— Да ты можешь двигаться поживее, пожри тебя пустота?! — воскликнул низкорослый крепкий монах, пытаясь протиснуться вперёд.
В ответ ему сквозь многоголосую какофонию донеслось лишь раздражённое рычание.
Выжившие церковники, наконец, достигли выхода из проклятой крепости, которая вдоволь напилась их крови. Длинную центральную улицу, ведущую от въезда в город к главной площади, они преодолели достаточно споро. Проблема возникла на самом выходе. Рухнувшие створки частично заблокировали и без того не слишком широкую арку ворот, формируя “бутылочное горлышко” для рвущихся на свободу служителей церкви. Образовалась натуральная давка.
Кто-то истошно закричал.
— Поглоти тебя бездна! — выругался всё тот же монах, споткнувшись обо что-то лежащее на земле.
Благо упасть было не так просто, так как со всех сторон его подпирали такие же спешащие покинуть крепость церковники. Служитель ордена посмотрел вниз и увидел, что споткнулся он о тело менее удачливого брата по вере. После того как по телу прошли несколько десятков ног, узнать погибшего было невозможно. Да, монах этим заниматься и не собирался. Он лишь брезгливо поморщился, наступая на перепачканную пылью и кровью рясу, укрывавшую раздавленное тело.
— Братья, постойте! — зычно прокричал седобородый служитель ордена, привлекая к себе внимание толпы, когда отступающие монахи всё же вырвались из сердца баронства и достигли своего полевого лагеря.
Выжившие рассредоточились по лагерю, спешно собирая свои немногочисленные пожитки.
— Братья, остановитесь! — седобородый подошёл к распятому на священном знаке брату Фили.
Те монахи, которые находились ближе к нему, остановились и посмотрели на пытающегося до них докричаться собрата.
— Чего глотку рвёшь, отец Корвин? — недовольно пробасил тучный служитель церкви. — Ноги уносить нужно. Не дай Создатель, воины проклятого баронства на атаку решатся. А у меня голова будто сама не своя, да руки ходуном ходят. Я даже не помню, как в этой крепости оказался, чтоб ей на нижний план провалиться! У братьев то же самое. Или ты один готов сдержать натиск тех демоновых магов? Нет? Или же ты расправишься с теми яростными воинами? Снова нет? То-то же! Так что не мешай и дай братьям спокойно уйти.
— Точно! Дело говоришь! Уходить нужно! — загомонила разрастающаяся вокруг отца Корвина толпа.
— Тихо! — вновь прокричал отец Корвин и пытливо взглянул на оппонента. — А куда уходить-то?
— Ну, так в Соколиный оплот. Куда же ещё? — не задумавшись ни на секунду, ответил полный монах.
— В Соколиный опло-от? — протянул седобородый. — Ну тогда ответь-ка мне на один вопрос, брат. Что ты скажешь отцу Золену, когда он спросит тебя, какого демона ты вернулся обратно?
При упоминании старшего инквизитора монах вздрогнул и тут же сник. Собравшиеся вокруг церковники загудели, подобно рою пчёл.
— Что молчишь? Представил? — допытывался отец Корвин. — Представил. Вот и я не хотел бы оказаться в такой ситуации. Неизвестно, что ещё хуже — славная гибель на поле боя, или отец Золен, пребывающий в ярости.
— И что ты предлагаешь? — задумчиво почесал затылок монах.
— Думать, брат. Думать, — ответил отец Корвин. — Вряд ли баронские воины решатся сегодня на вылазку. Им эта победа тоже далась немалой ценой. Так что советую выставить дозор, набираться сил и думать о том, как нам всем быть дальше.
Седобородый служитель церкви оглядел всех собравшихся и громко прочистил горло, привлекая к себе их внимание.
— Братья! Нам сейчас необходимо… — обращение отца Корвина к монахам прервал испуганный крик.
Кричал один из братьев, задрав голову вверх и тыча пальцем в ночное небо.
Отец Корвин посмотрел туда, куда указывал перебивший его монах, и побледнел.
На тёмном небосводе одна за другой стремительно гасли звёзды. Через какое-то время погасла и луна. Лагерь служителей церкви погрузился в кромешный мрак. Монахи замолчали, наблюдая за происходящим в гробовой тишине.
Внезапно где-то поблизости зазвучал звонкий детский смех. Ответил ему такой же заливистый хохот с другой стороны. И ещё. И ещё.
Спустя некоторое время отцу Корвину казалось, что детский искристый смех доносится со всех сторон, заглушая собой все прочие звуки. В какую-то секунду всё стихло столь же неожиданно, как и началось.
— Раз, два, три, четыре, пять! — игривый детский голосок нарушил звенящую тишину, повисшую над лагерем. — Выходи во тьме играть!
Отец Корвин создал над своей дрожащей ладонью тусклый светляк, пытаясь хоть как-то развеять сгустившийся мрак. Это всё, на что хватало его скромного дара. Свет, исходящий от плетения, упёрся в густой чёрный туман, который медленно ворочался, стелясь над землёй. Церковник добавил в светляк ещё силы, практически опустошив свой резерв.
Пятно света раздалось в стороны лишь на несколько десятков сантиметров.
— Коли вышел ты — беги, — плетение высветило маленькую златокудрую девочку лет десяти.
Девочка мило улыбалась и, чуть склонив голову набок, смотрела на отца Корвина.
Церковник нервно сглотнул, глядя на то, как по синюшным щекам ребёнка из уголков чёрных глаз скатываются тягучие тёмно-вишнёвые капли слёз. Слёзы, оставив свой след на юном лице, капали с подбородка девочки ей на грудь, образуя тёмное пятно на белом кружевном платьице. Руки ребёнок держал за спиной.
— Отдав душу и кишки, — вкрадчивым шёпотом закончила девочка, резко махнув рукой, в которой оказался зажат большой ржавый нож.
Отец Корвин дёрнулся от острой боли, которая прострелила его живот, и попытался прикрыть рану ладонями, но ребёнок оказался проворнее, запустив туда руку первым. Девочка даже высунула длинный чёрный язык от усердия, пока что-то целеустермлённо искала среди внутренностей служителя церкви. Наконец, её лицо озарила радость, и она резко дёрнула рукой на себя.
Отец Корвин с ужасом смотрел на свою печень, находящуюся в детских ладошках. Несмотря на угасающее сознание, церковник успел увидеть, как ребёнок сначала с удовольствием лизнул свой трофей, а следом и вовсе откусил от него немалый кусок. И, подняв перепачканное в крови лицо, заливисто засмеялся. Детский смех вновь заполнил собой всё пространство. Только теперь в него вплетались крики боли и ужаса убиваемых обитателями нижнего плана монахов.
***
— Паша! — воскликнул Мишико, исчезая в перламутровой вспышке.
— Пожри тебя пустота! — рыкнул Вел, заставляя себя переставлять налившиеся свинцом ноги ещё быстрее. Демонолог уже и забыл, когда он последний раз так выматывался.
Улица, на которую их вывел сотник баронства Герхард, выглядела плачевно. Часть домов просто исчезла, раскидав по окрестностям обломки собственных стен и крыш. Лишь почерневшие каменные дымоходы почему-то устояли перед световым штормом, устроенным начинающим магом, и теперь одиноко возвышались мрачными надгробиями на месте гибели приютивших их жилищ.
У тех домов, которым повезло оказаться подальше от эпицентра сражения, были вырваны целые куски из стен.
Так что продвижение и без того истощённого мастера тьмы затруднялось ещё и тем, что улица буквально была завалена строительным мусором. Едкий пот жёг глаза демонолога, но он всё равно не отрывал взгляда от лежащих на прихрамовой площади тел, над которыми стояла на коленях найденная ими девочка. Рядом с девочкой навис старик в рясе. На руках старика пригрелся малыш Вали. За его спиной медленно собирались люди. Много людей.
— Только не помри, малыш, — прохрипел мастер тьмы, ещё поднаддав, — ты от меня так просто не избавишься.
— Жив? — внезапно появившийся возле Мали паладин склонился над телом своего ученика.
Девушка часто закивала, не отрывая взгляда от Павла. Мали аккуратно положила его руку к себе на колени и нежно коснулась обожжённой до черноты ладони начинающего мага. От её руки медленно потёк мягкий белый свет.
— Мне нужна вода и чистая ткань, — коротко произнесла Мали.
Паладин кивнул и поднялся.
— Сейчас всё принесут, дочка, — опередил его отец Авель и, подозвав к себе одного из прихожан, принялся что-то тихо ему перечислять.
Мишико внимательно посмотрел на церковника, но решил отложить все вопросы до более подходящего времени.
— У него сильное истощение, — тихо заговорила юная ведьма. — Ещё немного, и он бы сам себя выжег. Сейчас ему нужен отдых и должный уход.
Паладин кивнул и, устало выдохнув, посмотрел на залитое кровью лицо своего ученика. Его потряхивало. И он поймал себя на мысли, что, пожалуй, впервые после того как узнал о гибели Искры, он переживал за кого-то. Впервые с того момента его сердце выбивало напористый южный танец, вместо размеренного северного ритма. Неужели он так успел привязаться к этому худощавому парню? Осознание этого факта заставило его улыбнуться. Так, улыбаясь, блондин бегло глянул на искорёженную железку, некогда бывшую мечом юного мага, и, отпихнув её ногой в сторону, принялся внимательно изучать тело убитого монаха.
— Арэль?! — удивлённо просипел подоспевший мастер тьмы. — Так ты жив, старый пердун?! А мне говорили, что твой прах по всему континенту ветром разнесло.
Отец Авель вздрогнул и медленно поднял глаза на демонолога.
— Кхм… Отец Авель, — поправил мастера тьмы церковник. — Тебя-то, Вел, тоже в нижнем мире с факелами ищут. Бедолаги ещё не подозревают, какое дерьмо им достанется после твоей бесславной кончины.
— Нет, Миш, ты это слышал?! — распалялся демонолог. — Кстати, ты в курсе, что это вроде как ты его своим молотом приголубил? Вот! Познакомься со своей мнимой жертвой!
— В-вы… Тот, о ком я думаю? Вы Мишико Молот? — голос отца Авеля слегка дал петуха.
Паладин поднял тяжёлый взгляд своих голубых глаз на человека в рясе.
— Он нам помог, — юная ведьма истолковала происходящую перепалку по-своему.
— Я твой должник, — посмотрев в глаза отца Авеля, кивнул паладин и указал ножом на демонолога. — Знакомы?
— Когда-то… Работали… Вместе, — седобородый церковник взвешивал каждое слово и смотрел на блондина, будто кролик на неспешно приближающегося удава.
— Работнички, — паладин усмехнулся и резким движением зажатого в руке ножа сделал длинный надрез на рясе погибшего монаха.
Откинув в сторону грязно-серую тряпку, которая когда-то была одеянием церковника, и внимательно присмотревшись к телу, Мишико удивлённо присвистнул.
— Сегодня прямо день встреч со старыми друзьями, — паладин зажёг светляк, чтобы как следует рассмотреть татуировку на покрытой язвами и струпьями груди изменённого. — Ну, здравствуй, Август!
— Госпо… Мишико, — негромко окликнул блондина Гери.
Паладин отвлёкся от изучения трупа и посмотрел на сотника, вопросительно подняв бровь.
— Девушка — целитель? — в голосе Гери было трудно скрываемое волнение.
— Да, — не стал вдаваться в подробности Мишико.
— А не могла бы она помочь господину?
— Это тебе не у меня спрашивать, сотник, — покачал головой паладин.
— Госпожа… — повернулся к юной ведьме Гери.
— Мали, — не отвлекаясь от перевязки бессознательного Павла, ответила девушка, — просто Мали. Сейчас закончу, и посмотрим на вашего господина. Помоги его приподнять.
— Конечно! — просиял сотник, метнувшись к юной ведьме.
Мишико пробормотал нечто одобряющее и вернулся к изучению татуировки на теле убитого его учеником монаха. Боевой серп, который обвивала колючая лоза.
— Август, Август, — тихо проговорил паладин, — во что же ты вляпался?
Мишико тяжело вздохнул и погрузился в воспоминания.
***
Они встречали тот закат, сидя прямо на парапете крепостной стены, свесив ноги вниз и прижавшись друг к другу плечами. Он и Искра. Она любила закаты. А он любил её. И это было их место. Место, где они молча проводили пару десятков минут, наслаждаясь заходящим за горизонт светилом и друг другом. Все обитатели Сурийских врат знали про эту маленькую слабость двух паладинов и старались избегать этой части стены в предзакатные минуты.
Прохладный вечерний ветерок приятно касался обожжённых дневным зноем лиц. А сытный ужин и небольшая порция вина расслабляли мышцы и обволакивали сознание, нагоняя сладкую дремоту.
— Тебя сегодня приглашал к себе настоятель? — Нария, несмотря на её мощь и грозную славу, была достаточно хрупкого, даже миниатюрного телосложения и обладала весьма тонким голоском.
Мишико покачал головой и заглянул в васильковую бездну её глаз.
— Столичные никак не успокоятся, — мягко улыбнулся паладин.
— Эти дуболомы никогда не понимали с первого раза, — ответила Искра и положила голову на его плечо. — Неужели так трудно осознать то, что нас с тобой и тут всё устраивает? Мы тут нужны. Мы на своём месте.
— На этот раз пожаловала инквизиция, — хмыкнул Мишико.
— А эти-то что тут забыли? — удивилась Нария.
— Не знаю, — нахмурился паладин. — Там какая-то мутная история. Настойчиво предлагали перевестись в столицу под их серое крылышко. Завлекали сладкими речами о силе и власти.
— Силе? Власти? — прервала его Искра.
— Вот и мне с этим не всё понятно, — кивнул паладин. — На прямой вопрос отвечали какими-то намёками и ужимками.
— Бред, — хмыкнула Нария.
— Не поверишь, — продолжил Мишико, — после очередного моего отказа чернильная душонка приняла многозначительный вид и обещала решить всё иначе.
— Пусть попробуют, — прыснула Искра.
За их спинами раздались тихие приближающиеся шаги.
— Август? — паладин повернулся и с лёгким недовольством посмотрел на приближающегося к ним человека.
— Командир, — Август коротко кивнул отдыхающим паладинам.
— Что-то случилось, Август? — Мишико спрыгнул с парапета и оглядел своего ученика и подчинённого.
Всегда собранный и серьёзный Август сейчас выглядел несколько растерянным.
— Командир… — начал было ученик, но запнулся и склонил бритую до блеска голову вниз, уперев взгляд в каменный пол.
— Ну же, ученик, — подбодрил Августа Мишико, — не будь размазнёй.
— Командир, — подчинённый поднял лицо и взглянул в глаза своему учителю, — я ухожу, командир.
— Вот как? — удивлённо поднял бровь паладин. — И, позволь узнать, куда же?
— Инквизиция, — коротко ответил Август.
— И что же тебя к этому побудило?
— Сила. Они обещают сделать меня сильнее, — выдохнул ученик.
— Тебе мало того, чем тебя наградил Создатель? — вклинилась в их диалог Искра.
— Много силы не бывает, — ответил Август.
— И зачем она тебе? — спросил Мишико.
Ученик, ничего не ответив, отвёл взгляд в сторону.
— Ты свободен, — раздражённо дёрнул плечом паладин.
Мишико не любил ошибаться в людях. Тем более в тех, в кого он вкладывал часть себя. Не дожидаясь ответа, паладин вновь забрался на парапет стены и устроился рядом с возлюбленной.
— Командир… — раздался за спиной тихий голос Августа.
— Я тебе больше не командир, Август. Ты свободен! — глухо ответил ему Мишико.
Август стиснул зубы и, резко развернувшись, отправился в сторону крепостных ворот, где его ожидал тот улыбающийся инквизитор из столицы. Позже Мишико узнал, что в тот день этот человек в серой рясе лишил Сурийские Врата семи сильных одарённых.
***
— Мишико! Мы готовы, — раздался за спиной паладина голос сотника.
Блондин тряхнул головой, прогоняя остатки воспоминаний, и поднялся.
— Ты как? — Мишико посмотрел на юную ведьму.
— Нормально, — кивнула та в ответ.
— Веди, сотник, — обратился паладин к Гери. — Посмотрим, что приключилось с вашим бароном.
Сотник часто закивал и заторопился к ближайшей улице.
— Вел! — Мишико окликнул беседующего с церковником демонолога и указал на труп монаха. — Тебе нести это дерьмо!
— Зачем? — удивился мастер тьмы.
— Хочу его изучить, — ответил паладин, бережно поднимая на руки бессознательного Павла.
— Тут самому бы добрести, — пробурчал себе под нос Вел и уже громче добавил: Арэль! Бери его за ноги!
— Я отец Авель! — уже на ходу возмутился седобородый церковник.
— Да похер, — устало выдохнул мастер тьмы, беря изменённого монаха за руки.
На транспорт в виде переносимого трупа тут же не преминула усесться бурая жаба.
***
Последние крики стихли, и густую, вязкую тьму над бывшим лагерем монахов разорвал первый робкий луч яркой луны. К стараниям естественного спутника присоединились переливающиеся звезды, и общими усилиями им всё-таки удалось развеять чёрный туман над щедро залитым кровью полем.
У бывшего шатра отца Говарда зажглась пара бледных, янтарных светлячков. Зажглась и тут же потухла. И вновь едва заметно зажглась. Но теперь уже не исчезла, набирая яркость с каждым ударом сердца.
Распятый брат Фили вздрогнул и медленно поднял изуродованное лицо вверх. В какой-то момент силы покинули его, и голова вновь безвольно упала на грудь. Остекленевшие, лишённые век глаза полыхнули янтарём, и голова вновь начала своё неспешное движение вверх.
Брат Фили столь же медленно оглядел бывший лагерь, и его тело снова содрогнулось. Руки оставались на месте. Взгляд распятого остановился на собственном левом предплечье. Янтарная вспышка, скрип стали о дерево, и спустя минуту брат Фили сжимал и разжимал кулак пробитой ножом руки. Снова вспышка, и освежёванное лицо монаха уткнулось в прохладную землю.
Спустя пару минут брат Фили медленно сел и осмотрелся по сторонам. Ещё через минуту он поднялся на ноги и попытался сделать пару шагов, но запутался ногами в собственных кишках и рухнул на землю. Побарахтавшись, он всё же вновь встал и, держа в руках большой клубок из своих внутренностей, неуверенными шагами побрёл к ближайшему трупу церковника.
Выронив кровавый ком прямо в пыль, брат Фили принялся сдирать с трупа его одеяние. Надев рясу, он поднял свою ношу и замер, переместив взгляд янтарных глаз на крепость. Смотрел долго, будто пытаясь запечатлеть в своей памяти каждую деталь. Наконец, он вздрогнул и, накинув на лишённую кожи голову капюшон рясы, неспешно отправился в сторону залитого лунным светом тракта.