Четырнадцатого апреля на испытательную базу ЦАГИ прилетел их Таганрога новенький самолет Бартини. Большей частью новенький: к старому фюзеляжу Т-117 приделал совершенно новые (уже стреловидные) крылья и два новеньких (хотя и турбовиновых) двигателя. Еще ему пришлось к фюзеляжу приделать два отсека, в которые шасси теперь прятались — но в результате получился самолет, полностью удовлетворяющий требованиям армии: грузоподъемность до двенадцати тонн, дальность полета свыше двух тысяч километров, скорость свыше шестисот…
Второй фюзеляж «из задела» Роберт Людвигович решил тоже «слегка улучшить» и он удлинился на два с лишним метра. А на совсем уже новое крыло «удлиненного» самолета были подвешены двигатели уже турбовентиляторные (не обманул Люлька со сроками!), и в таком варианте самолет должен был таскать уже шестнадцать тонн на почти четыре тысячи километров. Но «более новый» самолет еще даже не выкатили, а «старый новый» уже сам летал — и летал настолько неплохо, что ВВС сразу же, не дожидаясь окончания испытаний, заказали двенадцать машин. И на волне этого успеха Бартини, чуть не плача, прибежал к Голованову…
И плакать было отчего: Георгий Михайлович Бериев резко отличался от большинства других авиаконструкторов тем, что никогда не подсиживал «конкурентов», помогал молодым конструкторам и, при необходимости, не только молодым. По-грузински гостеприимным (его отец в молодости носил фамилию Бериашвили) он был не только за столом, и именно благодаря его помощи турбовинтовой «грузовик» Бартини был так быстро «поставлен на крыло». Но новенький завод в Моршанске еще только начал работу, часть оборудования еще монтировалось, да и готовил Роберт Людвигович производство все же под «удлиненную» машину, так что там выполнить заказ ВВС возможности не было. А в Таганроге — уже не было, почти всю оснастку оттуда увезли. Конечно, ее можно было за месяц-полтора и обратно перевезти, но тогда был серьезный риск сорвать работы Бериева, с которым Бартини крепко подружился…
Голованов выслушал причитания «итальянца», наморщил лоб:
— Роберт Людвигович, я вашу проблему решить не смогу. Так что давайте вы все это изложите человеку, который, если захочет, сможет. Я сейчас позвоню, узнаю, когда можно будет встретиться…
— Вы хотите по этому поводу обратиться к Сталину⁈
— Нет. Я обращусь к человеку, подарившему вам завод в Моршанске…
Во время разговора Голованова с Таней Роберт Людвигович сидел в сторонке молча, тихо охреневая от увиденного и услышанного. А Таню они — после того, как Главный маршал договорился о личной встрече — застали двадцать восьмого апреля в Третьем Ковровском госпитале, и почти час еще сидели, ожидая, когда девушка закончит операцию.
— Что-то странное происходит, — пробормотал Александр Евгеньевич, — сказали, что она одну операцию делает, а мы ждем уже больше сорока минут…
— Пациент необычный, — ответила, услышав маршала, сидящая возле кабинета «дежурная сестра», — это инженер Румянцев, у него обеих ног нет. Причем выше колена, и Белоснежка решила ему все же ноги до колен восстановить. Без этого, говорит, ногу целиком не сделать — а операция не столько сложная, сколько кропотливая.
— Не сложно ногу ампутированную восстановить? — очень удивился Голованов.
— Для нее — не очень сложно. Она уже несколько бригад научила так работать, но у Румянцева… она сказала, что наращивать ногу несколькими кусками — это лишний раз человека мучить, и решила все за один раз сделать. И обе ноги сразу…
— Ничего не понял, кроме того, что она в очередной раз чудо творит. Но чудо очень нужное, так что сидим спокойно и ждем…
Сестра не просто так сидела в кабинете: когда Таня вышла из операционной, ее уже ждал горячий чай и разные бутерброды. И сестра особо предупредила ожидающих Таню мужчин, чтобы они эти бутерброды не трогали:
— Это специально для Тани, вы, если перекусить хотите, скажите — я вам нормальных сделаю. А то некоторые в сердцах эти хватали… они на вкус отвратительны, а мне пол мыть после этого не хочется.
— Какие-то восстанавливающие препараты? — решил блеснуть знаниями Голованов.
— Нет, просто то, что на сыр похоже — это овсяная каша с рыбьим жиром и вареньем из облепихи. Наверное, и к этому привыкнуть можно… хорошо еще, что их только врачам есть положено…
Вероятно, что «к этому» все же привыкнуть было сложно: Таня, усевшись в кресло и взяв в руки бутерброд, сморщилась так, то Александр Евгеньевич не удержался от смеха:
— Танюша, ты выглядишь так, будто тебя заставляют жабу съесть, причем живьем.
— Жаба вкуснее… наверное. Так что там у вас случилось?
Так как Бартини просто молчал, Голованов сам ситуацию Тане обрисовал. Обрисовал и стал на нее глядеть какими-то «щенячьими» глазами.
— Ну, общую картину я поняла, а от меня-то вы что хотите? Новый завод я вам не выстрою, тем более ВВС самолеты хочет получить быстро…
— А уговорить их отменить заказ? У нас же через год будет готова новая машина.
— А как заказ отменить? Ну допустим я даже сниму Василевского с поста министра — заказывал-то не он, а военно-транспортная авиация. Я вижу, что вам этот приказ об учреждении ВТА не нравится, но согласитесь: в АДД такое подразделение явно лишнее. И вот ВТА заказ не отменит: им самолет нужен, причем давно уже нужен. Так что тут вариант вроде единственный прорисовывается: вы договариваетесь с Георгием Михайловичем о том, что в Таганроге у него на заводе делают все, что можно — в смысле, на что оснастку в Моршанск еще не отправили, а окончательно машины уже пусть в Моршанске собираются.
— Он-то не откажет, мы как раз и говорим, что проекты самого Бериева застрянут.
— А вот ему я как раз помогу, все равно уже пообещала. Заодно закажу у него еще один самолетик, как раз по его профилю.
— Что за машина? — встрепенулся Голованов.
— Сугубо гражданская, для врачей. Широка страна мая родная, а с аэродромами у нас не ахти где-нибудь в глубинке. Нужен небольшой гидросамолет-амфибия, чтобы и на речку любую сесть мог, и на аэродром возле районной больницы. Сейчас врачи при необходимости МАИ-колхоз используют, но у него по погоде много ограничений и места для лежачего больного просто нет. Нужен самолет побольше, помощнее — а раз речки или озера почти везде есть…
— Жаль… я думал, что ты сможешь помочь.
— Роберт Людвигович, а вы что молчите? Ваш же самолет… кстати, я вот что подумала: в Касимове вторую сборочную линию готовят под «колхозника», но еще не запустили, ее к октябрю-ноябрю доукомплектуют. Но все вспомогательные производства уже готовы, так что поговорите с ними, может они тоже кое-что смогут для вашей машины сделать? Или хотя бы в Моршанск людей опытных командировать? Я-то в авиапроизводстве мало что понимаю, но там народ опытный, по пять «колхозников» в сутки уже выпускают.
— Хорошо, я поговорю…
В мае в СССР успешно заканчивалась посевная, а за пределами страны тоже многое происходило. А так как там, за этими пределами, пока еще правили люди далеко не самые глупые, происходящее могло Советскому Союзу серьезно навредить. Могло, но что-то получалось… не очень.
Уолтер Беделл Смит обсуждал со своим первым заместителем как раз эту ситуацию:
— Аллен, ты можешь внятно объяснить, что у нас творится в России? У меня складывается впечатление, что вся русская служба вообще работать перестала, а Президент требует его информировать во всех деталях. Ну и где мне эти детали брать?
— Уолтер, если бы дело касалось одной России, я бы даже не почесался. То есть почесался бы, но в рабочем порядке, однако у нас вообще в Европе творится что-то непонятное.
— А в России понятное, ты это хочешь сказать?
— В России — да, понятное. Очень для нас неприятное, но объяснимое: русские применили какие-то новые подходы в контрразведке и просто зачистили практически всю нашу агентуру.
— А ты думал о возможной утечке у нас в конторе?
— Думал, но даже наличие шпиона в твоем секретариате не в состоянии объяснить все эти провалы. Русские зачищают вообще всех, даже тех агентов, которые наши люди пробуют вербовать в инициативном порядке — и о которых сюда докладывают только после их провалов. К тому же от кузенов тоже просачивается информация о полной зачистке уже их агентуры. И даже израильтяне разводят руками в полном бессилии: русские действительно устроили тотальную зачистку. И очень жесткую, далеко не все агенты, о судьбе которых нам стало известно, отделались сталинскими лагерями. Удивительно, правда, что теперь в России о поимке очередного шпиона не трубят все газеты — но слухи ходят, и вербовка сейчас… люди просто боятся.
— Но ты же информацию о России все же получаешь…
— Да, к сожалению не самую свежую. В основном все, что мы узнаем, мы узнаем от эмигрантов из России, в основном от евреев. Русские почему-то выпустили закон, по которому любой еврей, пожелавший перебраться в Израиль, может это проделать свободно. Ну, видимо все же почти любой, но ограничения, вероятно, касаются лишь очень немногих. На прошлой неделе в Вену прибыли сразу четверо конструкторов из авиационного бюро Микояна, и от подачи заявления до того, как русские их перевезли в Вену, прошло всего три недели.
— Вот это странно, а ты не задумывался, почему они выпускают в том числе и тех, кто владеет военными секретами?
— Это тоже непонятно, но раз это случилось, глупо не воспользоваться моментом. На самом деле, хотя русские все еще держат в Австрии свои комендатуры, в дела страны они практически не вмешиваются — если вмешательством не считать постройку лагеря для эмигрантов под Веной. И мы там с этими евреями довольно плотно работаем, и многих перевозим уже к нам. А почему… лично я думаю, что русские надеются, что кто-то не эмигрирует из одной жадности: эмигрантам они позволяют вывозить деньгами по сто долларов на человека, причем им даже деньги меняют по официальному курсу, еще личные вещи. Но полностью запрещен вывоз любых предметов из драгоценных металлов, любой радиоаппаратуры, книг. Израильтяне таким, конечно, прилично помогают материально, но все же хорошие специалисты теряют при переезде очень много.
— За нужную информацию они могут много и получить.
— Вероятно, но пока информация от них скудна и противоречива. За последние полгода, пока действует этот закон, мы так ничего серьезного и не узнали.
— Возможно, что люди, что-то серьезное знающие, не в курсе о том, что их может ждать существенное вознаграждение.
— Знают. Русские разрешили Израилю во многих городах открыть вербовочные пункты и там тем, кто в них обращается, все подробно рассказывают. Проблема в том, что в России на этих пунктах нельзя заранее выяснить, знает ли кандидат что-то действительно важное и полезное…
— Ну, с Россией понятно. Неприятно, но, надеюсь, ты что-то все же придумаешь. А в Европе сто происходит?
— В Европе… В восточной Германии творится примерно то же, что и в России, хотя еще далеко не всю нашу агентуру немцы зачистили. В Болгарии то же самое, как и в Румынии и Чехословакии. В Венгрии дела у нас получше, но там особо ничего интересного не происходит. Единственная страна, где мы работаем весьма успешно — это Польша, они очень для нас удачно оказались рьяными католиками, а через ксендзов многое получается сделать. Кстати, Ватикан не против нашей там работы. Но опять: в самой Польше ничего интересного не происходит, а русские… Они почему-то полякам помощь оказывают минимальную и, похоже, даже не собираются их включать в свой военный блок.