- Обещаю, о чем бы ни шла речь.
- Вам, верно, это покажется странным. Не знаю, как и сказать. Только не сочтите это прихотью или неблагодарностью с моей стороны, - говорила Крошка Доррит, снова невольно поддаваясь волнению.
- Нет, нет, нет. Я заранее уверен, что все, что вы скажете, будет разумным и справедливым. И я ничуть не опасаюсь неверно истолковать ваши слова.
- Благодарю вас, сэр. Вы решили еще раз навестить моего отца?
- Да.
- И вы собираетесь сделать это завтра - по крайней мере вы были так добры и внимательны, что предупредили его об этом запиской.
- Да - но стоит ли говорить о таких пустяках!
- Так вот, я хочу просить вас не делать кое-чего, - сказала Крошка Доррит, крепко сжав свои маленькие ручки и устремив на него взгляд, в который она вложила, казалось, всю свою душу. - Вы не догадываетесь, чего именно?
- Пожалуй, догадываюсь. Но я могу и ошибаться.
- Нет, вы не ошибаетесь, - сказала Крошка Доррит, покачав головой. Если нам будет так трудно, так трудно, что мы не сможем без этого обойтись, тогда я сама попрошу у вас, хорошо?
- Хорошо. Пусть будет по-вашему.
- Не поощряйте его. А если он станет просить, делайте вид, что вы не понимаете просьб. И не давайте ему ничего. Пощадите его, избавьте от этого унижения и вам тогда легче будет его уважать.
Слезы заблестели в ее полных тревоги глазах, и Кленнэм дрогнувшим голосом поспешил ответить, что ее желание для него священно.
- Вы ведь его не знаете по-настоящему, - сказала она. - Не знаете и не можете знать. Вы только видите, до чего он дошел, бедный мой, дорогой мой отец, но вы не видели всего, что его довело до этого. А я видела и знаю! И оттого, что вы были так добры к нам, отнеслись с таким чутким участием, мне особенно хочется, чтобы вы думали о нем лучше. Для меня нестерпима мысль, вскричала Крошка Доррит, закрыв лицо руками, - для меня нестерпима мысль, что вы, именно вы, видите его только в минуты его унижения!
- Ну, не надо так убиваться, - сказал Кленнэм. - Право, не надо, Крошка Доррит. Я все понял, уверяю вас.
- Благодарю вас, сэр. Благодарю! Я всячески старалась избежать этого разговора, день и ночь думала, как мне быть; но когда я узнала, что вы обещались прийти к нам завтра, я решилась. Только это не потому, чтобы я стыдилась своего отца, - она быстро вытерла слезы, - а потому, что я знаю его, как никто не знает, и люблю его и горжусь им.
Высказав то, что камнем лежало у нее на душе, Крошка Доррит заторопилась уходить. У Мэгги сна уже как не бывало; она пожирала глазами пирожное и фрукты, ухмыляясь в приятном ожидании. Кленнэм, желая отвлечь Крошку Доррит от печальных мыслей, налил ее подопечной стакан вина, который та немедленно выпила, причем после каждого глотка громко причмокивала, поглаживая себя по горлу, и приговаривала замирающим голосом, закатив глаза под самый лоб: "Ох, и вкусно! Ну прямо как в больнице!" Когда же с вином и с восторгами было покончено, он просил ее сложить все угощение в свою корзинку (Мэгги никогда не выходила без корзинки), да позаботиться, чтобы на столе ничего не осталось. Радость, с которой Мэгги бросилась исполнять его просьбу, и радость маленькой маменьки при виде радости Мэгги убедили Кленнэма, что лучшего завершения разговора и придумать нельзя было.
- Но ведь ворота уже давным-давно заперты, - вдруг спохватился Кленнэм. - Куда же вы пойдете?
- Я буду ночевать у Мэгги, - ответила Крошка Доррит, - Мне там будет очень хорошо и покойно.
- В таком случае, я провожу вас, - сказал Кленнэм. - Я не могу отпустить вас одних в такой час.
- Нет, нет, пожалуйста, не провожайте, - взмолилась Крошка Доррит. - Я вас очень, очень прошу!
Она просила так убедительно, что Кленнэм счел неделикатным настаивать тем более, что ему нетрудно было представить себе убогое жилье Мэгги.
- Пойдем, Мэгги, - весело сказала Крошка Доррит, - мы отлично дойдем одни; дорогу мы знаем, верно, Мэгги?
- Верно, маменька, дорогу мы знаем, - прыснув со смеху, сказала Мэгги.
И они ушли; но прежде чем переступить порог, Крошка Доррит оглянулась и сказала: "Благослови вас бог!" Она сказала это совсем тихо, но как знать! быть может, там, в вышине, ее слова были слышны не хуже, чем если б их пропел целый соборный хор.
Артур Кленнэм выждал, покуда они завернут за угол, и незаметно последовал за ними. У него не было намерения навязывать свое присутствие Крошке Доррит там, где оно оказалось бы нежеланным, но он хотел убедиться, что она благополучно добралась до знакомого квартала. Такой крохотной, такой хрупкой и беззащитной в сырой холодной мгле казалась ее фигурка, полускрытая колышущейся тенью ее подопечной, что Кленнэму, который привык смотреть на нее как на ребенка, захотелось взять ее на руки и понести.
Но вот они вышли на широкую улицу, в конце которой находилась тюрьма Маршалси, и Кленнэм увидел, как они слегка замедлили шаг, а потом свернули в переулок. Он остановился, чувствуя себя не вправе идти дальше, и, постояв немного, нерешительно повернул назад. Ему и в голову не приходило, что им грозит опасность всю ночь провести на улице; и лишь много, много времени спустя он узнал правду.
Убогий домишко, к которому они подошли, был весь погружен в темноту, и ни звука не доносилось из-за запертой двери. Тогда Крошка Доррит сказала своей подопечной:
- Мэгги, тебе на этой квартире живется хорошо, и поэтому не следует вызывать неудовольствие хозяев. Постучимся тихонько раз и другой; а если нам не отворят, придется ждать до утра.
Крошка Доррит осторожно постучала в дверь и прислушалась. Еще раз осторожно постучала в дверь и еще раз прислушалась. Все было тихо.
- Ничего не поделаешь, милая Мэгги. Запасемся терпением и будем ждать утра.
Ночь была сырая и темная, холодный ветер пронизывал до костей, и когда они вновь очутились на улице, которая вела к Маршалси, где-то рядом часы пробили половину второго. - Еще каких-нибудь пять с половиной часов, сказала Крошка Доррит, - и можно будет идти домой. - Заговорив о доме, который находился так близко, естественно было пойти взглянуть на него. Они подошли к запертым воротам тюрьмы и заглянули сквозь решетку в наружный дворик. - Надеюсь, отец мирно спит и не тревожится обо мне, - сказала Крошка Доррит, целуя холодное железо.
От ворот, таких привычных и знакомых, словно веяло дружеским теплом. Они поставили в уголок корзинку Мэгги и уселись на нее, тесно прижавшись друг к другу. Тишина и безлюдье ночной улицы не пугали Крошку Доррит, но стоило ей заслышать в отдалении чьи-то шаги или увидеть, как чья-то тень метнулась от фонаря к фонарю, она вздрагивала и шептала: - Мэгги, кто-то идет. Пойдем отсюда! - И Мэгги просыпалась, недовольно сопя, и они уходили в сторону от тюрьмы, но когда все стихало, опять возвращались на прежнее место.
Вначале Мэгги, увлеченная едой, держалась довольно бодро. Но мало-помалу это занятие потеряло для нее прелесть новизны, и тогда она начала хныкать и жаловаться на холод. - Потерпи, моя хорошая, уже немного осталось, - ласково уговаривала ее Крошка Доррит. - Да, вам-то легко, маменька, - возражала Мэгги, - а каково мне, бедненькой, ведь мне всего десять лет.
Наконец, когда все кругом вовсе уж стихло, Крошке Доррит удалось убаюкать свою подопечную, положив ее большую безобразную голову к себе на грудь. Так и сидела она в этот глухой ночной час, все равно что одна, у тюремной решетки, сидела и смотрела на небо, где в бешеном хороводе неслись среди звезд облака - это и были танцы на балу Крошки Доррит.
"А хорошо бы в самом деле быть сейчас на балу! - мелькнуло вдруг у нее в мыслях. - Чтобы вокруг было светло и тепло и красиво, и чтобы бал происходил у нас, в нашем доме, и мой отец, бедный дорогой отец мой был бы хозяином этого дома, а никакой тюрьмы Маршалси и не знавал бы никогда. И чтобы мистер Кленнэм тоже там был, и мы бы с ним танцевали под чудесную музыку, и у всех было бы так легко и весело на душе. Хотелось бы мне знать..." Много чего хотелось бы знать Крошке Доррит, и, глядя на звезды, она забылась в мечтах, но вскоре ее вернуло к действительности хныканье проснувшейся Мэгги, которая озябла и хотела согреться на ходу.
Три часа, половина четвертого, а они все ходили и ходили. Они миновали Лондонский мост, слушали, как плещется вода, набегая на его устои, со страхом вглядывались в туман испарений, клубившийся над поверхностью реки, и там, где на воду ложились отсветы мостовых фонарей, видели мерцающие блики, точно дьявольские очи, привораживающие грех и нищету. Они убегали от пьяных. Обходили бездомных, приютившихся на ночлег в темных закоулках. Испуганно шарахались в сторону при виде ночных бродяг, которые шныряли по примолкшим улицам, с громким свистом перекликаясь на перекрестках, или же со всех ног удирали от кого-то. Вот когда пригодилась Крошке Доррит ее детская наружность - со стороны казалось, будто Мэгги ведет ее за собой, хотя на самом деле это она и вела и ободряла свою спутницу. Не раз во встречной гурьбе гуляк или подозрительных оборванцев слышался возглас: "Эй, дайте пройти женщине с ребенком".
И женщина с ребенком проходили и шли дальше, и вот уже где-то на колокольне пробило пять часов. Они теперь брели к востоку, всматриваясь, не покажется ли в небе первая бледная полоска рассвета, - как вдруг какая-то женская фигура загородила им дорогу.
- Что ты тут делаешь с ребенком? - спросила женщина у Мэгги.
Говорившая была молода - слишком молода, видит бог, чтобы одной бродить по улицам в такой час! - и лицо ее не было ни безобразным, ни злым. Слова ее прозвучали грубо, но голос вовсе не был груб от природы, напротив, в нем слышались мелодичные нотки.
- А вы что тут делаете? - в свою очередь спросила Мэгги, ничего лучшего не придумав для ответа.
- А ты сама не догадываешься?
- Нет, не догадываюсь, - сказала Мэгги.
- Гублю себя. Вот тебе ответ на твой вопрос, а теперь отвечай на мой. Что ты тут делаешь с ребенком?
Та, кого она приняла за ребенка, не поднимая головы, жалась к Мэгги.
- Бедняжечка! -сказала женщина. - Сердца у тебя, что ли, нет, что ты ее таскаешь ночью по улице в этакую стужу? Глаз, что ли, нет, что ты не видишь, какая она худенькая и слабенькая? Ума, что ли, нет (впрочем, на то похоже), что ты не замечаешь, как дрожит ее озябшая ручонка. - Она шагнула ближе и, взяв руку Крошки Доррит, принялась растирать ее своими ладонями. - Поцелуй несчастную грешницу, милочка, - добавила она, склонив голову, - и скажи, куда эта женщина ведет тебя.
Крошка Доррит подняла лицо к говорившей.
- Боже правый! - воскликнула та, попятившись. - Да это взрослая девушка!
- Не смущайтесь тем, что я не ребенок! - возразила Крошка Доррит, удерживая разжавшиеся руки незнакомки. - Я все равно ничуть не боюсь вас.