Это его воспоминания о том, когда возмущенный майским повышением цен на продукты питания и товары первой необходимости, «взвинчиванием» налогов и «срезанными» тарифными ставками, люди вышли на улицу, бурно поддержав забастовавшие коллективы заводов Новочеркасска. Власти не на шутку перепугались — дело приняло слишком массовый и опасный оборот. Громившая всё на своём пути демонстрация встретилась с перегородившими улицу солдатами — дело кончилось стрельбой… «Сейчас утверждают, что в ходе разгона разбушевавшейся толпы погибло около тридцати человек. Но тогда ходили слухи о сотнях и тысячах погибших — а, главное, сам факт, что армия может стрелять в народ, казался диким и возмутительным, эдаким образцово-показательным «преступлением режима». В те «вегетарианские» времена никто и вообразить не мог, что через несколько десятилетий устроенная демократическими властями бойня в центре Москвы не вызовет даже значительного удивления… А маленький Саша даже не подозревал, что через не столь уж большое время ему самому придётся влезть в шкуру «стреляющего в народ» — и что этот самый народ может оказаться не таким уж «белым и пушистым»… Впоследствии Александр Лебедь очень гордился «лаврами» миротворца — даже тогда, когда миротворчество оборачивалось пораженчеством…»
Обучаясь в РВВДКДКУ, курсант Александр Лебедь был одним из лучших. Стал членом КПСС, старшим сержантом, заместителем командира взвода. Командиром того взвода был лейтенант Павел Грачев — будущий министр обороны России, из-за громкого коррупционного скандала в армии, прозванный народом «Пашей-мерседесом»… После окончания учебы в 1973 году лейтенант Лебедь был оставлен в училище командиром взвода, так же под началом Грачева — уже командира роты, уже старшего лейтенанта. В 1976 году Александр Лебедь был назначен командиром учебной роты Рязанского училища ВДВ. Продвигаясь по служебной лестнице, Грачев до 1981 года был непосредственным начальником Лебедя.
В ноябре 1981 года Александра Лебедя отправляют на настоящую войну — в «Афган», в состав «ограниченного контингента», где его брат Алексей уже два года как командовал разведротой.
Командир 1-го батальона 345-го отдельного парашютно-десантного полка, дислоцированного в Баграме, как и многие, стал понимать всю бессмысленность той «непонятной» войны, виня «политическую очумелость» кремлёвского руководства. Но в то же время он подчёркнуто воздавал должное своим собратьям по оружию: «Наши героические солдаты честно вели позорную и преступную войну с афганским народом». Но этой войне он был и благодарен — здесь прошло его становление, как боевого офицера, здесь он получил «высшее звание», данное солдатами — «Батя». Принимая самое непосредственное участие в боевых операциях, он был награжден орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды, в марте 1982 года при подрыве на мине его БТРа, получил ранения ног.
«Командование — вещь, в каком-то смысле, мистическая, зависимая от той трудноопределимой способности, которую называют «харизмой». Она не имеет ничего общего со способностью принимать «правильные и справедливые решения». Тут другое: если командир настоящий, от Бога, то любые его решения (в том числе и ошибочные, а то и неисполнимые) кажутся подчинённым правильными и справедливыми. … Лебедь был «неправильным», но популярным командиром: у него была эта способность «зажечь людей», и понимание важности красивого жеста. По одной из легенд, Лебедь, разбираясь в каком-то безобразии, вызвал к себе виновников и предложил им на выбор уголовное дело или один удар по морде. Все выбрали удар по морде, после чего узнали: удар кулака «батяни»-комбата ломал челюсти уже не раз… Таких баек про Лебедя ходило немеряно».
С июля 1982 года Лебедь учился в Военной академии имени М.В.Фрунзе. Окончив её с отличием, последовал стремительный карьерный рост:
в июне 1985 года был назначен заместителем командира парашютно-десантного полка в Рязани;
в сентябре 1985 года стал командиром 331-го парашютно-десантного полка 106-й Тульской дивизии ВДВ, расположенного в Костроме;
в декабре 1986 года назначен заместителем командира 76-й воздушно-десантной дивизии, дислоцированной в Пскове;
в январе 1988 года Александру Лебедю было присвоено воинское звание «полковник»;
в марте 1988 года он был назначен командиром 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии.
В это время ему пришлось столкнуться с политикой — «благодаря» горбачевской «перестройке» Союз начал «трещать по швам», и его дивизию стали бросать в «горячие точки» на территории СССР:
конец 1988 — начало 1989 годов — армяно-азербайджанский конфликт в Баку;
апрель 1989 года — столкновения в Тбилиси;
начало 1990 года — вновь волнения в Баку и других городах Азербайджанской ССР.
Лебедь понял, что Советская власть безнадёжна, стрелять в её врагов уже поздно — надо срочно заниматься миротворчеством, хотя делать это было весьма сложно — массового кровопролития в то время жаждали буквально все!
Полковник Лебедь принял для себя единственно правильное решение: так как политическое руководство СССР и «горячих» республик трусило, перекладывая ответственность на других, в выполнении приказов не усердствовать, при этом соглашаясь с командованием и осторожничая с «удельными князьками», беречь подчиненных, и постараться не прослыть «людоедом» и «кровавым убийцей» какого-нибудь народа, как оказался командующий Закавказским военным округом генерал Родионов, стопроцентно «подставленный» руководством Компартии Грузии. Оно сначала вызвало армию, чтоб защитить административные здания и находящихся в них людей от погрома беснующейся многотысячной толпы грузин, уже доведших себя до нужного градуса озверения, а потом открестилось как от своих слов, так и от последствий произошедших событий.
Тогда «мирные демонстранты» забрасывали камнями величиной с кулак безоружных солдат, у коих из «боевого» имущества на ремне были лишь противогазы, фляжки да малые сапёрные лопатки, которыми они и пытались защититься от летящих камней. Попытка толпы захватить импровизированную баррикаду — поставленные в ряд большегрузные самосвалы — обернулась банальной давкой, в которой погибло несколько десятков человек, тут же объявленных героями, погибшими «за свободу Грузии от рук российских солдат-империалистов». Генерал Родионов, который, кстати, возражал против применения войск, был назначен виновником «тбилисского кошмара» и с молчаливого согласия грузинского руководства был «торжественно» произведён в «убийцы грузинского народа»…
«Дальнейшее известно. Страна всколыхнулась, потрясенная «тбилисской расправой». Вся Грузия (и, разумеется, вся российская демтусовка) рыдала над жертвами русского империализма — например, над безвестной грузинской старушкой, за которой якобы три километра гнался русский десантник и зарубил её сапёрной лопаткой — об этом писали все газеты! Лебедь, вспоминая о старушке, иронизировал: «Что это была за старушка, которая бежала от солдата три километра? Вопрос второй: что это был за солдат-десантник, который не мог на трёх километрах старушку догнать? И третий вопрос, самый интересный: что, на трёх километрах не нашлось ни одного грузина — настоящего мужчины, чтобы заступить дорогу этому негодяю?..»
В 1992 году, пришедшие к власти националисты Народного фронта Азербайджана, вспомнив вдруг о «заслугах» Лебедя, тоже потребовали, было, суда над ним «за его участие в кровавых Бакинских событиях». 18 мая 1996 года в интервью компании NCN генерал Лебедь сказал: «Мне ничего не известно об этом факте. Мне никто никаких претензий не предъявлял. Я растаскивал насмерть дерущихся дураков, визжащих от сладострастия и жажды крови. Я организовывал эвакуацию, массовую эвакуацию армян из Баку, предотвращал массовое кровопролитие и беспорядки». С этой задачей он успешно справился. В феврале 1990 года ему было присвоено воинское звание «генерал-майор».
Популярная в народе, объявленная горбачевской «перестройкой», «гласность» подхватила и Лебедя. Но не надолго. В 89-90-х годах, поучаствовав в организации ряда предвыборных компаний, даже став делегатом последнего — XXVIII съезда КПСС, а после и учредительного съезда Российской компартии, но, будучи избранным членом ЦК РКП, понял, что иметь дело с «товарищами» бессмысленно — с тех пор он стал если уж не ярым, то уж точно последовательным антикоммунистом. Он что, стал демократом? Отнюдь. В приватной беседе с казаками, произошедшей 19 июня 1993 года в Тирасполе, он выразился в своём привычном стиле: «…Я сексуал-демократ, — и, видя недоумённые лица казаков, пояснил: — Е…л я эту демократию!»
В сентябре 1990 года чуть ли не все российские СМИ заверещали о готовящемся «военном перевороте» — к Москве стягиваются войска! Части Тульской дивизии ВДВ под командованием генерал-майора Лебедя в числе других тоже «засветились» — они были уже в Москве. Руководство страны «отмазалось» просто: мол, войска были переброшены для маневров в ходе «осенней поверки», для подготовки к параду 7 ноября, и для помощи подмосковным колхозам в уборке урожая…
В феврале 1991 года генерал-майор Лебедь был назначен заместителем командующего ВДВ по боевой подготовке.
«Что касается участия генерала Лебедя в так называемой «защите «Белого дома» во время ГКЧП, то 17 августа 1991 года он, находившийся в это время в отпуске, новым командующим ВДВ Павлом Грачевым был назначен руководителем оперативной группы ВДВ, и получил приказ привести Тульскую дивизию в боевую готовность. Утром 18-го задача была уточнена: «силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета РСФСР. Совершив марш-бросок на Москву «в рамках мероприятий по реализации режима чрезвычайного положения», и прибыв утром 19-го к «Белому дому», Лебедь увидел уже знакомое зрелище: толпу и баррикады. Тот самый народ, стрелять в который себе дороже». 20 августа Лебедь вместе с командующим Сухопутными войсками В.Варенниковым, зам. министра обороны Б.Громовым, командиром группы «Альфа» В.Карпухиным, командующим ВДВ П.Грачевым, участвовал в совещании у зам. министра обороны СССР В.Ачалова, где обсуждался план штурма здания Верховного Совета РСФСР — операция «Гром». Тогда же Лебедь после рекогносцировки подготовил первоначальный план блокирования здания российского парламента, после чего министру обороны СССР Д.Язову заявил, что любые силовые действия возле «Белого дома» «приведут к грандиозному кровопролитию». Этого оказалось достаточно, чтобы «путчисты», и без того перепуганные, были окончательно деморализованы, и так и не решились отдать приказ о штурме. После этого П.Грачев поручил Лебедю сообщить защитникам «Белого дома» о возможном штурме здания. Ельцин пресёк колебания Лебедя простейшим способом: вывел его к народу и представил как командира воздушно-десантного батальона, перешедшего на сторону восставшего народа…
Генерал Лебедь не очень-то любил вспоминать те дни, называя тот «путч» ГКЧП «спектаклем». «Десятый раз повторяю, семнадцатый раз докладываю: ни на чью сторону я не переходил, — нервно говорил он. — Я последовательно выполнял все поступающие «сверху» приказы и самостоятельно не действовал… Как я свою часть туда привёл, так и увёл, не произведя ни одного выстрела, не разбив ни одной машины, не обидев ни одного москвича.» На заседании одной из парламентских комиссий на вопрос о том, взял ли бы он «Белый дом», если бы ГКЧП всё же решилось на это и он получил такой приказ, генерал твёрдо ответил: «Взял бы!» Кто бы сомневался — и опыта, и сил хватило бы. «Неблагодарнейшая тема — рассуждать: что бы было, если бы…». Но, ответив как профессионал-военный, не слукавил ли он, — как просто человек? Возможно… «…Но я вам этого не скажу. Должны же быть у меня какие-то личные тайны». Кто в то время хотел защищать дёргающуюся в агонии Советскую власть, жизнь, добитую горбачёвщиной, с её талонно-карточной системой при пустых полках магазинов? Тогда казалось, что хуже уже некуда. Люди даже и представить себе не могли, что это только «цветочки»…
Несмотря на то, что «правильное поведение» Лебедя было оценено по достоинству: 21 августа президент России Борис Ельцин, выступая с козырька «Белого дома» на том грандиозном митинге «победителей», в своей речи выразил «сердечную благодарность генерал-майору Лебедю, который вместе со своими подчинёнными не дал путчистам захватить политический центр новой России», Лебедь отказался считать себя в качестве «защитника «Белого дома», заявив: «Известно из истории — Ленину на известном субботнике помогали нести бревно около трёх тысяч человек. Героических защитников «Белого дома» уже сейчас насчитывается три миллиона, и я опасаюсь затеряться в такой громадной толпе»… Власти «новой демократической России» не забыли ему этого — почти на год молодого генерала «задвинули в тень». Вспомнили, когда в Бендерах произошла трагедия…
«…Я, кстати, назначил заместителя командующего воздушно-десантных войск генерала Лебедя в 14-ю армию. Это тот человек, который сумеет удержать все позиции. Так что — мы работаем как раз в том направлении, чтобы люди там жили спокойно. Я со своей стороны сделаю всё, чтобы обеспечить там соответствующее поведение российской армии».
Перед вылетом в Тирасполь генералу Лебедю на инструктаже у вице-президента России Руцкого и секретаря Совета безопасности Скокова было поручено взять на себя урегулирование приднестровского конфликта; инструктаж «был десятиминутный, носил предельно эмоциональный характер, из десяти слов девять были матерные, — так, вспоминая об этом, рассказывал он корреспонденту NCN. — От имени президента мне было поставлено пять задач. Первая — остановить любыми доступными средствами кровопролитие. Вторая — при необходимости обеспечить эвакуацию семей военнослужащих. Третья — взять под жесткий контроль все базы и склады с оружием и боеприпасами. Четвёртая — обеспечить беспрепятственный пропуск эшелонов с боеприпасами, оружием и техникой через территорию Украины или создать условия и предпосылки для этого. Пятая — создать условия не препятствования для выполнения вышеуказанных задач со стороны Молдовы».
23 июня 1992 года генерал-майор Александр Лебедь полуконспиративно под псевдонимом «полковник Гусев» вместе с батальоном спецназа ВДВ полковника Прокопенко прибыл в Тирасполь и прямо с аэродрома включился в работу…
М.Бергман, полковник 14-й армии, военный комендант Приднестровья.
«23 июня в 14 часов в кабинете командующего собрались все заместители, начальники родов войск, служб и других отделов. То, что это не обычное совещание, было понятно и человеку неискушенному: на стульях вдоль стен расположились десантники с оружием и снаряжением. Их голубые береты пестрели и у дверей, и за спиной Неткачева. Командиры сидели за большим столом. По кабинету ходил высокий полковник-десантник в полевой форме и курил сигарету.
— Здесь есть хоть какая-то пепельница? — своеобразным хрипловатым басом спросил полковник.
Сам Неткачев терпеть не мог даже табачного дыма, но всё же вышел и принёс баночку из-под майонеза, после чего представил нам курящего:
— Полковник Гусев из Министерства обороны. Прибыл для изучения обстановки, доклада президенту России о сложившейся ситуации и принятия мер по урегулированию конфликта.
Заместители командующего, начальники родов войск и служб, удивляясь, как заискивающе вел себя генерал перед полковником, начали докладывать по своим службам. Но «шила в мешке не утаишь»: кое-кто знал «полковника» в лицо, и вскоре всем стало известно, что «полковник Гусев» — это генерал-майор Александр Иванович Лебедь, заместитель командующего ВДВ по боевой подготовке, что он большой специалист по «горячим точкам»… При первом же знакомстве Лебедь убедился в том, что Неткачев не владеет обстановкой, армия живёт сама по себе, а он — сам по себе…»
…А что из себя представляют вооруженные формирования Приднестровья, Лебедю стало понятно из выступлений их командиров во время встречи в штабе 14-й армии, куда они были приглашены к 18 часам того же дня.
К этому времени «Гусев»-Лебедь уже успел установить контакт с руководством ПМР, в общих чертах ознакомился с военно-политической и криминогенной обстановкой в регионе, оценил ситуацию на базах хранения вооружения и боеприпасов, и отдал приказ о выводе их уже к утру следующего дня за пределы досягаемости артиллерии Молдовы.
Офицеры штаба 14-й армии поражались работоспособностью генерала Лебедя — казалось, силы его неиссякаемы, и времени суток ему явно не хватало: встречи, совещания, поездки-молнии и перелёты на вертолёте по всем участкам «фронта». 24-го он в Бендерах, 25-го — в Дубоссарах и Рыбнице, то вдруг видят его под Кочиерами, то на Кошнице, и тут же — на Кицканском плацдарме. Побывал во всех частях и подразделениях армии. Быстро вошел в курс всего происходящего, досконально вникнув во все проблемы. «Я походил по паркам, посмотрел, что они полны танками, гаубицами, боеприпасов навалом. Дураков и бездельников, которых можно посадить в эти танки и гаубицы тоже хватает. Поездил по двум берегам. Пытался разобраться, за что ребята воюют. Никто не знает, как остановить…».
И сам Лебедь заставил всех серьёзно работать, как в боевой обстановке — оперативно и скрытно. Четкие, конкретные приказы жестко контролировались. Выполняя приказ о приведении армии в боевую готовность, на полную мощность заработали военкоматы, отмобилизовывая запасников-приднестровцев, доводя до полного состава части 14-й армии. «Главное — нельзя допустить геноцида… И мне сейчас нужны люди, которые разделяют эти взгляды и готовы стоять со мной в одном строю. И мне плевать, какой они нации! Ясно? А вот теперь разбирайтесь сами, где тут Россия, а где кто…».
В считанные дни, в экстренном порядке начальник штаба армии генерал В.Тихомиров, заместитель командующего генерал Н.Гаридов, зам. по вооружению генерал Мельничук, начальник ракетных войск и артиллерии полковник Г.Акифьев, пом. по воспитательной работе полковник А.Баранов, начальник разведки армии полковник С.Харламов, командир 59-й мотострелковой дивизии генерал Кожевников буквально оживили армию — она вновь стала Армией!
Офицеры забыли о доме, не вылезая с полигонов учебных центров, где днём и ночью шли боевые стрельбы и боевое слаживание подразделений. В частях экстренно началось восстановление боеготовности техники и вооружения, по приказу Неткачева разукомплектованной и приведенной в состояние непригодное для боевого применения — на это Лебедь дал 24 часа. Части ПВО армии также были приведены в полную боевую готовность — в случае вхождения авиации ВВС Молдовы в зону ответственности армии, Лебедь приказал открывать огонь на поражение.
Командующий 14-й армией генерал Неткачев, поняв, что «приднестровский период» его карьеры заканчивается, в эти дни практически самоустранился от дел армии. По крайней мере, помощи «полковнику Гусеву» от него не поступало.
С первого дня пребывания Лебедя в Приднестровье в полную силу начали действовать службы тыла и ВОСО. Совместно с властями ПМР были организованы эвакуация и временное размещение гражданского населения города Бендеры, питание и медицинское обслуживание беженцев. Раненые стали поступать и в развёрнутые военные госпитали, тяжелораненых отправляли из Тирасполя самолётами в Москву. Война-то продолжалась…
25 июня резко обострилась обстановка и на «севере» — молдовская сторона подвергла мощному артиллерийскому обстрелу Дубоссары и близлежащие села. Разрушены дома, погибло много мирных жителей. В Григориополе один из снарядов попал в детский сад… По приказу генерала Лебедя, под прикрытием сотни казаков, туда срочно были переброшены миномётная батарея, четыре установки БМ-21 «Град» и четыре 152-мм «самоходки» 2СЗ «Акация». 26 июня, дабы предотвратить возможность перегруппировки и переброски сил приднестровцев в Бендеры, части национальной армии Молдовы после мощной артподготовки начали атаковать позиции на Кочиерском и Кошницком плацдармах. Лебедь отдал приказ немедленно отправить туда один танковый и два мотострелковых батальона. Видимо, крови Бендер Молдове было мало — на Кицканский плацдарм, с юга угрожающе нависший над Тирасполем, «румыны» начали стягивать войска. Туда, под Слободзею и Днестровск были направлены один танковый и один мотострелковый батальоны 59-й дивизии.
«Бред сивой кобылы», — так Лебедь назвал решение генерала Неткачева уволить из армии офицеров-танкистов и артиллеристов, нарушивших его приказ о «нейтралитете и невмешательстве» — никакого увольнения не будет! Офицеры воспрянули духом.
В это же время на позиции защитников ПМР стало поступать необходимое оружие и боеприпасы. «Добровольцы»-офицеры армии начали «откомандировываться» в помощь приднестровским подразделениям — в штабе 14-й армии уже стал разрабатываться план мероприятий по реформированию разномастных вооруженных формирований в части Вооруженных сил ПМР. А по линии Министерства обороны России, с подачи Лебедя, объективно докладывавшего о ситуации в регионе, прошла негласная команда не препятствовать офицерам, желающим убыть в Приднестровье за счёт отпуска…
По приказу генерала Лебедя Тираспольская военная комендатура начала активно заниматься борьбой с преступностью по всему Левобережью — она уже «достала»!.. Штат комендатуры был значительно увеличен за счёт части призванных на службу в армию сотрудников правоохранительных органов ПМР. «Я развернул эту комендатуру полностью, захватил город, сразу же прекратилась вся стрельба, сразу прекратились все грабежи, всех пьяных с оружием задерживали, изолировали». В помощь комендатуре Лебедь придал батальон спецназа ВДВ под командованием полковника Прокопенко — были введены усиленные патрули, в течение суток перекрыты все дороги к населённым пунктам. Никто не рискнул «шутки шутить» со спецназом в голубых беретах, поняли — себе дороже…
Комендант Тираспольского гарнизона полковник Михаил Бергман и так имел довольно лихую славу, — и вполне заслуженно! — «Моню», как его называли за глаза, уважали и боялись. И «свои», и те, кто «не очень свои». А уж когда его — полковника российской армии, президент ПМР своим Указом назначил комендантом всего Приднестровья…
«…Никому и в голову не пришла необычность ситуации: российский гражданин становится комендантом непризнанной республики на территории Республики Молдова и руководит её органами внутренних дел! Кроме того, Лебедь… явно пошёл на нарушение и международных правовых норм и законов Российской Федерации, которая не признала Приднестровскую Молдавскую Республику. Россия не признала, а Лебедь «признал», коль скоро — уже 24 июня — он с настоятельной просьбой обратился к руководителям республики (хотел бы я посмотреть на человека, который в те дни не выполнил бы просьбу Лебедя!)… и убедил президента ПМР издать Указ «О назначении военного коменданта Приднестровья и г. Тирасполя». Александр Иванович Лебедь был законопослушным гражданином. Но сейчас, здесь, в Приднестровье законов не было! Не было прецедентов!.. Нужно было заполнить этот правовой вакуум волей сильного человека, решения которого диктовались не буквой закона, а здравым смыслом и порядочностью… Прежде всего, нужно было дать народам ПМР и Молдовы прочный мир… Время пустопорожней болтовни прошло. Речь шла о спасении человеческих жизней. Перед этой задачей все формальные препятствия… отходили на второй план… Полномочия у меня, согласно этому Указу, были огромные».