- Михаил Про.. Мишенька, что вы, что вы? Не надо!
- Я же добра им всем хотел, Юля! За что они меня так? Богом себя возомнил, сквозь людей смотрел, камни в почках и опухоли видел, а тех, кто был рядом, не разглядел.
- Не надо, не надо. Ты стольким помог, не плачь, - как ребенка, уговаривала Киреева Юля. Он и был сейчас ребенком, у которого отняли любимую игрушку или который узнал, что в мире есть не только добрые люди.
- Старец мне говорил... про искушения... говорил, а я... - не слушая девушку плакал Киреев. Кто-то кашлянул. Юля и Михаил подняли головы. В дверях стоял Сидор Потапыч.
- Стучу - не открывают. Можно войтить?
- Входи, отец. - Киреев поднялся и пошел на кухню умыться. Потом вернулся. - Говори, Потапыч, зачем пришел. Только покороче, будь ласков.
- А ты не торопи меня, не торопи. Я к тебе вроде как уполномоченный. От обчества.
- От какого общества?
- Знамо какого, старгородского. Я тут слышал про твои слова. И вот что тебе скажу, Михал Прокопыч. Ты ведь про всех плохо не думай. В любом стаде есть паршивая овца. Мы, тутошние, от Новоюрьевска до Камышевки, знаем, что к чему. А чрез нас другие узнают. Те, кому ты помог, я в том числе, благодарят тебя. И кланяются. - Неожиданно старик встал и отвесил земной поклон. Юля посмотрела на Михаила. У него не дрогнул ни один мускул. Сидел, почерневший, и смотрел в пол. Старик сел и продолжил:
- А вот что Богом себя возомнил - то плохо. В том кайся. Ты, Михал Прокопыч, про искушения говорил... Не знаю, о чем ты, но вот что я думаю, хоть и не монах, а простой деревенский дурачок, над которым всю жизнь смеялись. Ежели ты сейчас на весь мир озлобишься, если ненароком людей презирать будешь - тогда все. Не выдержал ты... Ну вот я и все тебе сказал. Прощевай. И ты, барышня, прощевай тоже.
- Спасибо тебе, старик. - Киреев поднялся. - Ты прав. Я знаю, что мне теперь делать. Ранним утром Киреев вышел из дома и пошел за церковные развалины в сторону поля. Прошел Поповскую посадку, миновал Дьякон - маленькое озерцо, где по преданию утонул пьяный дьяк. Идти становилось все труднее. Кончились тропы, снег доходил до пояса, но Киреев упрямо шел и шел вперед. Через час он дошел до места, которое в народе называли Долиной четырех дорог. Когда-то в старину здесь сходились несколько дорог. Если встать на перепутьи и пойти на юг, то можно было прийти в Чернигов и Киев, на север - в Тулу и Москву, на восток - в Муром и Владимир, на запад в Козельск и Смоленск. Сейчас от этих дорог не осталось и следа, и только в том месте, куда пришел Киреев, можно было увидеть их фрагменты. Встав на перекресток, Киреев повернулся лицом на восток. Снял шапку. Поднималось солнце. Уже не студеный, но еще и не теплый ветер играл в волосах.
- Господи! - Михаил опустился на колени. - Если этот дар - от Тебя, оставь его. Я помогу всем, кто ко мне придет. Если не от Тебя - пусть его не будет. Господи, услышь меня. - Киреев молился, как молилась Катерина в монастыре, не сомневаясь нисколько, что его слышат. Молился он долго, а потом по своим следам пошел домой. Перед домом на пути повстречалась хозяйка одного из тех домов, где с людей брали деньги. Женщина бросилась испуганно в сторону, но Михаил спокойно поздоровался и прошел мимо.
Вечером он позвал Юлю.
- Будь добра, встань к окну.
Юля не спорила. Встав, спросила:
- Мне раздеться? Или как?
- Как хочешь, но вообще-то не обязательно. Надо бы лучше Сидора Потапыча позвать, у тебя болячек, наверное, и так нет.
- Ты, чай, не извращенец, Михал Прокопыч? - сказала Юля, подражая интонации старика Потапыча.
- Не разговаривай. Все. Нет тусклого света. Экрана тоже нет. Потом он подошел к иконе и, опустившись на колени, произнес: "Спасибо, Господи! Владычица Небесная - слава Тебе!"
Встал и, обернувшись, улыбнулся Юле. На нее смотрел прежний Киреев.
- Ты как насчет картошки в мундире? И стаканчика молочка?
- А два стаканчика?
- Хоть три. Сегодня гуляем, Юля... Кстати, а кто у тебя на свадьбе подружкой будет?
- Софья.
- А другом жениха?
- Вы. Мы с Федором уже решили. И не надо на меня так смотреть.
Глава сорок четвертая
Гусиная стая, возвращавшаяся с далекого юга к родным северным озерам, над этим огромным скоплением домов, труб, машин и людей старалась пролететь как можно быстрее. Гуси летели сосредоточенно и безмолвно.
Киреев проснулся. Увидев, что часы показывали уже восемь утра, вскочил с постели.
- Надо же, что только не приснилось! Какие-то гуси, дороги, иконы... Жаль, все остальное забылось, что-то любопытное было, - с недавних пор у Михаила Прокофьевича Киреева выработалась привычка говорить вслух. - К чему снятся птицы? Надо посмотреть сонник. А икона? И тут он вспомнил, что не время разговаривать, а пора бежать в больницу, на консультацию. Михаил Прокофьевич изрядно нервничал, но что-то подсказывало ему: все будет хорошо. Ждал он недолго. Заранее записался в числе первых, так как сегодня у Киреева было множество дел. Самое главное - рандеву с банкиром Хайкиным. Дай Бог, чтобы все задуманное получилось, дай Бог.
- Киреев! - Это вызывали его.
- Раздевайтесь до пояса и ложитесь на кушетку. Молодой врач, судя по табличке - Кравчук Владислав Игоревич, осматривал Киреева долго и внимательно.
- Вот здесь больно?
- Да, немножко. И левее еще. Угу, вот тут. Что-то серьезное, как вы думаете? Взгляд врача упал на пиджак Киреева, висевший на спинке стула. Точнее, на значок, приколотый к лацкану: "Торпедо".
- Вы торпедовец, Михаил Прокофьевич? - неожиданно спросил врач.
- Да, - удивленно ответил Киреев. - Почти тридцать лет болею. Еще когда Стрельцов играл. Тогда у нас команда была! Великая команда!
- Я вообще-то за "Спартак" всю жизнь болею. Но "Торпедо" уважаю. Наши, конечно, опять первыми будут, а ваши, думаю, за третье место поборются.
- Да я надеюсь. У них вроде тренер новый. А что у меня, Владислав Игоревич? Что-то серьезное?
- Пустяки. Ваша Марина Петровна перестраховщица. Банальный гастродуоденит. Сейчас я рецептик вам выпишу. А так - порежимьте с месяц, поменьше волнений - и все будет нормально. Они простились как лучшие друзья. С плеч будто гора свалилась. В вестибюле у Киреева сработал мобильный телефон.
- Ты где пропадаешь? - его старый друг свободный журналист Костя Веничкин чуть ли не орал в трубку. - Быстро в банк поезжай.
- Все, еду. Я из больницы. У меня все хорошо.
- Ты даже не знаешь, как у тебя хорошо. Иоська тебя ждет.
- Что, согласен дать интервью?
- Не угадал! Гони бутылку, что это я, - ящик коньяка: тебя на работу в банк берут.
- Кем? - опешил Киреев.
- Замом Хайкина. Будешь курировать связь с общественностью.
- Слушай, сегодня не первое апреля, а седьмое.
- Да не шучу я, старик. Сам в трансе. Ему твои статьи показали, досье на тебя.
- Досье?