Но получилось «не слегка»: мировая пресса запуск американской ракеты отметила лишь на последних страницах газет, да и то в формате «а янки-то опять обделались». Хотя (как буквально через неделю сообщили «специально обученные люди») на неуспех американского пуска скорее всего повлиял успех советского: вероятно от волнений кто-то просто «забыл» снять заглушку с блока зажигания второй ступени. Ее с этой заглушкой (правда, изрядно помятую от удара об воду) американцы и выловили: так как керосин с кислородом сам не воспламеняется, то все топливо вторая ступень через холодный двигатель успела до удара выпустить и при падении не взорвалась…
Однако к «космической гонке» янки готовились всерьез, и уже через две недели произвели вполне успешный запуск своего спутника. Который, впрочем, кроме самих американцев вообще никто не заметил: за шесть часов до этого события в СССР был запущен космический корабли с тремя космонавтами на борту. Хотя Владимир Михайлович и обиделся, что командиром корабля был назначен Герман Титов, но Таня его перед полетом успокоила:
— Да не переживайте так сильно, для вас отдельная программа готовится. Успеете еще славы хлебнуть…
Но, похоже, свою славу Владимиру Михайловичу предстояло хлебать уже без Тани: когда корабль — после четырехсуточного полета — приземлился, Таня работу с космонавтами уже прекратила. Не то чтобы совсем, но сама больше с ними не работала, да и на тренажерах их не гоняла, полностью возложив подготовку отряда на Каманина. И опять переключилась на свою медицинскую программу.
Так что на очередной встрече в начале декабря Иосиф Виссарионович не удержался и спросил:
— Таня, вы решили больше космосом не заниматься?
— Ну какой из меня космонавт!
— Такой, который уже дважды в космос слетал.
— Да я не об этом, а вообще. Про космос я знаю лишь то, что это хорошо с точки зрения укрепления обороноспособности. Ну и немножко про химию топливную, но все, что знала, уже рассказала, теперь этим специалисты занимаются.
— Но кое-что вы все же знаете. Если можете, скажите: а почему у Королева получаются такие разные ракеты? То есть ракета вроде одна, а вот возможности их…
— А дело не в ракете, дело в двигателях. В зависимости от качества форсунок, которое на текущем уровне технологий мы просто заранее определить не можем, двигатель или устойчиво работает на циклине, или нет. А на керосине он всегда устойчиво работает, так что при испытаниях каждого двигателя проверяется его способность работать на синтетике, и если он может, то он ставится в ракету помощнее. Проблема в том, что два из трех двигателей могут работать только на керосине, поэтому-то сейчас космические корабли выводятся только на низкую орбиту. Я… инженеры во ВНИПИ постарались корабль сделать полегче, с ними королевская ракета и на керосине справляется.
— Но ведь ваша… синтетика обходится на порядке дороже, зачем ее вообще тогда применять? Может, проще будет делать спутники полегче? В докладе Глушко указывал, что даже селекция двигателей — и то заметно удорожает производство.
— Да, удорожает. Но пока другой ракеты, которая может вытащить на низкую орбиту почти девять тонн, у нас нет. Да и девять тонн она может поднять только на двести километров, так что эти тонны еще и подталкивать придется.
— Какие девять тонн, куда подталкивать? И как?
— Мы с Лаврентием Павловичем это уже обсуждали. Нам нужна постоянно действующая разведывательная станция в космосе, но пока большую станцию мы запустить не можем. Поэтому запустим маленькую, я ее перехвачу на низкой орбите и вытащу на более высокую, где она спокойно пролетает несколько лет.
Сталин повернулся к Берии и с интересом на него поглядел:
— Вы мне об этом не докладывали.
— Это Танино предложение, мы его еще детально не рассматривали.
— А что я-то? Это на самом деле предложение Челомея, а я просто прикинула, как к его реализации приступать. Если Глушко сделает двигатель, которые он Челомею пообещал, то лет через пять у нас может появиться ракета, способная тонн пятнадцать на орбиту вывести. Но так как гарантии у нас нет, а за врагами следить надо еще вчера… И единственной проблемой сейчас является то, что автоматики, способной быстро подцепить модуль станции на низкой орбите, у нас пока просто нет, так что придется мне лететь.
— И когда? — с непонятными интонациями спросил Таню Сталин.
— Когда модуль доделают, тогда и полечу. Думаю, ближе к лету.
— Так, а кто у нас этот модуль делает? И на какие, извините, шиши?
Вот только ответа на этот вопрос Иосиф Виссарионович не дождался. Впрочем, и вопрос-то был сугубо риторический…
А таких риторических вопросов у Сталина появилось много. Тридцатого декабря в Дубне был произведен торжественный пуск атомной электростанции мощностью в двести сорок мегаватт на полную мощность. А в трехстах метрах он нее была закончена установка корпуса следующего водо-водяного реактора, который — по расчетам Курчатова — через полтора года будет выдавать уже пятьсот сорок мегаватт электричества. И еще сразу четыре таких же электростанции начали строиться в других местах, а в Германии, возле Мейсена, была готова к запуску атомная электростанция мощностью в семьдесят мегаватт, построенная по проекту Игоря Африкантова.
Правда Игорь Васильевич, уже подсчитавший, что первую «большую» электростанцию Доллежаля позже можно будет «дотянуть» до примерно четырехсот мегаватт, конструкцию Африкантова оценил даже более высоко: по его мнению, если использовать «предложения» товарища Серовой, немецкую станцию будет несложно модернизировать до практически двухсотмегаваттной мощности. Но Таня, когда Берия спросил, что она думает о таких идеях Курчатова, ответила несколько… замысловато:
— Разогнать реакторы конечно можно. Но — не нужно. Проще новый реактор построить.
— Но ты же сама говорила, что реактор Доллежаля позже можно хоть до пятисот мегаватт разогнать!
— И опять повторю: можно, но не нужно. Чтобы разогнать сам реактор, достаточно просто топливо поменять. А чтобы реактор при этом не взорвался, необходимо поменять все его обрамление. Поставить новые циркуляционные насосы, парогенераторы тоже новые, поменять турбины и генераторы электрические. Экономия получается лишь на корпусе реактора, а простой кусок железа можно и новый сделать.
— А ты хоть знаешь, сколько этот кусок железа стоит?
— Знаю. Поэтому я могу предложить подрядить на изготовление этого железа чехов. Причем особо подчеркну, что не Чехословакию, а простых чехов, выстроив там нужный для этого завод. То есть даже не выстроив, а только оплатив его строительство: у нас рабочих рук и так не хватает.
— То есть ты предлагаешь передать технологии…
— Некритические — да, предлагаю. Потому что сами чехи из этого куска железа электростанцию выстроить никогда не смогут. И немцы, которые пусть циркуляционные насосы нам делают, тоже не смогут. И вместе они атомную станцию не сделают. Просто потому, что у них никогда не появятся технологии, позволяющие делать топливные элементы для АЭС.
— Но французы же сделали! И даже электростанцию запустили!
— И англичане тоже сделали. Ну и тьфу на них. Французы, конечно, молодцы: сами на ровном месте разработали и выстроили электростанцию атомную. Мощностью аж в сорок четыре мегаватта. И запихнули в него четверть всего урана, который они смогли у себя за все время с войны добыть. Конечно, сейчас они полезут копать уран в колониях, но мы им можем в этом слегка помешать. Британцам, правда, помешать не можем, они уран из Австралии к себе скоро потащат — но опять повторю: пока у буржуев нет центрифуг для обогащения урана, атомные станции для них будут лишь дорогостоящей экзотикой, причем самой большой проблемой окажется нехватка собственно урана: без обогащения реакторы его очень много потребляют и быстро выжигают. А центрифуг у них еще долго не будет…
— И ты об этом позаботишься…
— Нет, Лаврентий Павлович, пусть об этом Абакумов заботится. А я позабочусь о том, чтобы наши потребители электричества жили долго и счастливо.
— Вот и заботься, а то, видишь ли, в космос опять лететь задумала.
— Мне туда не хочется, там холодно и скучно. Но сейчас только я смогу собрать пилотируемую станцию, так что мне просто деваться некуда. А когда эту станцию мы соберем, я с удовольствием о космосе навек забуду.
— Ага, вот прям щяз. Иосиф Виссарионович против твоей идеи Поповичей вместе запускать: говорит, что буржуи сразу какую-то гадость в прессе про них опубликуют. А вот чисто женский экипаж он считает допустимым. Может ты с Мариной полетишь? Мы тебе еще Звезду на китель повесим, и всем буржуям нос утрем. А про то, что вы еще и станцию на долговременную орбиту поднимали, сохраним пока в тайне.
— Не выйдет, просто по энергетике не выйдет. Мы уже все просчитали: лететь мне придется одной, с жизнеобеспечением на трое суток максимум: топлива очень много понадобится, и запас небольшой если у меня сразу стыковка не пройдет — а я и так на циклине полечу, ничего лишнего с собой взять уже просто не получится. Вдвоем мы просто не долетим куда надо, а если чисто женский экипаж — так я Свету Качурину максимум за полгода к полету подготовлю.
— Так у нее же двое детей!
— А вы что, думаете, что каждый, кто в корабль садится, уже смертник? Слетает, Звезду получит… и на погоны — тоже. Нос нужно утирать по-крупному!
— Старая ты вымогательница! Ладно… я программу Челомея посмотрел уже внимательно, мне она нравится. Как думаешь, осилит?
— Надеюсь. В любом случае у Королева сейчас приличных идей нет, а Янгель — у него своя работа, возможно, более важная чем все остальные. Если… когда он сделает ракету, которая донесет до супостата десять-двенадцать специзделий по паре мегатонн, то можно будет вздохнуть относительно спокойно. Но пока эта работа не выполнена, дергать его и пытаться подсунуть другие задачи совершенно неправильно. Так что пусть спокойно делает свое дело, а я — буду делать своё. Примерно до лета буду…
И в новом, тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году Таня — как и многие миллионы остальных советских граждан — занималась своей работой. И в качестве «побочного результата» этой работы она выяснила, почему же при «путешествии» у реципиента полностью белеют волосы. То есть это был абсолютно побочный эффект при отработке выращивания «запчастей» для инвалидов непосредственно на их теле. Небольших таких «запчастей», вроде отстреленного пальца или уха. То есть, скажем, с ухом все было просто: хрящевая ткань «не помнит» исходной формы органа, основой которого она является, поэтому «форму» придавала изготовленная «по лекалам конкретного человека» пластиковая арматура — и Танина работа в основном заключалась в налаживании серийного производства требуемого пластика (который должен был полностью рассасываться года через три пребывания в человеческом организме). А вот с пальцами было несколько хуже: хотя костная ткань и была относительно «гибкой» в плане заместительной хирургии, проблемы возникали большей частью с тканью мышечной, а уж с нервной тканью все было совсем паршиво. Таня Ашфаль, вспомнив все, чему ее учили в медицинской школе, решила применить «устаревшую», но иногда еще используемую технологию направленной электрической стимуляции при выращивании нервных волокон — и определенных результатов добилась. И вот тут-то…
Оказалось, что такая стимуляция при определенных параметрах воздействия напрочь блокирует выработку каталазы клетками, подвергнувшимися такому воздействию. А так как волосяные фолликулы вырабатывают довольно много перекиси водорода, каталазой расщепляемой «на месте», волосы просто обесцвечивались в процессе роста, поскольку перекись полностью расщепляла меланины. Когда становится ясна причина явления, то исправить такое «недоразумение» оказалось очень просто. Таня попробовала (не на себе, а на «подопытных кроликах» в госпитале) и убедилась, что «лекарство» работает. А на отдельно выращиваемой «культуре» кожи собственной головы узнала, что Таня Серова в детстве была светло-русой (но до «натуральной блондинки» все же не дотягивающей).
В медицинских институтах ВНИПИ (исследовательских, не учебных) люди работали главным образом не «за деньги», а «за идею» — и работали очень хорошо. Поэтому для Тани часто работы просто не оставалось. То есть именно работы исследовательской, и она с огромным удовольствием вставала на «конвейер», где в полном соответствии с ее обещаниями инвалидам войны возвращали утраченные руки и ноги. В стране уже два десятка госпиталей этим занималось, но ведь во Владимирской области их вылечить обещала она — поэтому и обещание старалась лично исполнить. Ну, насколько сил хватало. И знаний — а обретенное в процессе работы знание помогло ей и еще одну проблему инвалидов поправить: очень многие даже молодые ребята с фронта вернулись совершенно седыми, и они очень порадовались возможности «меньше походить на стариков». Вроде и мелочь — но жизнь в основном и состоит из мелочей, а если какие-то из них можно сделать приятными…
На очередном совещании «посвященных» Сталин задал простой вопрос:
— Станислав Густавович, расскажи-ка, с цифрами на руках, что, по мнению Госплана, мы должны ставить в качестве главного приоритета. Сейчас Таня предлагает нам выделить на проекты товарища Челомея три миллиарда рублей…