перебежками. А потом залегли. Поняли, что к казармам не пробиться — там шел сильный бой. Да и «румыны» были повсюду. По улицам шла их техника. Сновали БэТэРы и эМТэЛБэшки, поливая всё вокруг пулеметным огнем. Стреляли не столько по людям, изредка перебегавшим опустевшие улицы, сколько по домам и окнам. Помню, как недалеко он нас проехали два «КАМАЗ» а, в кузове была пехота, у всех солдат на касках белые полосы. Ехали они с хорошим настроением, смеялись, иногда постреливая по сторонам. Будто на карнавал прибыли, сволочи! Когда лежали там, я ещё про себя отметил, что только днём Бендеры был цветущим городом, а сейчас его улицы являют собой страшное зрелище. Много полуразрушенных домов, везде изувеченные деревья, оборванные провода, сожженные автомашины, изуродованные газоны, клумбы и исковерканный гусеницами танков асфальт улиц и тротуаров. И трупы людей, валяющиеся на улицах, во дворах… В городе пожары. Витрины разворочены, видимо, в магазинах побывали уже «господа-домнулы» кишинёвской «грабь-армии»… Мы решили идти к химбату, что напротив в крепости. По пути к нам присоединились ещё два наших бендерских казака. Они тоже не смогли пройти ни к казармам, ни к рабочему комитету. Сказали, что гвардия, ТСО, горотдел милиции ведут бои в окружении. Недалеко от химбатальона мы встретили большую группу милиционеров и казаков. Только у некоторых были автоматы. Они бежали к крепости, сказали, что идти в химбат бесполезно — у них, мол, давно всё вооружение изъяли и отправили в крепость, говорят, что оставили автоматы лишь для несения караула. Подошли к первому КПП крепости. Нас там явно не ждали и ни в какую не хотели пускать. Но тут недалеко рванули мины, на улице показался БэТэР, застучав пулемётом. Дежурный разрешил нам забежать, укрыться в крепости, и отдал солдатам приказ приготовить подручные плавсредства, чтоб мы смогли переправиться на левый берег. Да мы что, за этим туда пробивались? Пошли в штаб ракетной бригады. Там уже собрались офицеры. Объяснили им, что на город совершено вероломное нападение армии Молдовы, кратко рассказали всё, что знали и видели. Говорили эмоционально и убедительно. Затем на прямую спросили их: будут они воевать за город или нет? В ответ прозвучало дружное: «да!» Тут же один милиционер подошёл к командиру бригады и потребовал дать оружие. Тот в категоричной форме отказал. Тогда милиционер вынул из кобуры свой ПМ, передёрнул затвор, направил на комбрига и твёрдо сказал: «Не дашь — расстреляю!» Командир понял, что это не шутка — за милиционером молча, с суровыми лицами стояли и смотрели на него больше сотни людей: милиционеры, казаки, ополченцы и его офицеры… Вскрыли склады, взяли автоматы, патроны, гранатомёты. Подошли и солдаты, тоже потребовали дать оружие. Выдали и им. Как никогда — в то время мы были с армией едины. А через несколько минут, как мы только определились, кто на какие позиции идёт, начался обстрел. На территорию крепости упали первые снаряды. Огонь, видимо, как-то корректировал. Следующая волна артналёта была более мощной. Рванул и запылал гигантским костром склад ГСМ понтонёров, затем машинный парк. Загорелся и склад бригады, а ведь там ракетное топливо! Десятка два солдат и офицеров бросились тушить пожар. Ведь если бы рвануло топливо или, не дай Бог, ракеты, то!.. — казак смутился и, мельком глянув на журналистку, извинился за промелькнувшее матерное слово, — По химбату, что недалеко от крепости, тоже был нанесён артудар. И там начались пожары — горела казарма, столовая, кажется вещевой склад и ещё что-то. Среди российских военных появились убитые и раненые. На моих глазах осколком был убит офицер. Это потом мы узнали, что перед этим дежурному по бригаде позвонил генерал Дабижа — он у «румын» командует армейскими частями в Бендерах, ультимативно и жёстко, дав время, потребовал убрать всех приднестровцев из крепости, а то он откроет огонь. Когда мы вместе с военными уже вступили в бой у крепости, оказалось, что только тогда поступил приказ Неткачева открыть огонь, и то — только защищая крепость… Уже около полуночи заняли позиции, только приготовились, как сквозь грохот идущего в городе боя, услышали приближающиеся урчание и лязг гусениц. Мимо крепости шла большая колонна бронированной техники. Мы насчитали четыре штуки БТР и восемь единиц МТЛБ. И что нас всех удивило — в колонне было четыре битком набитых полицейскими больших автобуса!.. и то, настолько плотно в колонне все машины следовали друг за другом! Впереди — эМТээЛБэшка, за ней БэТэР — «восьмидесятый» с большими поручнями на броне, весь в антеннах, очевидно штабной или машина связи… Двигались они уверенно, видимо считая по предыдущим действиям российских военных, находящихся в крепости, что те не будут вмешиваться и в этот раз…А может, что артналётом и так напугали русских, вон какой пожар в крепости! Вобщем, оборзели «румыны» — мы такой наглости и самоуверенности, а может и тупости, от них не ожидали. Ну и спутали им все карты! Они как раз проходили мимо КПП-2. Армейские офицеры ударили из гранатомётов разом и настолько профессионально, что последствия, как говорится, были необратимы. В бочину идущей впереди эМТээЛБэ впилась сразу две или три гранаты. Но двигавшийся за ней штабной БэТэР толкнул её и на полном ходу, обогнув подбитую машину, ушёл-таки по трассе. Один за другим запылали ещё несколько бронетранспортёров и тягачей — их расстреливали буквально в упор. Автобусы постигла та же участь — им в борт влетело по три-четыре гранаты. И из автоматов их!.. Два автобуса всё же успели вывернуть по дороге, но далеко они не ушли — у памятника Русской славы наши их расстреляли и сожгли. Из этой «мясорубки» только три «брони» сумели вырваться и проскочить к мосту. Спустя некоторое время, как нам сообщили, по другой дороге к мосту прошла ещё одна колонна из четырёх «Шилок», четырех «КАМАЗ» ов с пехотой и трех «ГАЗ» онов с противотанковыми пушками «Рапира» с расчётами и боеприпасами. Но мы с ними уж потом разделались!.. А тогда, видимо, у моста шла концентрация сил национальной армии для захвата моста и плацдарма на левом берегу. Пробный «камушек» для проверки стоящих там сил «румыны» всё же бросили. Насколько мы могли видеть, где-то пять или шесть бронемашин выскочили на автомобильный мост через Днестр и рванули в атаку на позиции у Паркан. Но там им крепко врезали — пара штук их точно обратно не вернулись. Поняв, что мост им не взять, стали устанавливать «Рапиры»… Вот так и прошёл у меня тот первый день.
— Это… потрясающе!.. Спасибо Вам, — сказал питерский журналист, меняя в магнитофончике кассету. Глаза его возбужденно блестели, будто он сам только что побывал в бою, — Павел, а у Вас-то как дальше дело было? Вы с гвардейцами так и остались?..
— В рядах бендерского батальона гвардии я провоевал почти три дня. Там поначалу ещё несколько милиционеров и ребята из ТСО были. Они вели бой в районе роддома и школы N 2, но силы были уж очень неравны. Полицаи, к которым подходили свежие подразделения, напирали. Потеряв несколько человек, да и патроны на исходе были, парни уже по темноте, прорываясь с боем и не прекращая огня по наседавшим вслед ОПОНовцам, отступили к казармам гвардии. Несколько казаков было. Саша вот, — Павел кивнул на парня, сидевшего по другую сторону стола, — к тому времени, как мы добрались до казарм, там уж находился, вёл бой. Где-то в девятом часу вечера по радио прозвучал призыв ко всем жителям встать на защиту города. До этого с заводских рабочих дружин несколько человек уже успело прибежать из дома, да ещё после трое из рабочего комитета пробились, прося оружие. У них там положение было вообще отчаянное. В комитете из шести человек оружие имели только четверо, в комендатуре напротив — десяток гвардейцев с автоматами, да к ним пробились ещё двое вооруженных казаков — они стали держать оборону на углу Советской и Московской, но патроны у них заканчиваются, гранат уже нет. Рабочий комитет защищают и пятнадцать бойцов ТСО, отступивших от полиции — это все, кто остался от взвода, — они тоже почти все патроны расстреляли. У них сидят ещё десятка три мужиков из рабочих дружин, а оружия нет! Эти же парни сказали, что майор Костенко — командир бендерского батальона гвардии, с пятью бойцами охраны не смог пробиться к своим казармам, они сейчас тоже на позициях у комитета. Вот и все силы. Но и они тают. В рабочем комитете развернули импровизированный медсанбат. Много раненых, в большинстве — мирные жители… Вобщем, ребята оружие-то получили, а вот обратно сразу же уйти не смогли. Полицейские и солдаты атаковали и атаковали нас, накатываясь волнами, не давая поначалу ни минуты передышки. Бой шёл уже в окружении. Но ни на метр «румыны» не продвигались. Все атаки отбили. Очень помог МТЛБ гвардейцев со своим пулемётом. Только они отошли, как со стороны Протягайловки, по дороге, что выходит прямо на казарму, выскочили два бронетранспортёра и сходу из своих «крупняков» открыли огонь по нашей позиции, казарме и МТЛБ, стоявшем рядом на перекрестке. Прошив, его сразу же вывели из строя — задымил… За бронетранспортёрами на дороге показалось несколько грузовиков с пехотой. Но к этому времени гвардейцы успели завести своего «монстра» — большой артиллерийский тягач, обшитый стальными листами, и погнали его по дороге прямо на бронированные морды БТРов. Этих тягачей у гвардейцев было только два, но вид у них — устрашающий, к тому же мощные «гусянки» на бронированной базе танка. Когда сидевшие в БТРах и грузовиках ОПОНовцы и солдаты увидели мчащееся на них такое чудовище, видать, здорово трухнули — все повыскакивали из машин и, как тараканы, врассыпную! А эта махина, подлетев к бронетранспортёрам, с разгону затолкала их оба во двор магазина N 29, и из пулемёта врезала очередью по грузовикам и разбегавшимся в разные стороны «румынам». После этого мы улучшили своё положение — захватили ключевые позиции, грузовиками и подбитыми МТЛБ плотно заблокировали дорогу, вытащили те бронетранспортёры, с помощью их и двух БАТов — «страшилищ» защищали не только казармы гвардии, а уже весь район. Кстати, БТР-80, которые захватили, были не наши, а румынские — внутри все таблички на их языке. Да, ещё на спидометрах было где-то 900 километров — новенькие, только с завода. Район начали обстреливать из миномётов, было очень много разрушенных домов, раненых и убитых среди жителей, начались пожары. И всё время по казарме, по позициям молотили мины. Но обстрел не мешал притоку ополченцев. До этого к гвардии смогли подойти лишь отряды рабочих с бендерских заводов: машиностроительного и опытно-экспериментального — единственных предприятий, находившихся в том районе. Их вооружили, и они сразу же вступили в бой. После них, несмотря ни на какие трудности — пулеметный и миномётные обстрелы, да и бои вокруг шли — ещё человек сорок с завода «Прибор» добрались до гвардейских казарм. Получили оружие, несколько ящиков с патронами и гранатами. Им дали приказ прорываться к горисполкому. По сравнению с нашей, у них там ситуация была вообще!.. С этими дружинниками и двое наших казаков ушли к горисполкому. Среди них и Саша вот… — Павел кивком головы опять показал на парня, сидевшего напротив, — Он сам вам расскажет, как там у них было… А к нам — к казармам гвардии, непонятно как, просачиваясь, постоянно приходили люди — от мужиков отбоя не было. Сколько было автоматов — всех вооружили. Начштаба майор Дюба — он тогда командовал батальоном гвардии — приказал раздать оружие. Всем. Всё, что было. Остальные мужики, а их было много, сидели и ждали. Ждали, кого из гвардейцев или ополченцев ранят или убьют, чтоб взять оружие и встать на их место. Раненых и убитых у нас было много. Из-за постоянного и довольно интенсивного обстрела казармы из миномётов и орудий, нависла угроза над медсанчастью батальона. Лишь время от времени стрельба чуть смолкала, и в эти короткие минуты, которые нельзя и затишьем-то назвать, мы помогали переводить нашу медчасть — раненых переносили — в строящееся рядом здание школы. Число только раненых перевалило за двести и быстро росло. Особенно много было гражданских: женщин, стариков… Там всем оказывали помощь. Помню, как пришёл раненый старик лет семидесяти. Его ранили, когда он шёл к казармам. Требовал дать ему оружие, хотел защищать город. Но куда там, тем более с его раной? Отвели в санчасть. А тут подходит бабушка и просит дать ей… взрывчатку. Говорит нам, что у неё есть большая кукла, мол, если завернуть куклу, как ребёнка в покрывало и заминировать, то она сможет пройти на консервный завод, где засели полицейские, и взорвала бы себя. Говорила: «Я пожила при румынах и знаю, что это такое. Мне мало осталось пожить, так хоть нескольких за собой утащу». Мы с гвардейцами были шокированы этим и, конечно, не могли пойти на такое. Она потом в санчасти помогала ухаживать за ранеными. Вокруг казарм гвардии валялось много трупов — убитые «румыны». Гвардейцы и ополченцы лазили туда за оружием, принесли заодно и их документы. В большинстве — молодые парни двадцати-двадцати пяти лет. Многие, брошенные в это пекло, и те, кто уже лежал здесь — это наспех отмобилизованные деревенские парни, практически — «пушечное мясо», и не знали даже на что они идут, а кто и верил в то, что успела вбить пропаганда в их головы. Действительно, откуда же они могли знать правду?…Если регулярно, день за днём «Месаджер» по радио и ТВ только и кричал о «сепаратистах», «московских наймитах», «оккупантах». Вот и превратили их в послушных и негодующих болванов. Дали им в руки оружие, и — «Жос!», как команда… Шли они радостно и воодушевленно, ведь искренне верили, что на святое дело идут — освобождать от ненавистных оккупантов, их пособников свою землю, свою родину — «Великую Румынию», отторгнутую у них «злобным Кремлём». Кстати…простирающуюся аж до уссурийской тайги. Между прочим, вы зря улыбаетесь! Почитайте-ка их газеты, научно-исторические статейки в журналах, где якобы ученые мужи Бухареста и Кишинёва на полном серьёзе ну о-о-очень научно, изыскав «первоисточники», обосновывают и подтверждают это. Одни их труды: «Румынские казаки» и «Дальневосточная Румыния» только чего стоят! Это понимать надо! А вы: ха-ха!.. — Павел не удержался и сам рассмеялся вместе со всеми, — Бредни Йозефа Геббельса по сравнению с этим — лепет мальчика-дауна… Но вот тут, через много лет, хоть и не вылечился, но мальчик уже вырос и говорить научился. И ещё как красиво стал говорить!.. И, внимая, как в пьяном угаре, ему слепо поверили. Отрезвление могли принести только кровь и смерть. Но, уверен — не всем. Пройдут года и многие просто заткнутся, стараясь более не только не кричать, а даже и не вспоминать ни о «Великой Румынии», ни об «освободительном» походе на Приднестровье. Кому-то очень захочется вытравить из памяти народа, стереть со страниц истории этот свой позор. А кто им напомнит, да правду людям расскажет — фас!.. ату его!.. История, как спираль жизни — не раз подтверждала это…, - Павел, будто задумавшись, на несколько секунд остановился, — Ну, это так — мысли вслух. Отвлёкся немного. А тогда… «Румыны» поняли всё же, что атаками они ничего не добьются. Стали вести огонь издалека, обстреливали из миномётов и орудий. Но гвардейцы держались крепко и, несмотря на обстрелы, даже расширили район обороны. Вот с кем вам нужно обязательно поговорить! Гвардия в Бендерах стояла насмерть! Вот где настоящие герои! Если бы не царящая в те дни полная неразбериха, то мы могли бы сразу повыбивать «румын» из всех районов города. Ненависть к этим гадам нам лишь помощник… Ведь они, как звери, не щадили никого — ни стариков, ни женщин, ни малышей! Знаете, недалеко от полиции и Агробанка стоит детский сад N 5. Так эти людоеды ОПОНовские 19 июня, в первые же минуты начала агрессии обстреляли его. Гранатометами разворотили площадки во дворе, из автоматов били по окнам — ни одного целого стекла не осталось. Но ведь оттуда же никто по полиции не стрелял! И ведь наверняка, твари, видели, что там дети. Они на прогулке были, когда стрельба началась. Это просто чудо, что никто не пострадал — воспитатели вовремя увели их в подвал. Так они там двое суток просидели!..
— …Вся сущность этих «освободителей», их методы наведения «порядка» — фашистские! — эмоционально воскликнул один из казаков, — …Детей в заложники брали! Вечером 19-го захватили садики N 16 и N 22, а они круглосуточные, и больше суток удерживали детишек ночных групп!..
— Да, слышали о таком… — Павел вновь заговорил, продолжая свой рассказ, — А вот ещё… Под утро 20-го мы пробрались на одну из позиций гвардейцев, которая находилась по линии совхоза «Оранжерейный», что рубежом выходит к полиции. Боеприпасы принесли. А вскоре туда прибежала женщина и сбивчиво рассказала, что в детском садике, недалеко от консервного завода, всё ещё находятся детишки. Они всю ночь плакали так, что было слышно в соседних домах. И полицейские там, женщин к детсаду не подпускают. Ну, мы с гвардейцами — нас человек десять было — скорей туда. Где перебежками, а где ползком, пробрались к детскому саду. Там сразу увидели, как трое военных, причем одеты они были будто эсэсовцы — в какую-то черную форму, выводили из садика детей и строили их в шеренгу перед собой. Детишки были четырех-шести лет, в трусиках и маечках. Они стояли и плакали. А из здания детсада были слышны крики. Трое гвардейцев через выбитое окно залезли внутрь. Когда всех детей вывели — их около тридцати было — один из «румын» стал что-то кричать им по-молдавски, а двое стояли поодаль, курили и смеялись. Мы, не сговариваясь, открыли по ним огонь, пользуясь тем, что ни одна пуля не смогла бы попасть в детей. Положили этих «черных»… Тут несколько очередей ударили внутри детсада. Мы туда через вход, а остальные гвардейцы, подбежав к детям, стали их уводить. Мы прикрывали. Внутри детсада гвардейцы уложили ещё двух «румын». Они воспитательницу насиловали. Вывели всех детишек, недалеко за домом их ждали женщины — мамы, бабушки…
— Паша, ты про роддом людям расскажи, — перебил его казак с перебинтованной головой, — Кстати, это, — он бережно прикоснулся рукой к повязке, — Меня вчера недалеко оттуда зацепило… Расскажи, Паша, а то от кого другого услышат — ведь не поверят же…
И Павел рассказал. В это действительно было трудно поверить. Просто в уме не укладывалось! Родильный дом, стоящий недалеко от горотдела полиции, ОПОНовцы захватили сразу же. И, прикрываясь женщинами и младенцами, превратили его в неприступную крепость, огромный ДОТ. Это какое-то величайшее кощунство и бесчеловечное коварство!.. Когда на первом этаже рожали женщины — рождалась жизнь (в тот же миг взятая в заложники!), со второго, ведя пулемётный огонь — жизнь убивали…
— …Чего говорить — город буквально расстреливался. И, вот только представите себе — эта картина кажется абсолютно невероятной! — везде бушуют пожары, сполохи взрывов в ночи, вокруг стрельба…, и среди этого Армагеддона по улицам с воем сирен и мигалками носятся машины пожарных и «скорой помощи»!.. Ведь видят же, что спецмашины — и бьют по ним! Сам видел, как с консервного завода по «скорой» очередями… И пожарных, говорили, тоже обстреливали. Вообще, сложилось впечатление, что война идёт на уничтожение города. И разграбление. Люди говорили, как только «румыны» захватили консервный завод, так сразу же стали вывозить со склада готовую продукцию, демонтировать оборудование. И не только один этот завод… И это — «освободители»? Или всё-таки захватчики? Вот, в действительности, кто оккупант!
— …Можно я здесь чуть добавлю?.. Извините, что перебила…, вновь вошла в разговор «Днестровская…» журналистка, — Я только вчера в пресс-центре ПМР узнала, что в одном из разговоров, о котором контрразведке стало известно из радиоперехвата, министр кишинёвской «сигуранцы» Плугару дал распоряжение: «Даже если не удастся захватить и удержать город, ничего сепаратистам не оставлять».
К четырем часам полиция и армия Молдовы захватила мост через Днестр и открыла себе путь на Тирасполь. Утром 20-го город был оккупирован. Боевые действия распались на массу уличных боёв и локальных стычек. Никакой пресловутой «линии фронта» не существовало. Основные очаги сопротивления: горотдел милиции, рабочий комитет, казармы гвардии, горисполком. Да и они бились практически в полном окружении. Оружия катастрофически не хватало, боеприпасы таяли, медикаменты заканчивались, связь с отрядами была затруднена, многие телефонные линии порушены…
— … Оборона города организована не была — об этом, видимо, раньше никто и не думал, — хмуро говорил Павел, — Ни единого командования, ни какой-либо согласованности действий!.. Поэтому и отпор был соответствующим — били-то, как растопыренными пальцами! Тяжело было. Вообще-то, честно говоря, состояние — полной безысходности. И если б вы знали, сколько нам сил вдруг придало сообщение, что казаки всё же смогли прорваться в город и сходу вдрызг разгромили колонну ОПОНа. Значит — город не бросят! А тут ещё передали, что и крепость вступила в бой, и что на левом берегу готовятся к штурму. Это было единственной нашей надеждой!..
— Ребята… Извините, Павел, что перебил Вас…, - быстро, чуть ли не скороговоркой, заговорил, до того молча слушавший журналист из Москвы, — Уже несколько раз за это время, что мы здесь, от разных людей и от каждого по-своему, слышали об абсолютно невероятной, поняли: уже обросшей домыслами и ставшей чуть ли не легендой, истории о тридцати казаках, ворвавшихся в Бендеры…
— …Вообще-то нас тогда тридцать один было…, - тихо и как-то угрюмо сказал один из казаков. Все повернули голову. Впавшие и воспаленные глаза его выдавили дикую усталость.
— Пожалуйста, расскажите… — чуть ли не умоляюще попросил москвич.
— Расскажу. Только вот не надо делать из нас «легенду». Мы просто вовремя успели прийти на помощь горисполкому. Проскочили в Бендеры чуть раньше, как «румыны» захватили мост и «запечатали» дорогу из Тирасполя, — он пристально посмотрел на журналиста, чуть помолчал, будто вспоминая и собираясь с мыслями, и стал говорить: — В пятницу 19-го июня я нес службу по штабу, здесь вот, — он мотнул тяжелой головой в сторону входной двери, — Когда объявили срочный сбор. Около восьми вечера позвонил Кицак — председатель комитета обороны Приднестровья, и поставил «батьке» задачу незамедлительно, взяв максимум людей, прибыть в Бендеры, в распоряжение исполкома. Сказал, что в городе чрезвычайная ситуация. Кошевой атаман Сороколетов и походный атаман войска Дриглов были в штабе, срочно собрали всех, кто здесь тогда был: казаков из атаманской сотни, войскового правления, несколько прибывших с Кошницы донских и сибирских казаков (услышав это, вилимские казаки-иркутяне переглянулись — «наши»!) — всего было 31 человек. Схватили автоматы, патроны, гранаты, быстро запрыгнули в машину. По пути заехали в гвардию — здесь, в Тирасполе, — получили пять гранатомётов РПГ-7 с 15-ю выстрелами к ним, и рванули в Бендеры. По мосту через Днестр летели уже под пулями. Охранявшие мост бойцы ТСО, нам кричали вдогонку: «Куда вы? Там стреляют!» Город был заполнен грохотом разрывов и автоматных очередей — интенсивность огня была очень высокой. Только подъехали к исполкому, как к нам радостно бросилось, наверное, больше сотни мужиков. Оружие просили. Откуда? — лишнего-то у нас нет! Они, махнув рукой, пошли в химбат и к крепости. В подвале, где горисполком развернул штаб, постоянно звонили телефоны. Это жители сообщали о вползающей в город бронетехнике. Части национальной армии Молдовы и подразделения бригады ОПОНа сразу со всех сторон начали входить и атаковывать город. Люди сообщили, что бронетехника, стреляя во все стороны, по ходу движения выбрасывает десант. Атакованы рабочий комитет, отдел милиции. Вспыхнули локальные бои на постах милиции и гвардии. У казарм идет сильный бой. С кишинёвского направления, по Каушанской трассе, по улице Суворова — магистральной для города, идущей через центр, с Варницы, из Гербовцов и Хаджимуса, со стороны Протягайловки, по набережной — ото всюду! — идут колонны полиции и армейской техники, направляясь к мосту, петлёй затягивая центр города. Это было видно по карте, на которой Вячеслав Когут отмечал все сообщения горожан. Объяснять нам было нечего, так как почти сразу же по исполкому открыли огонь. Били из орудий и миномётов, откуда-то стали стрелять пулемёты…
— Скажите, а кроме вас были ещё какие-нибудь силы для защиты горисполкома? — спросил журналист, лишь на миг оторвав взгляд от толстой тетради, в которой он строчил каким-то стенографическими закорючками.
— Силы?.. Пять милиционеров охраны и четыре ГАИшника, вооруженные автоматами. Вот и все силы. Кто там был ещё? Депутаты горсовета, Верховного Совета да прибывшие на переговоры из Кишинёва члены парламента Молдовы… работники, сотрудницы, и персонал горисполкома — секретари, машинистки, уборщицы… случайные посетители: пенсионеры, женщины, дети — словом, все, кого можно обычно встретить в любом «белом доме»…
— … А военные «в белых беретах» — это которые международные наблюдатели четырех сторон — рванули из города сразу же при первых выстрелах, — перебив, добавил к его ответу Саша, — Как нам сказали депутаты, передразнив и сплюнув в их сторону, мол, их дело только «наблюдать и информировать»… Ну, их и посылали…, куда подальше. Российские тоже ушли. Так в гостинице «НИСТРУ» и просидели три дня, пока мы «румын» не вышибли… А, между прочим, им за это «наблюдение» положено по 50 тысяч рублей. В месяц. Каждому!..
«… Оказывается на войне есть звуки пострашнее выстрелов и разрывов…Вся гостиница была поднята на ноги и взбудоражена нечеловеческим женским криком: «Папа!!!», который раздался от пятиэтажного дома рядом с нашей гостиницей.
Как выяснилось позже, кричала 16-летняя девушка, у которой на её глазах убили отца. Он и ещё два человека были расстреляны из бронетранспортёра, когда перебегали улицу. После того, как отец упал на дорогу, по нему проехал танк…, по девушке ударил пулемёт…»
— Уже темно было, когда к исполкому вышли около десяти бойцов ТСО, — продолжил свой рассказ казак, — А после, со стороны храма пробился ещё отряд ополченцев — рабочих с завода «Прибор». Паша уже рассказывал вам о них. Они долго окольными путями шли в центр города, наткнулись на «румын», в перестрелке потеряли одного… Но всё же смогли доставить оружие, патроны, гранаты и четыре гранатомета «Муха» и «Оса». С ними всех стало около сотни человек. Но это потом уже. А тогда вечером… Атаман разбил ребят на группы по 5–7 человек. Вначале парни поднялись на крышу, но из-за высокого парапета оттуда вести огонь было не реально, к тому же по крыше могли и минами ударить. Оставив там лишь наблюдателей, спустились, и позиции себе оборудовали у окон трёх верхних этажей. А наша группа… Атаман понял, что в одном здании — в горисполкоме — нам не удержаться, надо было рассредоточить силы «румын». «Батька» с нашей группой, а нас всего девять было — восемь казаков и один милиционер — ГАИшник — быстро побежали к рядом стоящему главпочтамту…И чуть было не влипли — прямо на нас БэТэР вырулил. «Батька» нам: «Стой!.. Всем спокойно!..» — и мы, как вкопанные…, а сам десанту, что сидел на броне, рукой помахал, дескать, свои. Ну, мы тоже им «ручкой сделали». Посмотрели на нас, мимо проехали… Форма-то у всех одна, оружие такое же, да и темно было, вот и не поняли они. В другой раз этот номер уж точно не прошёл бы…
— … С третьего этажа площадь просматривалась отлично, — опять начал говорить Саша, пользуясь заминкой своего товарища, доставшего сигарету, — Где-то ближе к полуночи на площадь, со стороны улицы Калинина, выскочил бронетранспортёр, на ходу из бойниц и крупнокалиберного пулемёта густым огнём врезал по горисполкому и ушёл в сторону Советской. После него на площадь, недалеко от Суворова, не спеша выкатились МТЛБ и пара грузовиков. Выбросили десант, и спокойно развернувшись, ушли. Смотрим: они у магазина две пушки ставят, а рядом с нами — мы прямо обалдели: ну совсем «обурели» «румыны»! — безмятежно, без спешки, сбившись гуртом и гогоча над своими шутками, ОПОНовцы разворачивают зенитную автоматическую установку. Они, видимо, и представить себе не могли, что в «белом доме» их уже казаки ждут! Заметив в окнах людей, — но явно не разобрались, кто это — что-то крикнули, заржали, стали показывать нам неприличные жесты. Ну, этого-то мы уж стерпеть не смогли — врезали со всех стволов! Только несколько убежали, остальных уложили кучкой там же, у зенитки, да рассеяли их десант — фланировали, гады, по площади, как на прогулку вышли! — да артиллеристов от пушек отогнали… Наш огонь для них был полной неожиданностью. Решили мы проверить какие они вояки. Сделали вылазку — казаки группы Дриглова — четверо их было — выбежали из исполкома и, открыв из автоматов огонь по разбегавшимся ОПОНавцам, — а мы ещё и с верхних окон подмогли, прикрыли ребят, — бросились к перекрестку Суворова и Советской. Оттуда к площади три БэТэРа выползали. С первого же выстрела из гранатомёта Олежка поджёг одну «броню». Два других тут же отступили. Один шибко «хитрый» ушел в «зелёнку», спрятался в кустах и оттуда шмалить начал. Пытались парни и этого достать, но его темнота спасла. Возвращались они под огнём — вслед им «крупняк» бил и автоматы. Мы прикрывали их отход. Только они добежали, как началось!..
Рассказчик замолчал, из кармашка достал пачку «Беломора» и, остановив взгляд на какой-то точке перед собой, будто задумавшись, стал неспеша разминать папиросу. Все, кто сидел рядом, тоже молчали, угрюмо и внимательно смотрели на его пальцы. Понимали, что он вновь был во власти нахлынувших воспоминаний, и пальцы выдавили это. Сделав из папиросного мундштука замысловатую гармошку и прикурив, он продолжил свой рассказ, полный трагедии и героизма тех простых парней, что встали на пути несущих смерть бронированных полчищ. Волнение и переживания перекинулись на всех, кто слушал его…
«Я считаю, что органы полиции действовали правомерно. Ввод сил ОПОНа оправдываю, но армии — не знаю, не хочу вмешиваться…
Когда ОПОН наступал на исполком, я поддерживал связь с комиссаром полиции Гусляковым. О том, что там есть ещё и командир бригады ОПОНа подполковник Гомударь, узнал 20 июня к вечеру…
Почему подполковник Карасёв с подразделениями из-под Бельц так быстро оказались в Бендерах? Возможно, они… Не знаю…
Имел ли право президент Молдовы санкционировать это?..
…А почему вы говорите о правах только одной стороны??? А какие права имели те, кто нарушил целостность Молдовы, создав, так называемую «республику ПМР»?..
В то время защитники исполкома с надеждой ждали любую помощь. Очень сильной была вера в то, что русская 14-я армия не бросит их на произвол судьбы, а город — на уничтожение. Очень верили!.. Надежда окрепла ещё более, когда вдруг со стороны моста и крепости раздался грохот большого боя. Поэтому, услышав приближающийся рёв двигателей и характерный лязг тяжелой техники, три ополченца, прячась между елями, побежали выяснить кто это. Двое погибли сразу, срезанные пулемётными очередями, третий, с криком: «Румыны!», прибежал назад в исполком.
Это была большая колонна техники. Через площадь, шелестя гусеницами и поливая всё вокруг из пулемётов, челноками засновали три МТЛБешки. Стреляли не только по горисполкому — по жилым домам, магазинам, расстреляли стоявшие поблизости легковые машины… За ними шли грузовики с артиллерией. В кузовах полицейские, ящики со снарядами. Два ЗИЛ-ГЯ тянули 57-миллимитровые зенитные пушки С-60, за ними следовали три ГАЗ-53 и МАЗ, тащившие на прицепах автоматические зенитки ЗУ-23-2. Они проехали площадь, как ни в чём не бывало, и свернули к главпочтамту… И тут на исполком пошла ещё одна колонна бронетехники. Её встретила группа Дриглова…
— …Походный говорит Олегу: «Бери гранатомёт, пошли на «охоту». По Ленина «хищники» идут…» Третьим был наш кошевой. Четвёртым с ними пошел новенький — кто-то из сибиряков…
То, что совершили это парни, безусловно, можно назвать одним словом — подвиг! Кто-то из женщин — «волшебниц», потчевавших сейчас донскими щами, тихо всплакнул. Они, видимо, давно уж, отставив свои дела, тихо и неприметно стояли рядом и слушали. Многих из тех ребят — черноморских казаков, настоящих героев! которым Бендеры обязаны своим освобождением и самой жизнью, они знали…
Среди них был Олег Оттингер, по национальности немец, но считавший себя казаком. Многие помнили его фразу, ставшую крылатой, что казак — это не нация, а понятие интернациональное, это — состояние души!.. Именно этот парень, меняя позиции, перебегая вдоль колонны со своим гранатомётом, подбил и сжёг ЕЩЁ три, прорвавшиеся к исполкому, бронетранспортёра. Его в это время огнём из автомата прикрывал походный атаман Черноморского казачьего войска Семён Дриглов, очередями сметая сидевший на броне десант, стрелял вслед разбегавшимся полицейским. «Румыны» не ожидали от горстки приднестровцев такой «жесткой» встречи — колонна стала расползаться, БТРы попятились. Бой был жестокий. Четверо казаков против бронированной колонны!.. Ткнулся и вспыхнул, начавший было выруливать МТЛБ — в его борт влепилась граната, выпущенная кошевым атаманом Юрием Сороколетовым…Оттингер бросился вслед за убегавшим БТРом, чтоб добить его, но с крыши девятиэтажного дома напротив выстрелил снайпер. Олег погиб. Придя в себя и поняв, что защитников всё же мало, «румыны» стали напирать. Автоматной очередью зацепило подбежавшего к Оттингеру Дриглова, и тут же в него бросили две гранаты. Этот храбрый офицер успел отшвырнуть одну обратно, вторую смог лишь поднять и замахнуться, как она разорвалась у него в руке. Дриглов упал на Оттингера. Так вместе они и лежали. Осколками выстрела из гранатомета был ранен Сороколетов.
— … Сибиряк же не получил ни царапины!.. Как же Господь хранил его! Он оттащил кошевого с дороги, взвалил его на себя и под огнём — парни ведь видели, что по нему бьют! — добрался с Юрой до ближайшего дома, где в первой же квартире жильцы укрыли Сороколетова. От них же позвонил в исполком по телефону, доложил о ситуации, попросил, чтоб прикрыли его — будет возвращаться… Преодолеть насквозь простреливаемую площадь?.. По которой БэТэРы носятся? Но парень действительно «родился в сорочке» — увернулся от всех очередей…
У защитников горисполкома было очень мало противотанковых средств. Как сетовали парни, что не было даже бутылок с «коктейлем Молотова» — горючей смесью!.. И патронов — всего-то по три-четыре магазина на автомат! Почувствовав свою безнаказанность, бронетехника ОПОНовцев и армии выскакивала на площадь перед исполкомом. На бортах всех машин белой краской «красовались», как лозунги, надписи на латинице, оскорбительные слова на русском языке!.. Из орудий били БМП. По окнам, вестибюлю, по чему только можно было вели огонь БТРы и МТЛБ. Шквал огня обрушился на здание, когда на площадь выползла «Шилка». Так они и кружили перед исполкомом — туда-сюда, не останавливаясь и ведя огонь. Стрельба ни на минуту не прекращалась. Казака Анатолия Ергиева, одного из группы Дриглова, когда перебегал с подхваченным гранатометом Сороколетова, скосил крупнокалиберный пулемёт ОПОНовского БТРа. Рядом с ним под елью на газоне у исполкома замертво упал ополченец.
…Брызнув искрами, загорелся и стал уползать с площади подбитый МТЛБ. Ещё один, сделав «петушка», замер и задымил у магазина. Пехота полиции уже более не помышляла о штурме — залегла и вела автоматный огонь из укрытий.