— Потом, — отвечает конченый холостяк, — поздравлять будешь. Сначала побудь свидетелем.
Я хмыкнул, представив презанимательное зрелище.
— Свидетелем чего? — уточняю, прихохатывая. — Первой брачной ночи?
Жених тоже ржёт.
— Обойдёшься, — осаживает, — достаточно и того, что заверишь подписи в ЗАГСе.
Я разочарованно вздохнул: кина не будет.
— Не могу, — отказываюсь от ответственной роли, — работать надо.
— Не надо, — ухмыляется жених, — я тебя отпросил у Когана. Так что можешь сказать спасибо старому товарищу, безвременно взошедшему на супружеский эшафот. Всё, ухожу, — приговорённый резво поднялся, — готовиться надо.
— Постель-то поправь за собой, — не упускаю случая поучить аккуратности. — Горюн — дядька серьёзный, может и по шее накостылять.
— Не сможет, — ухмыляется безнадёжный неряха, — за лошадьми умотал до понедельника-вторника, — но постель, всё же, поправил. — Я с утра пораньше забегу, а то проспишь с радости. Чао!
С третьей радости, мысленно подытоживаю я — и верно, что бог троицу любит. Вставать и бередить радость без причины не хочется. Лучше полежать и пережить ещё раз все три кряду.
Не успел как следует устроиться, как толкают, швыряют бесцеремонно из стороны в сторону, и противный голос как из-за угла:
— Так и знал, что проспишь. Вставай, засоня!
Хотел натянуть одеяло на голову, но не нашёл, пощупал рядом — оказывается, я на нём заснул. Пришлось приоткрыть один глаз: Игорёк!
— Ты чё вернулся? — сиплю недовольно.
— Куда вернулся? — злится. — Почти девять уже.
С трудом сел.
— Только прилёг на минуту, — оправдываюсь. Гляжу в окно — светло отчего-то. — Утро, что ли? — догадываюсь.
— Давай, шевелись, — командует беспощадный друг, — опоздаем.
— Куда? — спрашиваю вяло, запамятовав об ответственной роли брачного секунданта.
— Куда, куда… — кипятится Игорёк. — Да проснись же ты, наконец! Бедная твоя жена!
Я вмиг почти проснулся и даже рефлексивно встал.
— Какая жена? Разве не ты женишься?
— Я, я… одевайся…
А я и не раздевался. Плетусь к вешалке, напяливаю полушубок, привычно загибаю дырки на носках поверх ступни, всовываю лыжи в валенки.
— Ты что, в этом собрался?
— А что? — не понимаю, чем он недоволен: вот и учи на свою голову аккуратности.
— Посмотри на меня, — рычит. Расстёгивает шикарное пальто, под которым костюмчик — блеск и белая рубашенция с селёдкой.
— Глаза б мои на тебя не смотрели, — восхищаюсь стильной одёжкой. Может, мне тоже на время жениться.
— Хочешь, чтобы люди подумали, что я свидетеля подобрал в вытрезвителе? — кипятится денди.
— Ага, — соглашаюсь, — отведи меня назад — я досплю.
— Доспишь, когда тебя холодной водой обольют.
Я сразу вздрогнул всей шкурой, представив насильственную водную процедуру, и даже почувствовал, как она отстала от костей, зато окончательно проснулся.
— Где твой костюм? — допытывается Игорёк.
— Вот, — показываю на стул, на спинке которого обвис плечами мятый пиджачишко.
— А брюки?
Где же они? Отвернул пиджак — нет. Как пить дать — спёрли! Что за народ? Последнее утянут.
— Наверное, — предполагаю, — Горюн надел.
— Какой Горюн? — опять заводится порядком поднадоевший жених. — Он в них с мылом не влезет. Где забыл? — и смотрит пристально, следователем.
Так я и сознался! Подвести даму? Да никогда в жизни! Не в наших благородных правилах. Сарнячка вроде бы не приставала. Стал туго соображать.
— Эврика! — кричу. Отворачиваю матрац: — Вот! — лежат, миленькие, разглаженные, хоть сейчас под венец.
Игорёк взял, встряхнул, поморщился.
— В таких даже в гроб не кладут, — и исчез за дверями. А когда через пару минут появился, то держал в руке чей-то электроутюг. Всё смахнул со стола на печку, постелил моё одеяло — мог бы и своё принести, — поверх разложил брюки.
Короче, когда мы, запалившись примчались в святилище, то все так и пялились на меня, думая, что я жених. Одна невеста не ошиблась. Вся в воздушно-белом, а морда от злости красная. Игорёк кивает на меня, мол, я задержал. Я бы для друга и последней банки сгущёнки не пожалел, а он… «нас на бабу променял». Та сжала кулак в белой перчатке и исподтишка дружески приветствует меня, хотела что-то в дополнение сказать тёпленькое, но тут двери в преисподнюю отворились, и громкий голос протрубил:
— Волчков Игорь Александрович и Шматок Елена Игнатьевна.
Что значит королевская точность: мы прибыли тюлька-в-тюльку. Какая-то кучка людей, толкаясь, устремилась за брачующимися, а я, в результате, успел последним.
В большой комнате за длинным столом, покрытым красной бахромчатой скатертью, стояла под портретом Ленина, как в президиуме, чёрная ведьма суше меня со взбитыми вверх чёрными волосами, чтобы не было видно рожек, и я не поленился, заглянул сбоку, нет ли хвоста, но не разглядел, потому что она как заорёт почти басом на всю вселенную:
— Волчков… — и т. д., - берёшь замуж Шматок…? — и т. д.
Игорёк, естественно, сдрейфил от её рёва и сразу, не поторговавшись, согласился: