Научная конференция в одном из залов корпорации «Астрал», расположенной в центре Новой Москвы, входила в завершающую фазу. Сегодня обсуждались проекты по межпространственному переселению разума и теории о мультивселенной в рамках текущих проектов научного отдела. Здесь присутствовали не только учёные, но и коммерческий директор с группой инженеров. Сейчас слово взял Павел Геннадиевич Астахов, пожилой мужчина со строгим взглядом и густой ухоженной бородой:
— Позвольте повторить, что если учесть самый простой уровень понимания метавселенной, то космос настолько велик, что логично предположение, что где-то еще есть другие планеты, точно такие же, как Земля. Фактически, в бесконечной Вселенной было бы бесконечно много планет, и на некоторых из них происходящие события были бы практически идентичны событиям на нашей Земле. Космическое видение ограничено скоростью света, а свет начал распространяться с момента большого взрыва, и мы не можем видеть дальше, чем на 14 миллиардов световых лет. Достигнуть других вселенных с помощью космического перелёта невозможно или практически невозможно. Мне представляется возможным лишь путь через удалённую загрузку сознания. Для более точной настройки в доступной нам системе коор…
Зачем человечество, ну или малая его часть, пытается найти другой мир? Любопытство, только и всего. Именно оно позволило найти ответ на многие вопросы прошлых лет — валорум.
Валорум — это прорыв в науке XX века. Элемент неизвестного характера, который существует в твёрдой и жидкой форме, был открыт при исследовании планет за границами Солнечной Системы. На наших же восьми планетах, как и на Менделеевском фронте, без перемен. Валорум позволил совершить скачок в отрасли космического кораблестроения, следовательно — освоении космоса, и, как ни странно, нейробиологии и физике.
— Не вижу повода для таких оптимистичных прогнозов, коллеги, — внёс свой вклад Олег Юрьевич Грачёв, коммерческий директор. — Если предположить, что мы сможем перенести сознание в, скажем, не известную нам Вселенную, то как быть с законами в этой самой Вселенной? Ведь она… хм… теоретически… может следовать принципиально разным математическим законам природы, чем, скажем, Наблюдаемая Вселенная. Тогда любая математически возможная вселенная, полагаю, имеет равную возможность фактического существования. И насколько будет коммерчески целесообразно продолжать этот… эксперимент по так называемой загрузке сознания? Ведь спрос на капсулы дополненной реальности растёт день ото дня. Предзаказы новой модели уже превысили все прогнозы наших экспертов. Можно же, скажем, перераспределить, да, перераспределить часть средств и ресурсов для…
Скучно. Последние разработки, доступные для общественности, кстати, представляют собой дополненную реальность в виде новых ММОРПГ полного погружения и прочих убийц времени и денег. Сома для хомо новус XXI века. Однако компания «Астрал» собрала ряд известных учёных-физиков и нейробиологов не для создания дивного нового мира, а как раз для осуществления проекта загрузки сознания и переселения в эти новые реальности. Не все в совете директоров с этим согласны, а уж рядовые сотрудники делят гранты при каждом удобном случае.
В зале, куда ни посмотри, сидит профессор или доктор наук с сотнями знаковых исследований и колоссальным стажем работы. Моя же не менее скромная персона является магистром технической аппаратуры и архива, профессором двух не прижившихся почек, доктором поиска подработки, лауреатом размышлений о стороннем и младшим научным сотрудником. Благо в круг моих обязанностей входит лишь контроль за записью конференции и, возможно, пара поручений после того, как старики потратят весь порох. А он уже на исходе. И заканчивал конференцию Игорь Александрович Сахаров:
— Ваши опасения, Олег Юрьевич, обоснованы, но отрицать научный интерес к области непознанного при вложениях нашей компании просто бессмысленно. Есть вероятность, что существуют Вселенные, которые находятся в том же пространстве и времени, что и наша собственная, но у нас просто нет возможности получить к ним доступ. Пока нет, но вы постоянно контактируете с такими Вселенными. Каждый момент вашей жизни, каждое решение, которое вы принимаете, вызывает разделение вашего настоящего «я» в бесконечное количество будущих «я», все из которых не знают друг друга. Или просто не могут контактировать друг с другом, но, если бы у человека потенциально имелась такая возможность… Но продолжить мы можем в следующий раз, — резко прервался Сахаров. — Друзья, сегодня был долгий день и мне кажется, что нам всем следует отдохнуть. Впереди ждут выходные, а к насущным вопросам мы можем вернуться в понедельник. Товарищей инженеров попрошу задержаться и провести замену валорума в энергосистеме капсул и еженедельную калибровку.
Профессор Сахаров — удивительный человек, с отличным чувством такта и времени. Он же и является моим нанимателем и патроном. По его рекомендательному письму мне пытались пересадить почку со скидкой. До этого уже была неудачная попытка. Заплатил всё, что было скоплено за последние несколько лет, но она не проросла. Славно, что моя бледность и худоба мало заботит знакомых и коллег, ведь все свои обязанности я выполняю исправно как швейцарские часы, а шрамы от игл, которыми меня регулярно обкалывают при очистке крови, скрывает обычная водолазка.
Пока я перепроверял запись конференции и обновлял информацию в архиве, мастодонты мысли начали медленно разбредаться по своим пещерам. Просторный зал с круглым столом по центру и панорамным окном с видом на железобетонные достижения гениев конструкторской мысли начинал потихоньку пустеть. Я закончил работу и стал собираться домой, когда меня окликнул Игорь Александрович:
— Михаил Андреевич, спасибо за работу. Не забудьте, пожалуйста, про отчёты, которые я отправил вам для ознакомления. Можете не спешить. Если закончите до среды, то буду очень благодарен. Хороших выходных и берегите себя.
Я изобразил улыбку на уставшем лице:
— Конечно, профессор. Всё сделаю. Всего доброго.
Вот и прошла ещё одна неделя в научно-исследовательском отделе корпорации «Астрал». Зал опустел, и я, взяв со стола пропуск, тоже отправился на выход. За дверью меня ждало стекло купола и круговой зал. Наверное, если не считать автостраду и верхний монорельс, то вид открывается сумасшедший. Новая Москва — это верхний ярус, построенный над Старым городом, где расположились здание городского правительства, элитные районы для жилья, престижные школы и офисы корпораций. После первого полёта в космос в 1961 году, дальнейшего обнаружения валорума и скачка технологий, началось строительство Верхнего города. Тогда здесь жила партийная элита, а сейчас, после двадцати лет современной России, живет богема, политики, зажиточные горожане и их отпрыски. Снять жильё в Новой Москве нереально, а попасть сюда можно только по пропускам. Мой нужно один раз в месяц обновлять в офисе «Астрала».
В каком-то смысле мне повезло трудиться здесь, но работа, скорее, нашла меня сама, а оплата младшего научного сотрудника позволяет нормально жить лишь в нижней части столицы. Почки у меня, молодого и здорового — ладно, средних лет и не дряхлого — отказали внезапно и обе. Я не думал, что слабость, отсутствие аппетита и чувствительность к холоду — не от того, что я работаю шесть дней в неделю, а в седьмой проверяю тетради и сочинения, а от почечной недостаточности. В нижнем проходить гемодиализ муторно, дорого и больно, но иного выбора не было.
Год назад я смог попасть в клинику на верхнем уровне, а там была пересадка. Неудачная. Но в несчастье помог доктор, который рассказал о наборе сотрудников в «Астрал» и дал рекомендацию. Профессору Сахарову я на собеседовании рассказал всё как есть и добавил, что случай правит миром. Как объяснил Игорь Александрович, я фаталист, а не пессимист, и вообще, лишь половина моей судьбы зависит от фортуны, а остальная половина от меня. Думаю, Государь из меня бы всё равно не вышел. Вот и почка, полученная при поручительстве Сахарова, тоже решила мне не служить после пересадки. Бывает. Теперь коплю на биоинженерные образцы, которые стоят в два-три раза дороже, и пять дней в неделю занимаюсь мелкими поручениями, отчетами, работой в соавторстве и прочими делами в научном отделе. Нудно, однако платят больше, чем в Нижней Москве.
От грустных мыслей меня отвлекла панель вызова лифта. Жмем. Прозрачное стекло позволило пережить незабываемое ощущение свободного падения из шапки огромного гриба. Почему так? Здание корпорации — это гигантская полусфера, куда можно попасть только с помощью лифта. А опоры играют роль грибной ножки. По какой-то причине руководству приглянулось это строение в качестве конференц-центра, и тут проводятся почти все собрания. Хотя гонять людей из соседнего исследовательского центра по грибы для встреч мне кажется лишней тратой сил и времени. Могли бы связываться по-человечески, через личный терминал. Может быть, у начальства пунктик на споры лицом к лицу.
Вот и мой этаж. В лифте никого, а внизу всего пара человек. Нечего задерживаться в пятницу вечером на собраниях.
— До свидания, — попрощался я с охранником, пробиваясь на выход.
— Угу, — буркнул он что-то непонятное в ответ.
Странно, что институт охраны не изжил себя, даже когда компании повсеместно используют автоматизированную систему распознавания, сразу же реагирующую на несанкционированный доступ на территорию. Главное, чтобы система не замечталась. Например, об электроовцах. А с остальным справится.
Мне предстояла поездка по ночному Верхнему городу, благо оплату проезда берёт на себя компания. Большинство сотрудников предпочитает ездить на такси, но мне больше нравится монорельс. Их, кстати, в Москве два.
Строительство монорельса в Нижнем городе в нулевых сопровождалось крупными финансовыми и экологическими скандалами. Для возведения линии внизу снесли несколько парков, поставили пробные опоры и запустили поезд между двумя остановками. Потом количество станций было увеличено, и монорельс в Нижнем городе стал местной достопримечательностью. Деньги были потрачены немаленькие, зато появился способ быстрого передвижения для простого люда. Но «быстро» не всегда приравнивается к «безопасно». Нижний монорельс за несколько лет превратился в пристанище людей без прописки, бродячих музыкантов, мелких воришек и мошенников. А сейчас и вовсе является лотереей, в которой вечером и ночью можно легко расстаться с кошельком или несколькими зубами.
Монорельс в Верхнем городе — совсем другое дело. Это высокотехнологичная круговая линия с поездами, курсирующими через равный промежуток времени и новыми чистыми вагонами. За билеты, что вдвое дороже, чем внизу, платить все равно не мне.
С такими мыслями я подошел к остановке, залез в удачно подъехавший поезд и устроился на крайнем сиденье. Еще один пассажир, спешащий по своим делам. Хорошо, что остановка находится от конференц-офиса в пяти минутах ходьбы. Вагон медленно тронулся, и в окне показался калейдоскоп ярких вывесок, скверов и причудливых высоток.
Через десять минут я снова стоял на улице, но уже напротив небольшого светлого ухоженного здания. Именно это не выделяющееся строение без вывески, больше похожее на жилой дом, и является моей клиникой последний год. Здесь, в небольшом кабинете, три раза в неделю я прохожу очистку крови. Иногда мне составляют компанию другие пациенты, но не думаю, что поздним вечером пятницы будет аншлаг. Все же большинство предпочитает приходить днём или утром, чтобы побыстрее отстреляться и освободить оставшийся день.
Передо мной бесшумно открылась дверь клиники, и я оказался внутри небольшой приемной. Встроенные лампы на потолке, слегка приглушенный свет, явно чтобы не раздражать ночных посетителей. Ну или работников. В глубине комнаты стойка администрации и два терминала. Слева и справа у стен расположены кресла для тех, кто ожидает свое время записи к специалисту или на процедуры.
У левой стены как раз расположилась семья из трех человек. Отец, мужчина средних лет в деловом костюме, с короткой стрижкой и эспаньолкой, о чем-то перешептывается с женой, которая выглядит бледновато. Дочь в это время читает электронную книгу. Надеюсь, что читает, а не смотрит какую-нибудь ерунду в местной Сети. Может, её мать — моя коллега по несчастью? Впрочем, это не так уж и важно. Мне назначено на восемь, так что ждать не придется.
За стойкой дежурит молодая девушка в белом халате. Не знаю почему даже администраторы их постоянно носят. Дежурная улыбка и такое же приветствие:
— Добрый вечер. Вы на сегодня записаны?
— Вечер, — спокойно здороваюсь я с девушкой, — на восемь.
— Тогда зарегистрируйтесь в терминале и проходите в указанный кабинет. Если возникнут трудности, то дайте мне знать, и мы их обязательно решим.
— Ага, — с безразличием в голосе ответил я и пошел забивать данные о посещении в терминал.
Интересная постановка рекомендации. Есть ли у меня трудности? Навалом. Почки лет шесть, примерно, не работают. Почти сразу после смерти родителей отказали. Сестра редко пишет, на работе завалы, в личной жизни беспросветный штиль. В общем, до Тортуги я не доплыву. А вот возникнут ли у меня проблемы в ближайшие четыре-пять часов? Вряд ли. Скорее всего, я просто просплю все время диализа и смело поеду домой, так что от помощи мне администратор отбрехалась, ещё не начав помогать. Да и кто «мы?», пресветлейший и державнейший великий государь и великий князь Петр Алексеевич? М-да, что-то мысли совсем не в ту степь пошли.
Так, кабинет номер 1408 [1], как и всегда. Ну хорошо хоть, что не зал номер четыре [2]. А то у него плохая репутация.
Хотя пациенты без почек долго не живут. Вернее, живут относительно недолго. Средняя продолжительность существования составляет десять-пятнадцать лет, но это учитывая новую аппаратуру и в случаях, когда пациент действительно следит за здоровьем. Большая часть больных погибает из-за слабого иммунитета, и легкая простуда или насморк может запросто перерасти в воспаление лёгких, а пищевое отравление — в серьезные проблемы с желудком. Впрочем, надо отдать должное клиникам Верхнего города, здесь используют аппараты последних моделей, а иногда и экспериментальные образцы, так что, теоретически, продолжительность жизни при очистке крови не ограничена. Хочешь долго здравствовать? Ходи на диализ в клинику Верхнего, принимай дорогие лекарства, соблюдай диету, избегай недосыпа и стресса, и вуаля! Рецепт, мать его, бессмертия. Только билет зачастую стоит дороже, чем сама жизнь.
Я как раз подошел к двери кабинета и провел по сканеру рукой. Дверь открылась, внутри никого. Да, поздновато, ведь если прийти сейчас, то закончишь поздней ночью, а нужно еще добраться домой. Врачей внутри кабинета нет, процедура проходит автоматически, так что я сел в кресло у стены, откинул спинку, положил руку на подставку и нажал «СТАРТ» на панели быстрого доступа и прикрыл глаза. Нужно будет сходить в магазин в воскресенье, купить готовой еды, крупу и, может, немного фруктов. Долгий был день, мысли начали путаться, и я начал засыпать.
Мою полудрёму прервал звук распахнувшейся двери, и я открыл глаза. Где, говорите, тут кнопка вызова администратора? Кажется, появилась проблема, и мне теперь не поспать.
— Мишель, давно не виделись, чего это ты так поздно? — раздался мелодичный голос в палате. — Зато теперь можно будет поболтать, ты ведь не против? Конечно, не против, о чём это я? Пора, красавица, проснись…
— Пощади, — взмолился я. — Если уж ты начал учить стихи, то у меня, видимо, откажет почка.
Проблему зовут Граф. На вид ему около сорока, длинные русые волосы с сединой убраны в хвост, а носит он исключительно строгие брюки и рубашки. Впрочем, я никогда не видел его вне кабинета гемодиализа. Граф, в миру известный как Артём, талантливый художник и не менее талантливый болтун. Он из тех людей, что смотрят на небо и любят заглядывать за горизонт. Его завораживает будущее и космос. Он никогда там не был, но его видение поражает, хотя, казалось бы, что может быть красивого в мёртвом вакууме? Он будто проецирует свои мысли и чувства на бумагу, детализировано изображая планеты, корабли и Вселенные. Мечтатель, который смотрит на мир по-своему и дорожит собственной творческой философией.
Мы познакомились в этой клинике год назад в ровно таком же кабинете, а позже я узнал, что у него тоже не прижились почки. Три пересадки, но безуспешно. Деньгами судьбу не купишь. Впрочем, это нисколько его не удручает, и Артём продолжает творить и терроризировать меня разговорами каждую встречу. Отделаться от него невозможно, разве что умереть, но это вряд ли остановит художника. Артём проспонсирует поиск Некрономикона, поднимет тебя из мёртвых, и вы всё равно поболтаете.
— А у тебя и так ни одной рабочей, — искренне улыбнулся Граф. — Опять предаешься бессмысленной рефлексии и копаешься в себе? Жизнь слишком коротка, нужно всё успеть.
— Кто понял жизнь, тот больше не спешит. Все вокруг лишь борьба и тлен. Дай Морфею забрать меня в лучший мир.
— Когда настоящее оказывается слишком разочаровывающим, а люди вокруг слишком прагматичными, я вызываю в воображении свои видения будущего, и они заряжают меня энергией. Мои картины — это и есть моя Муза. На самом деле, очень часто люди обращаются ко мне, чтобы почерпнуть новые идеи. Им нужно полотно, которое отображает их взгляды и настроение. Я могу дать это им. Могу дать надежду, а зрителю остается лишь ухватиться за нее, как за соломинку.
— Да-да-да, нео-баталист, Верещагин [3] нашего времени. Как только продам почку, сразу же обращусь к тебе. И вообще, картина хороша тем, что её можно продать. Технически, твоя Муза уже тысячу раз мертва. Ты её породил, ты её и убиваешь, при этом раз за разом.
— Je suis celui qui suis [4], — многозначительно ответил художник и лёг на соседнее кресло. — И ничто человеческое мне не чуждо.
— Иногда я не уверен, что ты человек. — Я снова прикрыл глаза. — О чём говорить будем?
— Как ты относишься к Нижнему городу? — поинтересовался Граф.
Даже не знаю, что ему ответить. Я родился и прожил в нем всю свою жизнь. Меня никогда не пугает обложка, ведь не по ней нужно судить о книге. Работа учителем после университета только убедила меня в этой простой истине. Мы живём и умираем, а внизу или наверху — не так важно. Поэтому ответ очевиден:
— Напрямую.
— А как ты относишься к криминогенности района? — продолжил Артём, ерзая в кресле. — Бунтарский дух, mon ami, и отсутствие гармонии с собой и миром. Многие озлоблены и хотят в Верхнюю Москву, чтобы начать новую жизнь.
— Да, ты прав, — согласился я с товарищем по несчастью. — Все стремятся попасть наверх. Многие перестали считать Нижний своим домом и это… забавно
— Общество ставит тебе цели: хорошая работа, собственное жильё, машина и прочее, но не даёт возможностей достижения этих целей. В итоге мы получаем мотивированного и, как я сказал, озлобленного человека, ищущего удобный случай и подходящую жертву. Помогает лишь контроль за порядком, — по голосу Графа стало ясно, что он в своей стихии и рад поделиться мыслями. — Полагаю, преступность не перемещается с социальной или этнической группой, а концентрируется в одном и том же месте. Транзитная зона, пристанище, временность пребывания там обусловливает преступность. Я ведь уеду, моё-то место не здесь, только скоплю денег. Все же грабить или убивать в собственном доме ты не станешь? Не весь Нижний такой, я думаю, что есть и спокойные места, и неплохие люди.
— Ты не знаешь, но система наблюдения не работает там сколько себя помню, — поддержал я собеседника небольшой ремаркой, — Все камеры давно сняли и перепродали.
— Полагаю, что если преступники соберутся, например, грабить банкомат в пригороде, а над ним до этого повесят камеру, то камера проблему не решит. — задумчиво сказал Артём. — Мотивированные нарушители просто ограбят другой банкомат.
— Многие приезжают в Нижний, чтобы начать взлет, не осознавая, что лишь приближаются к свободному падению, — кивнул я, не открывая глаза. — Больше контроля, и будет всем мир и шоколадка?
— Если ты имеешь в виду социальный контроль в целом, то такая теория действительно существует, — согласился художник. — Люди со слабыми социальными связями скорее подвержены преступной активности. Эти связи, конечно же, можно укреплять. Полагаю, поможет привязанность к родным, правильная оценка рисков, la foi, в бога или в себя, в конце концов.
— А «Святые» и «Сорвиголовы»? — возразил я.
— О, ты прав. А притворяешься бревном, — довольно проговорил Артём. — Думаю, что этот эксперимент подтвердит предвзятость в отношении детей разных социальных групп, в равной мере участвующих в криминальной активности, в любой школе верхнего города. Только одни будут «безобидно играть и веселиться», а другие «совершать ужасные преступления». «Святые» и «Сорвиголовы» подтверждают лейблинг во всей его красе.
От продолжения мысли Графа отвлек звуковой сигнал аппарата об окончании диализа. Моя рука освободилась от пут бездушной машины, неспособной написать симфонию, а мозг — от оков живого организма, способного создать бесценное произведение искусства или заговорить тебя до смерти. Хотя себе-то можно признаться, что Граф отличный собеседник и время с ним летит незаметно. Тем не менее, нужно прощаться.
— Ладно, я устал, окончен бой. — Я улыбнулся, вставая с кресла и неспешно разминая ноги.
— Ну вот, уже улыбаешься, а то тлен, смерть и прочая жуть. Жизнь переиграть не получится. Во всех смыслах, — похвалил меня художник.
— Я и не пытаюсь. — Картинно отмахнувшись от Артема, я направился к выходу. — Увидимся, Граф.
— Само собой, с меня портвейн, — ответил мне художник.
— Ага, — завершил ритуал прощания я.
Но ни мне, ни ему этот портвейн никогда не попробовать. Как, впрочем, и любой другой алкоголь. Организм и так не справляется, незачем ему в этом помогать. Остается только придерживаться одного и того же ритуала. При каждой встрече Граф обещает мне что-нибудь принести или рассказать, а я никогда не говорю «прощай». Желаем друг другу не сдохнуть, короче говоря. И ведь работает. Ну и кто там бубнит, что магии не существует? Правда, когда увиделись на прошлой неделе, он действительно принёс мне два пропуска А-класса в Малый Лунный Театр. Я, как человек простой, предпочитаю кино. Но по таким билетам пустят и в театр, и в Верхний квартал. Оба пропуска лежат дома в тумбочке и собирают пыль до тех пор, пока не станет слишком поздно.
Можно ли назвать нас друзьями? Пожалуй, настолько, насколько могу дружить я и человек, переживший два десятка таких же собеседников, как я. На самом деле, Граф боится, но не может признаться себе в этом. Он пережил слишком много знакомых. Двадцать лет — колоссальный срок для человека без почек и без надежды на операцию. Он видел, как гасли те, кто сидел в соседнем кресле. Когда-то они учились и работали, радовались и злились, любили и ненавидели. Наверное, я ошибся, когда сказал, что он никогда не был в космосе, ведь Граф один из немногих, кто по-настоящему видел, как гасли звёзды. Именно поэтому его и тянет в безжизненный вакуум — туда, где не будет страха и боли.
С такими мыслями я спустился на первый этаж, прошел по коридору в приемную, а затем меня встретила ночная прохлада Верхнего города. Ну что? Пора домой.
[1] Художественный фильм ужасов 2007-го года.
[2] Рассказ американского писателя Стивена Кинга.
[3] Русский художник, живописец-баталист. Будучи дворянином, окончил морской кадетский корпус, но все же выбрал профессию художника. Путешествовал по Средней Азии, Сибири и Китаю, создав ряд картин, посвященных теме войны, для чего нередко сам находился вблизи боевых действий.
[4] Я тот, кто я есть (фр.).